Шум судеб, серьезность пустолаек,И коровье шествие во хлев…Меркнет день и душу усыпляетПот и пудра овцеоких дев.Спят, полны слепого трудолюбья,В разных колыбелях малыши…Под необъяснимой звездной глубьюСтелется блаженный храп души.Спит душа, похрапывая свято —Ей такого не дарило снаСказочное пойло Арарата,Вероломство старого вина.Спи, душа, забудь, во мрак влекома,Вслед Вергилию бредя,Тарантас заброшенного грома,Тарантеллу кроткого дождя.1938. Керчь{495}
496. «На твоей картине, природа…»
На твоей картине, природа,На морском пейзаже твоемНарисован дымок парохода,Желтый берег и белый дом.В белом доме живет Анюта,На борту парохода матрос.Устарелый кораблик — кому-тоОн счастливую встречу принес.В ресторане, в говоре пьяном,В палисаднике и в кино —Назревает свадьба с баяном,Гименей стучится в окно…Будем нюхать свежую розу,Будем есть вековечный хлеб,Продлевая дивную прозуУстройства земных судеб.Ты мне скажешь — дождик захлюпал.Я отвечу — мир не таков:Это вечности легкий скрупулРаспылился ливнем веков.И немыслимо в полной мереРазглядеть мелюзгу бытия,Округляясь в насиженной сфере,В круглой капле, где ты — не я.Где по сумеркам трюмов порожних,По сияньям домашних лампРазместил неизвестный художникУстрашающий свой талант.1938–1939. Керчь{496}
497. «На блюдах почивают пирожные…»
На блюдах почивают пирожные,Золотятся копченые рыбы.Совершали бы мы невозможное,Посещали большие пиры бы…Оссианова арфа ли, юмор лиДобродушного сытого чрева,Всё равно — мы родились, вы умерли,Кто направо пошел, кто налево.Хоть искали иную обитель мы,Всё же вынули мы ненарокомЖребий зваться страной удивительной,Чаадаева злобным уроком.
