Как странно. Он знал, что получил жестокое удовлетворение от уничтожения 'Анхура' и его спутника. Однако когда именно он преодолел границу между тем, чтобы быть тут потому, что кто-то должен быть тут, и удовлетворённостью тем, что именно он тот человек, который здесь был?
Этого он не знал, однако вглядываясь в сине-белый символ, означающий обитаемый мир по имени Целебрант, он на самом деле обнаружил, что с нетерпением ожидает, какие именно новые рутинные, скучные, абсолютно жизненные и неотложные дела ожидают из здесь.
Глава 32
- Знаете, босс, до бесконечности это продолжаться не может, - заметил Луи Паласиос, опуская последний заряд в предназначенную для него дыру.
- Думаешь, Саттлз и его дуболомы на самом деле сумеют нащупать собственную задницу обеими руками? - со смешком парировал Стивен Вестман.
- Факт в том, что могут суметь, босс. Ну, может быть не Саттлз, но Тревор Баннистер совсем не дурак, и вы это знаете. Пожалуй, именно поэтому мы и предпринимаем все те меры предосторожности, на которых вы настаиваете.
Главный маршал Тревор Баннистер командовал Службой Маршалов Монтаны, полицейской организацией, в юрисдикцию которой входила вся звёздная система. Как и остальные монтанцы, маршалы возводили в фетиш создание впечатления спокойствия и неторопливости, насколько это только вообще было возможно. К сожалению, впечатления могут быть обманчивыми, а маршалы обладали завидным послужным списком раскрытия даже самых запутанных дел. До недавно начавшихся проблем, кстати, Баннистер и Вестман были близкими друзьями. Что, как понимал Вестман, ни на секунду не остановит Баннистера в охоте за ним и его людьми. Честно заслуженная главным маршалом репутация в отношении цельности и упрямства была выдающейся даже для монтанца.
- Ладно, - кивнул Вестман. - Признаю, что старина Тревор достаточно умён. И что он хорошая ищейка, способная взять любой след. Но если мы продолжим оставаться осторожными, и будем соблюдать правила безопасности, то он замучается бегать за нами.
- Пожалуй, вы правы, - Паласиос утрамбовал грунт вокруг заряда, и его ловкие пальцы принялись вставлять детонатор. - Однако я не об этом говорил.
И замолк, продолжая аккуратно своё дело и явно сконцентрировавшись на нём. Вестман стоял позади него, смотря на него взглядом, в котором нежность мешалась с раздражением. Луи Паласиос был бригадиром у его отца, пока старик не умер. И новый, молодой босс получал от него почтительные предупреждения о совершаемых тем ошибках столько, сколько Вестман мог припомнить. И излюбленным способом того делать это, было отпускать загадочные комментарии, пока отчаяние не вынуждало Вестмана спросить, что тот имеет в виду.
Вот как сейчас.
- Ладно, Луи, - вздохнул он. - О чём же ты говорил?
- О том, что мы не сможем продолжать наносить им удары достаточно серьёзные, чтобы убедить манти и рембрандцев мотать домой, и не начать убивать людей, - сказал, поворачиваясь к нему, Паласиос, и голос его был очень, очень серьёзен.
Вестман посмотрел на него сверху вниз в свете фонаря. Искусственное освещение странно сказалось на выражении лица Паласиоса. Покрытое шрамами лицо бригадира казалось старше и суше. Казалось, тени добавляли мрачности и без того мрачному выражению его губ и глаз, и Вестман подумал, не произошло ли с его лицом то же самое. Несколько секунд прошли в молчании, а потом Вестман пожал плечами.
- Ты прав, - тихо согласился он. - Я намерен сколько возможно оттягивать этот момент, но я с самого начала говорил, что это неизбежно, если они не услышат голос разума. Ты это знаешь.
- Ага, - Паласиос в последний раз тщательно осмотрел заряд и детонатор и поднялся. Отряхнув ладони одна о другую, он залез в карман рубашки за жгутом, скрученным из высушенных листьев местного растения, прозванного колонистами 'бако'. Оно на самом деле не сильно походило на земной табак, но было приятно на вкус, являлось слабым стимулятором, и было неприхотливо в выращивании. Паласиос отрезал себе кусочек, закинул его в рот и принялся жевать.
- Дело в том, босс, - сказал он секунду спустя, - что вы всех нас об этом предупредили. И мы вам поверили. Проблема в том, что я не так уверен в том, что вы сами себе поверили.
- Что ты имеешь в виду?
Если бы такое сказал Стивену Вестману любой другой из ныне живущих людей, он был бы в бешенстве. Как минимум разгневавшись на подразумевавшееся предположение, что он лжёт самому себе. Но Луи Паласиос не был 'любым другим'. Он был тем, кто скорее всего знал Вестмана лучше, чем тот сам себя.
- Босс, я не говорю, что вы не рассматривали со всей чёртовой серьёзностью возможность того, что вставшие на нашем пути люди пострадают, даже погибнут. И не говорю, что вы не готовы испачкать руки, даже в крови, если придётся. Но правда в том, босс, - и вы знаете это не хуже меня, если честны перед самим собой - что вы не хотите этого. По сути, я не думаю, что во всей галактике есть что-либо, чего вы хотите меньше. Может быть - может быть - за исключением увидеть, как нас подгребают под себя манти.
- Я никогда не говорил, что действительно хочу этого, - голос Вестмана был жёсток, но не от гнева, а от решимости. - Но сделаю. Если придётся.
