джинсов. - Может, у Блейза просто что-то дома случилось - а я ограничился одним дежурным «как дела», ничего не понял… - Прошлогодний уизлитер со змеёй, не составляющей никаких надписей, слегка пах залежавшейся шерстью. - Может, он под Империусом ли ещё что-нибудь… - Лёгкая форменная мантия привычно болталась на Гарри, как на швабре. - А я сразу про одно думаю. Придурок», - Гарри подхватил сумку и вышел из-за полога. Умыться - и бегом на завтрак, потому что никого больше в спальне нет, а опаздывать не хочется…

На завтраке поговорить с Блейзом не удалось - слишком мало времени было. На Трансфигурации МакГонагалл была крайне не в духе, устроила внеочередной тест по всем темам за первый семестр - и это тогда, когда у всех за каникулы повылетали из головы любые знания - и снимала баллы с факультетов с большей лёгкостью, нежели рассерженный Снейп, а это много значило. На Гербологии профессор Спраут, радуясь, как младенец, познакомила их с растением, цветы которого имели тенденцию раз в десять минут превращаться в бабочку и улетать куда глаза глядят, и как раз в эти моменты надо было оные цветы хватать и безжалостно обрывать крылышки, первое средство от проблем с врождёнными патологиями внутренних органов; беготня и суматоха за бабочками, которые, наверно, предчувствовали, что с ними хотят сделать эти раскрасневшиеся люди с маньяческими лицами, снова не дали возможности поговорить. На Чарах шестикурсники отрабатывали заклинания звука и света, безобидные иллюзии, отвлекавшие внимание; Флитвик пообещал, что позже они перейдут к созданию настоящих иллюзий, способных обмануть кого угодно, дать своему создателю выиграть время или смыться и так далее по списку… в общем, поболтать о постороннем на Чарах можно было, но только на несерьёзные темы. За обедом Блейз сосредоточенно пролистывал книгу на иностранном языке - Гарри решил, что это итальянский или испанский, в общем, что- то европейское - и отрывать его ради сущей ерунды было как-то неловко. Послеобеденные занятия тоже разочаровали Гарри в этом плане, да и закончились перед самым ужином, не оставив ни минуты свободной.

- Блейз, - нерешительно окликнул Гарри; Блейз в это время, остекленелым взором уставясь в стену Большого зала, методично мешал ложечкой сахар в чае - уже битых три минуты без перерыва. Они сидели в этом году вдвоём на этом конце стола, который раньше безраздельно принадлежал одному Гарри; хотя Блейз без видимых трудностей при надобности перебирался на прежнее место - как в те две недели после того, что Гарри про себя всё ещё называл «первой ссорой». - Блейз… - надо было сказать «ты не занят после ужина? Я хочу с тобой кое о чём поговорить», а вышло с ходу:

- У тебя кто-то появился в эти каникулы?

- А? Что? - Блейз оторвал взгляд от стены и посмотрел на Гарри; и только после этого сам вопрос дошёл до него. - Что?!

Гарри почувствовал себя идиотом. Или девицей из сентиментального романа, выясняющей отношения с женихом. Он взял кусок хлеба с большого блюда и начал нервно отщипывать по крошке, кидая их в нетронутое пюре перед собой.

- Ты в этом семестре какой-то странный… думаешь о чём-то, даже когда мы целуемся… если ты кого-то встретил, я не… то есть, необязательно быть со мной, если не хочешь…

Сбивчивое бормотание Гарри оборвалось, когда прохладная ладонь Блейза легла ему на лоб.

- У тебя нет температуры? - серьёзно спросил Блейз. - А то при высокой человек обычно не думает, что говорит…

- Нет у меня никакой температуры, - Гарри сердито мотнул головой, сбрасывая руку Блейза. - Я говорю, что думаю, и думаю, что говорю!

Блейз выглядел полностью сбитым с толку.

- Ты что, правда считаешь, что я кого-то там завёл? И думаю об этом ком-то, когда целую тебя?

- Я не знаю… - Гарри дорывал остатки куска хлеба. - Но это так заметно, что ты думаешь не обо мне… я просто хочу знать… я ни на что не претендую, но… просто…

- Гарри, - Блейз сжал правую ладонь Гарри между своими. - Кроме тебя я никогда и никого не любил и не люблю.

