- И что же вы хотели мне сообщить? - Терехов приподнял брось и обернулся к люку, облокотившись на стол.
- Ну, сэр, - медленно произнёс Орбан, - согласно Кодексу Беовульфа, обычно всё сказанное пациентом под воздействием сильнодействующих препаратов является конфиденциальной информацией, которая должна остаться между ним и врачом.
Терехов ощутил, как напряглись его мышцы. Звёздное Королевство чётко придерживалось биоэтики кодекса Беовульфа. Большинство врачей охотнее пошло бы в тюрьму, чем нарушило Кодекс.
- Надеюсь, - медленно сказал он, - ваш долг королевского офицера при некоторых обстоятельствах берёт верх над этой специфической привилегией.
- Да, сэр, берёт, - отозвался Орбан, с выражением мрачнее обычного. - Мне это не нравится, но берёт. Если на то пошло, я подозреваю, что при данных обстоятельствах раскрыть врачебную тайну позволила бы и древняя клятва Гиппократа, пусть даже она едва ли предусматривала подобный случай.
- Какой случай? - Терехов заставил свой голос оставаться спокойным и терпеливым.
- Один из моих пациентов, террорист, находится под воздействием довольно сильнодействующего болеутоляющего средства, сэр, - медленно произнёс коммандер медицинской службы. - Я бы сказал, что его шансы выжить не превышают семидесяти процентов, даже с применением ускоренной регенерации. - Он нахмурился, затем раздражённо отмахнулся рукой. - Неважно. Существенно то, что он сейчас в бреду. Он принимает санитаров и меня за кого-то по имени 'Дражен' или 'брат Кинжал' и продолжает пытаться что-то нам сообщить.
- Что именно сообщить, доктор? - крайне заинтересованно спросил Терехов.
- Не знаю, сэр. Мы включили запись, но голоса у него практически нет и разобрать, что он говорит, крайне сложно. По сути дела, большая часть выглядит тарабарщиной. Но есть одно имя, которое он постоянно повторяет. Оно, похоже, имеет отношение к оружию, которое они прятали на базе. Мне кажется, что пациент погрузился в какой-то момент времени до атаки, поскольку продолжает говорить этому самому 'Дражену', что 'груз принят'.
- Груз? - резко повторил Терехов и Орбан кивнул. - И вы сказали, что он продолжает повторять имя?
- Да, сэр. - Врач пожал плечами. - Мне кажется, что это должна быть какая-то кличка. Я хочу сказать, что имя 'Зачинщик' едва ли может быть настоящим, не правда ли?
- Зачинщик? Айварс, доктор Орбан уверен в этом? - настаивал Ван Дорт.
- Не важно, уверен ли доктор, уверен диктофон. - жёстко отрезал Терехов. - Я сам прослушал записи. А затем попросил Гатри Багвелла сделать цифровую обработку. Именно это имя он продолжает твердить. И докладывает 'Дражену', что он - наш раненый террорист - лично получил 'ружья Зачинщика'. Я не думаю, что есть разумные причины сомневаться. Имя 'Зачинщик' объясняет, каким образом в руки Норбрандт попала как минимум - как минимум, Бернардус - тысяча тонн современного оружия. Вы думаете, это простое совпадение, что ваш приятель Вестман имеет какие-то контакты с человеком, носящим ту же самую клчику?
- Нет. Нет, конечно же, нет. - Ван Дорт потёр лицо ладонями, затем сделал глубокий вдох, положил руки на стол перед собой и уставился на них.
- Тогда, возможно, мистер Вестман просто солгал нам. - предположил Терехов, его голос стал ещё резче.
- Возможно, - произнёс Ван Дорт. Затем покачал головой. - Конечно же, это возможно. Всё возможно - особенно в подобной ситуации! Но зачем? Ведь Вестман с самого начала был полон решимости свести человеческие жертвы к минимуму. Свести к минимуму. Между его подходом и методами Нордбрандт разница как между днём и ночью! Зачем ему иметь дело с человеком, который связан с нею?
- Мне приходят на ум только два варианта. - Если голос Терехова и стал менее резок, зато он стал намного холоднее. - Первый, что мы с самого начала неправильно оценили Вестмана. Может быть он просто умнее Нордбрандт, а не менее кровожаден. Он мог просто решить приступить к делу более неторопливо, чтобы надёжнее убедить монтанское общественное мнение в том, что был поставлен реакционными силами растлённого режима в безвыходное положение, когда начнёт убивать сам.
- Второй, - и, честно говоря, тот, который я бы всемерно предпочёл - что этот 'Зачинщик' всего лишь нелегальный торговец оружием из тех, о которых я вам раньше говорил. Тип, продающий оружие повсюду, где только есть покупатели, и сумевший найти контакты и с Вестманом, и с Нордбрандт. В этом случае Вестман действительно может отличаться от Нордбрандт настолько сильно, как мы всегда считали.
- Но каким образом один торговец оружием мог за такое короткое время найти контакты с такими совершенно разными людьми? Ни один из которых до своего ухода в подполье, которое произошло сравнительно недавно, не числился в некой базе данных потенциальных борцов за свободу или террористов. Так каким образом он мог настолько быстро отыскать их обоих? - возразил Ван Дорт. - Особенно если учесть, что эта парочка живет на планетах, находящихся друг от друга на расстоянии более сотни световых лет?
- Это, Бернардус, может быть единственным светлым моментом во всей этой истории, - мрачно заметил Терехов. - Меня - точнее говоря, Разведывательное Управление Флота и Грегора О'Шонеcси - беспокоило, что определённые… внешние силы могли бы испытывать заинтересованность в дестабилизации Скопления, чтобы воспрепятствовать аннексии. Может случиться так, что этот 'Зачинщик' просто прикрытие для тех, кто пытается это сделать.
