Абрама Петровича Ганнибала. Александр Сергеевич Пушкин приходился ей троюродным братом. Егор Ермолаевич на гражданской службе дослужился до действительного статского советника[2]. Но главное — он стал успешным предпринимателем и нажил большое состояние, в том числе несколько имений.
Старший сын Егора Ермолаевича, Александр, будучи прокурором в Семипалатинске, познакомился с Ф. М. Достоевским, который после отбывания каторжных работ в Сибири был отправлен туда служить рядовым линейного батальона. Врангель хлопотал о присвоении Федору Михайловичу офицерского чина и об амнистии для него. Их дружба, которой не помешала даже значительная разница в возрасте (Достоевский был на 12 лет старше), продолжалась и после возвращения писателя из ссылки.
Николай Егорович (Георгиевич) Врангель (1847–1923) был, по современной терминологии, топ- менеджером. Биография его была весьма интересной. Отец оставил ему приличное состояние, и он мог ставить на карту по 150 тысяч рублей. Николай перепробовал многие амплуа и постепенно из светского бездельника превратился в расчетливого дельца. Он учился в Швейцарии, а звание доктора философии получил в Геттингенском университете. По возвращении в Россию Николай Егорович сочинил две драмы из эпохи Смутного времени: «Петр Федорович Басманов» и «Марина Мнишек», изданные в 1886 году, а спустя три года вышел в его переводе «Фауст» Гёте. Но литературное творчество было занятием для души, а зарабатывать деньги Николай Егорович стал благодаря своей деловой хватке.
Быть может, отец и брат героя нашего повествования унаследовали литературные таланты по пушкинско-ганнибаловской линии родства: Николай Егорович не только сочинял в молодости пьесы, но и оставил очень интересные и совершенные по стилю мемуары, а Николай Николаевич писал очень хорошие искусствоведческие статьи и удостоился за научные заслуги высшей награды Франции — ордена Почетного легиона. Да и сам Петр Николаевич не был лишен литературных способностей, о чем свидетельствуют его воззвания, приказы и мемуары, хотя по части стиля последние и уступают деникинским.
Дочь Врангеля Наталья Петровна Базилевская вспоминала: «Наша семья не была очень богатой. У родителей отца была очень большая семья. А вот моя мать была богатой. Прадедушка имел большое имение в России, виноградные поля, чудный дом. Дедушка моей матери, Катков его фамилия, был известный издатель. Он печатал книги Достоевского, которому всегда давал деньги вперед, потому что тот был игроком. Дедушка всегда старался его поддержать… Так что наша семья была связана с Федором Михайловичем с двух сторон»[3].
Наталья Петровна заблуждалась насчет имущественного положения своего деда по отцовской линии. На самом деле, хотя поместий и иного недвижимого имущества у Николая Егоровича не было, но человек он был весьма состоятельный, унаследовавший от родителей значительные капиталы. Правда, жизнь на широкую ногу и рискованные финансовые операции порой разоряли его, но всякий раз успешные бизнес- проекты позволяли восстановить и приумножить состояние. Как вспоминал его внук Алексей (Алексис) Петрович Врангель, «отца Петра Врангеля можно было назвать кем угодно, но только не солдатом: сибарит, повеса, знаток и любитель искусств, он являл собою полную противоположность своим предкам».
Мать Петра Николаевича, Мария Дмитриевна, урожденная Дементьева-Майкова (1858–1944), родилась в Санкт-Петербурге 5 апреля 1858 года. Она была фрейлиной императрицы Марии Федоровны, дочерью гвардейского ротмистра Дмитрия Дементьева-Майкова и родственницей известного поэта Аполлона Майкова. Тут тоже прослеживается некая связь с Пушкиным: дед Марии Дмитриевны по линии матери, С. Д. Полторацкий, был кузеном А. П. Керн, которой было адресовано пушкинское стихотворение «Я помню чудное мгновенье…».
Дочь Врангеля Наталья вспоминала о родителях: «Сейчас мне кажется, что они были идеальной парой. Познакомились на одном из балов. Моя мать была фрейлиной императрицы Марии Федоровны, а отец — офицером. Я ведь и на свет-то появилась в казарме. Между прочим, бабушка была категорически против, чтобы отец становился военным. Она хотела видеть его инженером. „Хорошо, я поступлю в Горный институт. Но, получив диплом инженера, пойду в военную академию“, — сказал отец бабушке. И так и сделал: вначале стал инженером, а потом — офицером…» Заметим, правда, что Николай Егорович Врангель в мемуарах настаивал: родители не навязывали детям своего мнения в выборе профессии.
