пропаганду. Коммунизм, не как социальная система, а как религия, фанатически враждебная всякой религии и более всего христианской. Он сам хочет быть религией, идущей на смену христианству, он проповедует ответить на религиозные запросы человеческой души, дать смысл жизни. Коммунизм целостен, он охватывает всю жизнь, он не относится к какой-либо социальной области. Поэтому его столкновение с другими религиозными верованиями неизбежно. Нетерпимость, фанатизм всегда имеют религиозный источник. Никакая научная, чисто интеллектуальная теория не может быть столь нетерпима и фанатична. Как религиозное верование, коммунизм эксклюзивен. Огромную роль тут играет русский религиозный темперамент, русская сектантская и раскольничья психология. Но непримиримое, воинствующее отношение к религии было предопределено самим Марксом. Маркс сказал в «Введении к критике философии права Гегеля», что «религия есть опиум для народа», фраза получившая столь актуальное значение в России. Маркс думал, что для освобождения рабочего класса, а следовательно и всего человечества, нужно вырвать из человеческого сердца религиозное чувство. Маркс говорил: «не религиозная свобода совести, а освобождение совести от религиозного суеверия». Религиозные верования отражают человеческое рабство, рабство у стихийных сил природы и иррациональных сил общества, они существуют лишь до тех пор, пока человек, социальный человек, не овладел окончательно стихийными и иррациональными силами, окружившими его таинственностью. В своих мыслях о религии Маркс был учеником Фейербаха, но развивал мысли Фейербаха в социальном направлении. Фейербах был самым гениальным атеистическим философом XIX века, очень острым и много давшим для антропологической философии вообще…

Маркс особенно интересовался борьбой против религиозных верований. Для него это была прежде всего интеллектуальная борьба, как для Бруно Бауэра. Он находился в русле левого гегельянства. Впоследствии интерес к этим вопросам, связанным с выработкой миросозерцания, ослабел, Маркс занялся по преимуществу вопросами экономическими. Но он остаётся воинствующим атеистом…

Русский просветительный разум находится в первой воинствующей стадии, и он целиком находится во власти аффектов и эмоций. Мы это видим у Ленина.

— Вы хотите сказать, что Ленин был страстным и убеждённым атеистом? — незнакомец вопросительно посмотрел на философа.

— Он был ненавистником религии. Поймите, что человек есть религиозное животное и, когда он отрицает истинного, единого Бога, он создаёт себе ложных богов, идолов и кумиров, и поклоняется им. Ленин очень огрубил идею Маркса о религии, как ленинцы огрубили идеи самого Ленина. Ленин был почти гением грубости — таков его стиль. Для Маркса проблема религии была прежде всего проблемой изменения сознания, связанного, конечно, с социальной борьбой. Для Ленина проблема религии есть почти исключительно проблема революционной борьбы и её постановка приспособлена для нужд этой борьбы. Ленин призывал к «штурму неба». Но в богоборчестве Ленина нет глубины, нет глубинных мотивов Фейербаха, или Ницше, нет того, что раскрывалось у Достоевского, нет внутренней драмы. Мысли Ленина о религии, разбросанные в разных его сочинениях, были собраны и изданы отдельно. Встречаются, например, такие фразы: «Всякий боженька есть труположество». Ленин даёт своё определение религии, скорее демагогическое, чем научное: «Религия есть один из видов духовного гнёта, лежащего везде и повсюду на народных массах, задавленных вечной работой на других, нуждою и одиночеством». И ещё определение: «Религия — род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человеческую жизнь». Это определение дано было ещё в 1905 г. Особенно ненавидел Ленин всякие попытки соединить христианство с социализмом.

— Любопытно, — неожиданно вырвалось у незнакомца.

— Да, представьте себе! «Католический поп, растлевающий девушку, пишет Ленин, гораздо менее опасен, чем поп без рясы, поп без грубой религии, поп идейный и демократический, проповедующий созидание и сотворение боженьки. Ибо первого попа легче разоблачить, осудить и выгонять, а второго нельзя выгнать так просто, разоблачить его в тысячу раз труднее». Эта категория «попа без рясы» играет не малую роль в антирелигиозной пропаганде. Это очень широкая категория. «Попами без рясы» оказываются все нематериалисты, все признающие духовное начало, хотя бы в самой минимальной степени, все философы, имеющие спиритуалистический или идеалистический уклон…

Коммунисты, в отличие от социал-демократов, не признают, что религия есть частное дело, дело личной совести. Наоборот, они считают, что религия есть дело самое общее, социальное. Признание религии частным делом, т. е. признание субъективного права свободы совести, есть обычный параграф либерально-демократических программ и этот принцип взят социал-демократией из либеральной демократии. Сам Маркс, признавший религию «опиумом для народа» и величайшим препятствием на путях освобождения рабочего класса и человечества, не мог считать религию частным делом. Религия есть дело социальной борьбы…

Сейчас член Коммунистической партии не может ходить в церковь, не может обнаруживать какой- либо религиозной веры. Более того, он делается подозрительным, если обнаруживает холодность к антирелигиозной пропаганде и не исповедует воинствующего атеизма. Коммунистическая партия по своей структуре, по душевному складу своих адептов представляет что-то вроде атеистической секты, религиозной атеистической секты, захватывающей в свои руки власть.

Напрасно думают, что религиозные гонения в советской России направлены против православной церкви, которая была церковью господствующей и связана была в прошлом с монархией и реакцией. Сектанты, например баптисты, объявляются ещё более опасными, чем православные, и с ними борьба признаётся более трудной именно потому, что в прошлом они были сами гонимы и не связаны с силами господствовавшими при старом режиме. Христиане, которые признают правду коммунизма в области социальной, считаются более вредными и опасными, чем христиане, которые являются явными реставраторами и контрреволюционерами. Свободомыслящая, атеистическая и материалистическая буржуазия лучше, чем христиане, сочувствующие коммунизму, она может быть использована для социалистического строительства, она обычно бывает равнодушна к «миросозерцанию», в то время как христиане-коммунисты разбивают целостность коммунистического миросозерцания.

В руководящей литературе, посвящённой антирелигиозной пропаганде, не рекомендуются религиозные преследования. Специалист по безбожию Ярославский говорю; что невыгодно создавать мучеников. Но фактически мучеников они создают. Священники поставлены в нечеловеческие условия существования, они лишенцы, лишены элементарных человеческих прав…

На этой фразе Бердяев остановился, всем видом своим давая понять, что сильно устал и на все вопросы ответил. Пора и честь знать!

Когда незнакомец распрощался и вышел из дома, Николай Александрович подумал: «Странный господин. Что он хотел от меня, услышать истину учёного или же пришёл с другой целью?»

О чём думает человек, когда знает, что скоро умрёт? Видимо, у каждого свои мысли, свои воспоминания. Евгений Александрович, например, частенько вспоминал своё прошлое, пытаясь его как-то осмыслить… Его видная роль в борьбе с церковью, практически незаметно стала второстепенной, малозначимой. Почему? Разве так бывает?