- Никогда в этом не сомневался, - просто ответил Паласиос. - Но вы наизнанку вывернетесь, чтобы этого избежать. И, по правде говоря, мне не сильно нравится то, что, пожалуй, с вами произойдёт, если дойдёт до этого. Не думайте, что меня сильно волнует, что все остальные на этой планете о нас подумают, если на то пошло. И не то, чтобы я собирался бросить вас после этого. Я просто хочу, чтобы вы обдумали тот факт, что мы, скорее всего, прошли по нынешней тропинке почти до самого конца. Пожалуй, сегодня мы сумеем никого не убить. Однако долго так не продлится. И рано или поздно мы окажемся против кого-то из мальчиков и девочек Тревора, и в руках у нас будут пушки. Мы с ребятами, мы до конца будем с вами. Вы это знаете. Не скажу, пожалуй, чтобы у большинства из нас, когда дело дойдёт до нажимания на спуск, были проблемы хотя бы отдалённо близкие к вашим, потому что все мы совершенно готовы предоставить право решать вам. Но именно вам придётся жить с этими решениями.
Он снова сделал паузу, смотря Вестману прямо в глаза.
- Я много лет знаю вас, босс. И сильно к вам привязался. Но до того, когда вам придётся принять эти решения, осталось не шибко долго. А я не хочу, чтобы вы приняли то, которое потом съест вас живьём изнутри. Так что лучше по-настоящему серьёзно подумайте насчет количества - и принадлежности - крови, которую вы на самом деле готовы пролить.
Стивен Вестман несколько секунд смотрел в ответ в глаза своего бригадира, а потом кивнул.
- Подумаю, - пообещал он. - Но я уже немало это делал. Не думаю, что изменю своё мнение, Луи.
- Нет, так нет, - философски заметил Паласиос. - В любом случае мы с ребятами будем с вами.
- Я знаю, - тихо сказал Вестман. - Я знаю.
- Он сказал, они собираются сделать что?
Уоррен Саттлз откинулся в кресле, стоявшем за столом в просторном, залитым солнечным светом кабинете системного президента и шокировано уставился на главного маршала Баннистера. Баннистер был человеком среднего роста - на самом деле, для Монтаны, чуть ниже среднего - с густой копной седеющих рыжих волос и тёмными глазами. Его покрывал глубокий загар и, несмотря на работу, которая слишком много времени удерживала его в кабинете, он в основном успешно сражался с появляющимся брюшком. Ещё он был молчаливым, не повышающим голоса человеком с репутацией никогда не использующего два слова там, где можно было обойтись одним… или хмыканием.
В основном по этой причине он и не ответил на то, что посчитал риторическим вопросом. Но это не было единственной причиной. Просто дело было в том, что Тревор Баннистер находил Уоррена Саттлза самым жалким представителем верховной исполнительной власти из всех трёх президентов, которым служил в качестве главного маршала. Саттлз не был плохим человеком; просто не очень сильным, а добившиеся его избрания пиарщики и политтехнологи были ничем не лучше. С практической точки зрения так называемая 'администрация Саттлза' мало чем отличалась от комитета, формальный глава которого не мог бы решить, в какой цвет покрасить стены собственной спальни, не проведя предварительно нескольких опросов общественного мнения. Во многих отношениях следовало пожалеть, что президентом был Уоррен Саттлз, а не Стивен Вестман. Хотя, если на то пошло, как бы мало уважения к Саттлзу не питал Баннистер, политика президента - особенно в отношении аннексии - была куда лучше для будущего Монтаны, чем политика Вестмана. Баннистеру не нравилось признавать это. Если и был на Монтане кто-то, кому Бернардус Ван Дорт бы симпатичен менее чем Стивену Вестману, это практически наверняка был Тревор Баннистер. Мысль о поддержке чего-то, что Ван Дорт считал хорошей идеей, комом застревала у него в горле. Но он сумел-таки его проглотить, поскольку какое бы отвращение он ни питал к Ван Дорту, Саттлз был прав в отношении будущего, и проводимая его администрацией политика одобрения аннексии была единственной имевшей смысл.
'А если бы и не так, этот сукин сын является законно избранным президентом моей звёздной системы, его политика отражает свободно выраженную волю почти трёх чёртовых четвертей электората, и я обязан - как законом, так и собственной присягой - добиваться соблюдения закона и защищать Конституцию Монтаны от всех врагов как внешних, так и внутренних. Включая и тех врагов, кому случилось быть моими близкими друзьями'.
- Сможет ли он на самом деле сделать это? - спросил Саттлз, наконец переходя от бессмысленных вопросов к тем, на которые может быть и в самом деле стоило ответить.
- Господин президент, - указал Баннистер, - во всех остальных случаях этот человек делал именно то, что говорил.
Уоррен Саттлз сжал зубы и сумел - каким-то образом - удержатся от разъярённого взгляда на сидевшего по другую сторону стола человека. Если бы он хоть на минуту поверил, что сможет пережить, в политическом смысле, увольнение Баннистера, то сделал бы это в мгновение ока. Или ему хотелось так думать. Факт в том, что Саттлз не был уверен, что у него хватило бы на это силы духа, даже если бы это было политически выполнимо. Что, разумеется, было не так. Тревор Баннистер был явлением сам по себе. Самый успешный, самый энергичный, самый преданный своему делу, имеющий больше всего наград, самый-самый-самый во всех отношениях главный маршал в истории Монтаны. И он даже не проявлял неуважения. Просто умудрялся заставить Уоррена Саттлза почувствовать себя идиотом - или почувствовать себя чертовски уверенным в том, что Баннистер считает его идиотом - без всякого видимого напряжения.
- Я в курсе, главный маршал, - секунду помедлив, сказал системный президент. - Как в курсе и того, что пока непохоже, чтобы мы хоть на сантиметр приблизились к его поимке по сравнению с тем, что было после его первых эскапад.