В июле 1877 года в Одессе произошло венчание будущих родителей Петра Николаевича. Николай Егорович вспоминал: «В Одессе после недолго длящейся помолвки я женился на молодой женщине, Марии Дмитриевне Дементьевой-Майковой, которая мне давно нравилась. Она была дочерью нашего недавно скончавшегося соседа по Терпилицам (имение Врангелей под Петербургом. —
Но вскоре финансовые дела Николая Егоровича пошатнулись — он подрядился поставить крупную партию сухарей для снабжения армии на Балканском театре боевых действий, но в связи с окончанием Русско-турецкой войны 1877–1878 годов сухари не понадобились. Врангель-старший писал: «Я был абсолютно разорен и оказался без денег, а у нас должен был родиться ребенок. Я надеялся, что смогу частично компенсировать потери за счет денег, которые должен был получить из казны за понесенные убытки. В день моего отъезда один мой хороший приятель прислал мне из Петербурга газету с моим полным именем в статье „Аристократы в роли участников нашего успеха“. К моему большому удовольствию, я узнал, что являюсь весьма богатым человеком. Я, оказывается, путем махинаций сумел обмануть казну на пять миллионов, снабжая армию отбросами вместо сухарей. Оставив жену в Москве в гостинице, я отправился в Петербург, чтобы завершить необходимые дела. Благодаря имеющимся у меня связям, мне удалось добиться быстрого расследования этого дела: оно было решено в мою пользу и закрыто. Комиссия, этим делом занимавшаяся, признала, что мои потери должны быть компенсированы. Было решено выдать мне сумму в пять тысяч рублей с копейками. Но хорошо было уже то, что дело не заняло годы и закончилось неописуемо быстро. „Связи“ в России — это всё». Эти связи потом хорошо послужили его сыновьям, особенно Петру.
Разумеется, столь мизерная компенсация не покрывала миллионные убытки. Николай Егорович срочно должен был искать средства к существованию. Он вспоминал: «Покончив с сухарями, я вернулся со своей женой в Новоалександровск и возобновил свою деятельность мирового судьи. Мы решили, что после рождения ребенка я начну искать другое поприще. Помимо этого, после всех волнений и приключений мне хотелось отдохнуть и успокоиться. О моей неудаче я ни с кем не говорил. Тем более я был удивлен, получив вскоре после всех этих событий письмо от Чихачева, с которым никогда в переписке не состоял. Он написал мне, что азовская контора Русского общества пароходства и торговли срочно нуждается в энергичном и умелом человеке на должность представителя общества, и спрашивал меня, не согласился бы я стать представителем компании в Ростове-на-Дону. Условия меня устраивали, я принял предложение и должен был начать работу через несколько месяцев. 15 августа 1878 года у нас родился мальчик, Петр… Вскоре после его рождения я подал в отставку и мы переехали в Ростов-на-Дону».
Николай Егорович получил хорошую должность, потому что протежировал ему близкий друг семейства Врангелей адмирал Н. М. Чихачев, возглавлявший РОПИТ.
В Ростове Врангели поселились на правом обрывистом берегу Дона в просторном двухэтажном кирпичном доме в Казанском переулке (сейчас это Газетный переулок, 8), фасадом выходившем на Донскую улицу.
Второй их сын, названный Николаем, родился 2 июля 1880 года уже в имении Головковка Чигиринского уезда Киевской губернии. Он стал видным искусствоведом, сотрудником Эрмитажа, являлся одним из создателей Общества защиты и сохранения в России памятников искусства и старины. В Первую мировую войну Николай Николаевич был начальником военно-санитарного поезда и скоропостижно скончался от желтухи 15 июня 1915 года в Варшаве.
Наконец, в апреле 1884 года появился на свет третий ребенок, Всеволод. Его судьба сложилась трагически. Но о грядущих потрясениях тогда, естественно, никто не подозревал. Дети наслаждались щедрой южной природой. Родители их очень любили и предоставляли достаточно свободы, особенно отец. Николай Егорович вспоминал:
«Моя семья ни в чем не нуждалась. Детей, особенно очень маленьких, и не только моих собственных, но всех без исключения, я обожал. С самого их раннего детства я чувствовал к ним нежность, что, говорят, не вполне типично для мужчин. Для меня нет ничего восхитительнее, чем эти маленькие существа, с носами картошкой, похожие больше на китайское изображение бога, чем на обычных людей; они большее чудо, чем Венера Милосская, и лепет их для меня слаще бетховенской сонаты. Из-за любви к маленьким
