первоочередных дел. В конце концов, мы никогда не давали оснований полагать, что подозреваем возможность существования подобных сооружений, и они, скорее всего, считают себя настолько в безопасности, насколько может позволить себе считать любая группа террористов. С учётом этого, я сомневаюсь, что они сумеют собрать импровизированную систему самоуничтожения за то время, которое у них будет, если мы достаточно быстро и жёстко обрушимся на них.
- Я бы сказал, что шансы за то, что вы правы, велики, - согласился Качмарчик. - С другой стороны, включение соображений типа 'шансы за то-то велики' в планирование моих миссий никогда не вызывало у меня подлинного энтузиазма.
- Как и у меня. Но когда это всё, что у нас есть, это всё, что у нас есть.
Джезич помедлил, какое-то время колеблясь при воспоминании о ещё одной части беглого инструктажа полковника Басаричек, затем пожал плечами и набрал воздуха.
- Есть ещё один момент, капитан, - сказал он более формальным тоном, чем прежде. Качмарчик обратил на него пристальный взгляд.
- Да, капитан?
Джезич отметил, что его тон тоже стал более формальным.
- У нас нет сведений о том, что кто бы то ни было из находящихся в этом сооружении людей нарушает закон, - сказал офицер полиции. - Я понимаю, что обстоятельства чрезвычайные. И, как указала мне полковник Басаричек, было объявлено военное положение и Парламент проголосовал за разрешение использовать регулярные войсковые части - что, в данном случае, включает и ваших людей - для мероприятий, которые в противном случае оставались бы исключительной прерогативой национальной полиции. Однако это не избавляет правительство, или полицию, от обязанностей, прописанных в Конституции.
Он сделал ещё одну паузу, и Качмарчик кивнул.
- Вы - морской пехотинец, капитан Качмарчик. Это же относится ко всем вашим людям, а военная подготовка по необходимости отличается от полицейской. Вы сказали, что намерены 'нейтрализовать' башню, или бункер, или что там это такое есть, насколько возможно быстрее. Я обязан спросить вас, значит ли это, что вы планируете открыть огонь на поражение, не предложив предварительно подозреваемым сдаваться без сопротивления?
Ему показалось, что в желто-зелёных глазах морпеха мелькнул огонёк уважения. Совершенно точно он видел как поморщился, скорее всего раздражённо, лейтенант Хеджес, и как сверкнули зубы лейтенанта Келсо в скупой улыбке, лишённой всякого намёка на юмор.
- Позвольте объяснить это вам следующим образом, капитан Джезич, - секунду спустя сказал Качмарчик. - Только что поднятый вами вопрос не был обойдён капитаном Тереховым, когда он отправлял меня в эту миссию. Он подчеркнул, что соблюдение корнатийских законов представляет собой первостепенную важность. Однако, хотя я сознаю, что это в первую очередь полицейская операция, суть данной конкретной постройки делает операцию фактически войсковой. Я попытался достичь наилучшего, какого только смог, компромисса между этими двумя наборами условий и приоритетов.
- В то самое мгновение, когда первый из моих бойцов доберётся до цели, он выпустит дистанционно управляемую громкоговорящую систему, которая начнёт передавать требование к находящимся в сооружении сдаться и выходить из укрытия без оружия. А также предупреждение, что мы готовы открыть огонь на поражение, если они не подчинятся немедленно. Если они подчинятся, мы не сделаем ни одного выстрела. Если же, однако, они не подчинятся, или хоть в кого- то из моих людей выстрелят, или мы обнаружим, что там размещено готовое к немедленному использованию тяжёлое оружие, это перестанет быть полицейской операцией, и превратится в военную. С учетом этих условий мои люди будут проинструктированы брать пленных, если только это не поставит их, или кого-то другого под удар.
Его странного цвета глаза уставились прямо в глаза Джезича. Решительно, без колебаний, и капитан полиции понял, что выслушал позицию не подлежащую обсуждению. Однако…
- А что насчёт нейтрализации башни, капитан?
- Все, кто будет там находиться, услышат требование сдаться, капитан. Команда сержанта Кэссиди получит приказ вывести из строя могущее оказаться там тяжёлое вооружение по возможности не причиняя потерь. Однако я не стану подвергать своих людей опасности обстрела с этой позиции. Если размещённое там оружие будет невозможно нейтрализовать не уничтожая башню, я отдам приказ её уничтожить. Разве только все находящиеся внутри немедленно выйдут наружу и сдадутся. Надеюсь, что окажется возможным нейтрализовать эту позицию никого не убивая. Но если там будет тяжёлое оружие, я готов считать это доказательством того, что находящиеся в сооружении люди участвуют в незаконной деятельности и поэтому сохранение их жизней, как преступников, уступает приоритет сохранению жизней моего личного состава.
Джезич поколебался на грани протеста, но сдержался. Сдержался потому, что понимал логику занятой мантикорцами позиции. И потому, что для его звёздной нации было жизненно важно сохранить не просто сотрудничество с мантикорцами, но и их готовность к активной помощи. А ещё потому, что сам он был офицером спецназа полиции… потому, что слишком часто в своей работе ему приходилось попадать в ситуации, когда параметры и возможности были практически такими же, как те, лицом к лицу с которыми оказался здесь Качмарчик.
- Ладно, капитан Качмарчик, - сказал он наконец. - Я понимаю вашу позицию, и отношусь к ней с уважением. Полагаю, всем нам остаётся только надеяться на лучшее, верно?
