следовать твоим глупостям, делаешь вид, что опять забыл, как плавать, когда мы ездим на побережье, продолжаешь присваивать Драко уменьшительно-ласкательные имена, и в тебе никак не кончится подростковая гиперсексуальность, но все же, несмотря на все эти твои недостатки, я с ними смирился и принял, понимая тебя. И каким бы глупым не было это твое «Мы», я рад, что оно существует.
Профессор Северус Тобиас Снейп-Поттер.
P.S.
Не забудь обернуться».
Слезы наворачиваются мне на глаза еще при упоминании кольца и медведей, а к концу свитка я уже откровенно всхлипываю, пытаясь удержаться от дурацкой счастливой улыбки, которая расползается все шире и шире. Я оборачиваюсь и утираю попутно слезы под очками, желая только одного - чтобы этот момент, волшебный, невозможный, невероятный в своей романтичности, никогда не заканчивался, и я мог бы балансировать где-то там, на пике, вершине своей Джомолунгмы, вечно... а ты был бы рядом.
Я обнимаю тебя за шею, прижимаюсь как можно крепче и пытаюсь понять, как тогда, двенадцать лет назад, у меня хватило смелости переступить порог твоей спальни и скинуть через несколько минут с себя мантию-невидимку, показывая тебе свою слабость. Я тщетно пытаюсь вспомнить, в какой именно момент мне стало ясно, что Мы - будем всегда, всегда вместе и всегда рядом, чтобы поддержать друг друга, вытащить из бездны депрессии, помочь сбросить усталость, расслабиться, принять и понять все недостатки и достоинства, восхищаться, уважать, любить друг друга до тех пор, пока это не приестся, а потом повздорить, подорвать лабораторию и начать все сначала, чтобы потом можно было стоять под омелой в Рождество и целоваться до упоения, пока не захочется упасть в сугроб и счастливо смеяться.
И я целую твои губы, пью, как много лет назад, вкус чая, и понимаю, что ходить мне будет все-таки больно, несмотря на весь наш богатый сексуальный опыт.
И я распахиваю глаза и смотрю в твои, вновь не понимая... только сейчас я решительно не помню того момента, когда ты стал настолько любящим, и почему тебе нужно было ждать все эти долгие годы для того, чтобы разом утопить меня в счастье, бросить и растерзать такой всеобъемлющей любовью, доказать мне, что был и всегда буду любим тобой. И сегодня этот вальс - в отличие от той рождественской ночи, когда я буквально признался тебе впервые в своем страхе и в своем доверии, - он настоящий. И музыка - она не только у меня в ушах, она везде, и ты тоже ее слышишь. Наверное, вот оно - Мы, к которому я стремился сквозь Битву когда-то, сквозь тысячи битых пробирок и колб потом, сквозь необходимость работать и взрослеть, чтобы тебе соответствовать...
А я целую такие любимые, невозможные губы и смеюсь вместе с тобой, прижимаясь еще крепче и тихо шмыгая в последний раз:
- Ты совершенно невозможный, ты же знаешь? С тобой было ужасно трудно уживаться поначалу, потом стало трудно терпеть твои периоды отсутствия во время отъездов, а теперь я не хочу расставаться с тобой никогда-никогда, потому что я тебя тоже люблю. И кто бы там что ни говорил, лучше тебя мужа никогда не будет, - и я поднимаю на тебя глаза, зная, что сочетание моих безобразно растрепавшихся вихров и ужасно зеленых глаз тебе нравится, несмотря на все то, что было в твоем прошлом.
Я не могу удержаться, чтобы не съесть пару ягод и не скормить парочку тебе, после чего так же задумчиво киваю:
- А помнишь, какой ажиотаж поднялся после той конференции? Магический мир едва выдержал этот «мезальянс», и все думали, что у меня помутился рассудок, - и я с наслаждением отдаюсь в твои руки, потому что тоже чувствую этот призыв танцевать, заложенный в по-настоящему волшебной музыке, которая стала нашей, а не только моей.
- Северус, ну отличное же чтение для поднятия настроения, - даже не пытаюсь оправдываться, скорее по привычке привожу свои любимые аргументы. - Как только вижу эти псевдоскандальные заголовки о том, что Герою подлили приворотного зелья, сразу тянет улыбаться. Потому что если уж кто и должен был подливать в нашей паре зелье, так только я - в конце концов, я же навязался, - я целую тебя в шею.
- Я помню, - смеюсь я и лукаво улыбаюсь. - Хагриду тогда ужасно понравилось задавать тебе вопросы, не так ли? - твои руки всегда меня успокаивают. Когда у меня жар, твои пальцы прохладные, и твои прикосновения к моему лбу дарят облегчение. А сейчас здесь холодно, и твоя теплая рука заставляет меня прижиматься к ладони спиной, наслаждаясь этой лаской, которая выражает практически все, что у нас с тобой было. Нет, правда, твои прикосновения к моей спине - это самое интимное, что только можно придумать, они интимнее наших жарких ночей, поцелуев, взглядов.
- Что, настолько изобретательные? - нет, я знал, что что-то да стало результатом этой всеобщей зацикленности на нашем с тобой тогда еще романе, окутанном завесой тайны для тех, кто не знал нас близко. Ну, собственно, для всех, кроме Драко... нет, и все же - ну какой он Драко, я вас умоляю! Дракошкин же.
- И что, все три изобрели девушки? - вот теперь я точно удивлен. На моей памяти в Зельеварении обычно преуспевали обычно именно парни и мужчины, и мы с тобой тому живое доказательство.
Я висну у тебя на шее на несколько долгих секунд очередного поцелуя и с вздохом отстраняюсь, приобнимая тебя за пояс и начиная идти рядом:
- Это хорошо, что доставка. Потому что намерение по поводу долгой отдачи супружеского долга я хочу