«Но чтобы кого-то завести, для развлечения, любить не нужно?»

- И с тех самых пор, как я впервые тебе в этом признался, у меня никого не было, кроме тебя. Ни поцелуев с кем-то ещё, ни чего-то большего… мне это и не нужно… Мерлин, как тебе вообще в голову пришло?!

- Туда много чего является, - Гарри был стопроцентно уверен теперь, что он не девица из романа, а всё-таки идиот. Невозможное счастье и облегчение накрыли его с головой. - А… о чём ты тогда думаешь? Я же вижу…

- Ерунда, - отмахнулся Блейз. - Прорицательские заморочки. На Рождество пробовал гадать, хожу думаю над результатами… кто-то считает, в Рождество самые точные результаты, кто - что самые путаные… я же говорю, ерунда.

Блейз определённо не врал, но чего-то недоговаривал. Выяснять, что именно, Гарри не собирался - если Блейз не сказал сразу, то выпытывать сведения дополнительными вопросами зряшный труд.

- Ну ладно тогда… - Гарри решительно не знал, что ещё сказать, и умоляюще посмотрел в глаза Блейзу - пусть сам додумает всё, что полагается в таких случаях, он же умный!

- Хочешь, я покажу, что умею думать о тебе и только о тебе? - шепнул Блейз, и его пальцы, сжимавшие ладонь Гарри, стали отчего-то очень горячими.

- Хочу, - честно сказал Гарри, давя желание целовать Блейза здесь же, сейчас же, до багровых засосов на нежной коже…

Выручай-комната была рада принять их, как и всегда; на этот раз она представляла собой небольшую спальню, пол которой был целиком застелен толстым матрасом с пахнущими свежестью хлопковыми простынями и кучей подушек-думочек. Больше ничего и не было нужно.

Захлопнув за собой дверь, Блейз прижал Гарри к стене, не целуя - завоёвывая его сдавшиеся без боя губы, быстро, жёстко, властно; определённо, он не думал сейчас ни о ком больше… Гарри вцепился в плечи Блейза и потянул за собой, опускаясь на колени.

Одежда разлеталась во все стороны; один ненужный кусок ткани за другим, и уже можно видеть, осязать живую кожу, вдыхать её пряный, щекочущий ноздри запах, пробовать на вкус - чуть солоновато и так сладко, так безумно сладко…

Нетерпеливые, обжигающие ласки - неловкие, потому что нет сил не касаться друг друга целиком, не прижиматься грудью к груди, напряжённые члены соприкасаются, трутся друг о друга… Гарри перехватил на полпути ладонь Блейза, собиравшуюся зарыться в чёрные пряди, поцеловал и предложил:

- Давай сегодня ты сверху? - «сегодня» означало в первый раз за всё время, что они были вместе. Целый год уже…

- Ты… правда этого хочешь? - глаза у Блейза стали огромные-огромные, почти круглые.

У Гарри было две причины, чтобы сделать это предложение: во-первых, он действительно этого хотел. Во-вторых, чудище в нём бесновалось, требуя своего, и если не зелья, то хотя бы крови - а делать Блейзу больно Гарри категорически не желал. Хватит, наделался.

- Правда, - Гарри обнял Блейза за шею, притянул к себе и поцеловал. - Только… осторожно, ладно?

- Мерлин, конечно…

Нетерпеливость и жгучесть куда-то подевались; остались только тягучая, осторожная нежность, в которой Гарри плавал, как в море патоки. Невесомые поцелуи, не оставляющие никаких следов, нежные касания пальцев - шея, ключицы, соски… С Гарри обращались, как с хрустальной вазой, которую ни в коем случае нельзя трогать неправильно, не то разобьётся. Он выгибался навстречу касаниям, прерывисто дышал, полуприкрыв глаза, и последняя мысль - «почему я не предложил этого раньше?» - утонула в нежности, когда Блейз добрался до области ниже пояса Гарри.

Один палец проник в Гарри почти незаметно - настолько он был уже расслаблен. Второй Гарри принял в себя, непроизвольно дёрнувшись, и Блейз тотчас же остановился.

- Тебе не больно?

- Нет… непривычно…

Гибкие пальцы проникли дальше, шевельнулись в тесном канале и нащупали простату - острое удовольствие тряхнуло Гарри, как электрический ток.