Глава 45
- Боже мой, Айварс. - лицо оторвавшегося от чтения доклада Бернардуса Ван Дорта было бледным. - Тысяча тонн современного оружия?
- По оценке Качмарчика. - Терехов сидел за столом в собственном салоне и его лицо было столь же мрачно, как его голос. - Он может ошибаться в ту или другую сторону, но не думаю, что намного.
- Но, Боже милостивый, где они его раздобыли?
- Мы не знаем. И, возможно, не сможем узнать. У нас всего лишь пятеро пленных и трое из них в тяжелейшем состоянии. Доктор Орбан делает что может, однако он практически уверен, что по меньшей мере один из них не выживет.
- А каковы ваши потери? - поинтересовался Ван Дорт уже более сочувственным голосом.
- Двое погибших, один раненый, - отрубил Терехов. - Или некоторые из этих типов были самоубийцами, или они, чёрт подери, не представляли себе, что делают! Стрелять плазменными гранатами в подземном туннеле? - Он зло помотал головой. - Да, они убили этими гранатами двух моих морских пехотинцев, однако ими же отправили на тот свет как минимум пятнадцать человек своих - а может и больше!
Ван Дорт покачал головой, однако в этом движении читалось не недоверие, а сожаление о том, что он не может не поверить сказанному.
- Что нам известно об их потерях? - поинтересовался он затем.
- Пока что Тадислав подтвердил как минимум семьдесят убитых. И их число вполне может оказаться больше. На данный момент только его морпехи имеют снаряжение для проведения там поисковых операций. Проникнуть через огонь и жар без боевой брони или хотя бы скафандра невозможно.
Ван Дорт зажмурил глаза, пытаясь - и зная, что ему это не удасться - вообразить, что могло твориться в узких подземных туннелях, когда современное оружие превратило их в пылающий ад.
- Никак не пойму, что я чувствую, - сознался он, открывая глаза несколькими секундами спустя. - Это была бойня, - произнёс он и поднял руку ещё до того, как Терехов успел начать возражать против выбранного им слова. - Айварс, я сказал бойня, не зверство. Мы, по крайней мере, в отличие от них пытались дать им возможность сдаться. И если мы убили семьдесят или восемьдесят террористов, то это капля в море на фоне тысяч мирных жителей - в том числе и детей - перебитых ими и их… коллегами. Однако, это всё же… сколько? где-то девяносто с лишним процентов всех кто был на базе на момент нашего появления? - Он снова покачал головой. - Даже зная, кто они и что натворили, подобный уровень потерь…
Его голос затих, и он снова покачал головой, но Терехов только хрипло и резко рассмеялся.
- Бернардус, если вы хотите кого-то пожалеть, я могу подыскать вам несколько намного более достойных кандидатов!
- Айварс, это не жалость, а…
- Бернардус, я офицер Флота, - перебил его Терехов. - Да, я, конечно же, провёл двадцать восемь лет канцелярской крысой Министерства иностранных дел, однако я прослужил на Флоте одиннадцать стандартных лет до того и пятнадцать после возвращения. Я провел слишком много лет, разгребая последствия делишек подобных типов, и это оказывает влияние на точку зрения. Мы зовём их 'пиратами', иногда 'работорговцами', но если присмотреться к ним повнимательнее, то разницы с Нордбрандт и её живодёрами нет. Единственное отличие между ними, это оправдания, которые они выдумывают для своих кровавых дел, и лично я не собираюсь проливать по этим конкретным мясникам ни единой слезинки!
Ван Дорт вглядывался в суровое лицо своего друга. Наверное, Терехов был более беспощадным человеком, чем он сам - закалённым своей профессией и опытом. Всё равно, пусть даже и так, Ван Дорт знал, что его друг прав. Действия АСК поставили её членов вне закона. Какие бы извращённые оправдания для своих действий они ни придумывали, они использовали людей - мужчин, женщин и детей - как орудия. Как пешки, которыми легко пожертвовать. Как расходный материал хладнокровного, хорошо просчитанного замысла по деморализации и устрашению противника.
И всё же… всё же…
Что-то в душе Бернардуса Ван Дорта не могло не ужасаться. Не могло согласиться с тем, что люди, кто бы они ни были и какие бы преступления ни совершили, могли быть сожжены в подобном аду без того, чтобы какой-то уголок его души не задыхался от криков протеста. И даже если бы он был способен преодолеть своё глубочайшее душевное отвращение, он не хотел этого. Потому что в тот день, когда он сможет сделать такое, он станет совершенно другим человеком.
- Ладно, как бы то ни было, - обстоятельно произнёс он, - для АСК это должно быть сокрушительным ударом. Это втрое больше всех потерь, понесённых ими до настоящего момента, и нанесены они меньше чем за два часа. Подобные потери должны заставить заколебаться даже фанатиков вроде Нордбрандт.
- А потеря тысячи тонн современного оружия должна подорвать их ударную мощь, - заметил Терехов. Однако в его голосе были какие-то странные нотки, и Ван Дорт быстро поднял на него глаза.
Взгляд мантикорца, направленный на висящий на переборке портрет его жены, были отстранен, почти рассеян. Терехов смотрел так почти целую минуту, потирая друг о друга большой, указательный и средний пальцы правой руки медленными округлыми движениями.
- Что такое, Айварс? - наконец задал вопрос Ван Дорт.
- Хм? - Терхов очнулся, его взгляд переместился на лицо Ван Дорта. - Что?