- Подкидывая оружие террористам или потенциальным террористам, - произнёс Ван Дорт.
- Именно. И если так, и если ваше мнение о Вестмане верно, то нам, возможно, наконец-то повезло.
Ван Дорт посмотрел на него, пытаясь понять, как возможное подтверждение того, что Солнечная Лига активно противодействует аннексии, могло быть расценено в качестве 'везения', и Терехов неспешно улыбнулся. Улыбка не была слишком уж приятной.
- Бернадрус, мы возвращаемся на Монтану. Я оставлю взвод морпехов, с боевой бронёй, одним ботом и массивами орбитальных сенсоров, для поддержки корнатийцев до того, как прибудет посланное баронессой Медузы подкрепление. Но мы с вами и 'Кисой' немедленно возвращаемся на Монтану. Там мы встретимся с господином Вестманом и предъявим ему сообщения прессы, правительственные сообщения и наши собственные доклады о том, что Агнесс Нордбрандт натворила на Сплите. Мы зададим ему вопрос, действительно ли он хочет, чтобы его имя звучало рядом с именем этой кровожадной твари, а затем, когда он отвергнет саму мысль об этом, врежем ему промеж глаз сообщением, что он покупал оружие у того же самого поставщика, что и она, и посмотрим, как ему это понравится.
Глава 46
В золотистом солнечном луче, падавшем в окно её кабинета на планете Флакс, Александра Тонкович сидела, уставившись на чеканные официальные фразы на лежавшем перед ней листе. Всё Конституционное Собрание получило один и тот же доклад о рейде против АСК, но, по крайней мере, этот ублюдок Райкович осмотрительно воздержался от выражения своей отвратительной, едва прикрытой радости в документе, который, как он знал, прочитает такое множество политических деятелей других звёздных систем.
Разумеется, личное письмо было написано совершенно по-другому.
Несомненно, он будет утверждать, что всего лишь исполнял свой долг планетарного вице-президента. И послушного проводника воли Парламента. Но она знала Вука Райковича. Знала, что он никогда не разделял её видение будущего Корнати. Ничего удивительного, что они с этой возмутительницей спокойствия Нордбрандт так долго были закадычными друзьями! Его Партия Примирения могла с тем же успехом публично признать Партию Национального Искупления Нордбрандт просто своим отделением!
Александра скрипнула зубами, глубоко вдохнула и заставила уняться - хотя бы чуть-чуть - свою ярость.
Будь честна, безжалостно сказала она самой себе. В чём бы ни были другие недостатки Райковича, он никогда не скрывал сути своих убеждений. Это было одним из качеств, которые делали его опасным противником. Он заботливо создал себе репутацию честного политика. Политика, который мало того что не продаётся, так ещё и говорит именно то, что думает. У Тонкович была аналогичная репутация среди электората, но тут-то и крылось различие: Райкович имел эту репутацию среди коллег-политиков.
Нет, ни один из идиотов, пошедших за Райковичем, не мог заявить, что не знал, куда его ведут. Разве только признав, что по собственной воле постоянно держал глаза плотно зажмуренными.
Мысль о том, что она оставляет его распоряжаться у себя за спиной, была Тонкович ненавистна, но доверить должным образом представлять систему Сплит она не могла никому, кроме себя самой. Кроме того, блок голосов Партии Примирения в парламенте был достаточно велик, чтобы практически гарантировать, что если не поедет она, то пошлют Райковича. А в этом случае Сплит оказался бы на стороне этих идиотов Ван Дорта с Альквезаром и их помойного пса Крицманна.
А теперь вот это.
Когда АСК начал свои злодеяния, она надеялась, что былая близость с Нордбрандт подорвёт позицию Райковича. Не то, чтобы она обрадовалась самим атакам, разумеется нет. Но было бы только справедливо видеть, что его карьера рушится из-за действий кровожадных террористов, выходцев из того самого класса, за предоставление более широкого доступа к власти которому он столь долго ратовал. Уж конечно неспровоцированный хаос, развязанный невежественным, бездумным, по-звериному жестоким сбродом из числа тех самых 'обездоленных' и 'несправедливо обделённых' нижних слоёв общества, в защиту которых он так любил выступать, должен был подорвать доверие к Райковичу.
Вместо этого во время кровавых событий он показал себя решительным национальным лидером, фигурой, излучающей спокойствие и несгибаемую целеустремлённость, руководителем, который разбирался с кризисом, пока Тонкович находилась в другой звёздной системе. Человеком, который был в достаточной степени своим для толпы, чтобы та испытывала к нему доверие, и, в то же время, достаточно 'респектабельным', чтобы партийные лидеры-олигархи видели в нём единственного реального посредника с нижним классом, который внезапно стал представлять такую угрозу.
Хотя сама она постоянно преуменьшала угрозу АСК, внутренне Тонкович не меньше других была напугана его впечатляющими первыми успехами. Ей хотелось бы обвинить Райковича за то, что он этого не предвидел, но она знала, что это было бы нелепо. Ещё ей хотелось обвинить его в недостаточной решительности действий, когда всё началось, но её осведомители на Корнати предельно чётко свидетельствовали, что он - вместе, разумеется, с назначенным ею кабинетом - делал всё возможное. А ещё она надеялась, что если уж Нордбрандт не удастся сокрушить, - чего, разумеется, Тонкович всячески желала, - то,
