— Свяжитесь с артиллеристами, черт их дери, и продолжайте пробиваться к Кейтнессу. — Он повернулся к другой группе штабных офицеров. — Роджер, что с первым?

— Никаких перемен, сэр. Они отбили две немецкие атаки, но вражеские пушки не дают им роздыху. Полковник Стивенс считает, что они смогут удержаться.

— Отлично, — хмыкнул Шон.

Все равно что горстями глины затыкать дыры в дамбе, сдерживающей напор океана, но каким-то чудом им это удается, и каждый час все больше притупляет острие немецкой атаки.

Все решат пушки — если мы сумеем достаточно быстро доставить их.

— Что главная дорога?

— Похоже, заторов меньше, движение ускоряется, сэр.

Если до утра удастся перебросить в прорыв восьмидесятимиллиметровые пушки, враг дорого заплатит за свой успех. Он окажется в «мешке», и артиллерия будет молотить его с трех сторон.

Шон почувствовал, что настроение снова портится. Это война пушек, все в конце концов сводится к ним. Шон делал расчеты, прикидывал риск и цену решений, отдавал приказы, но краем сознания продолжал думать о девушке и ее словах.

Прежде всего ему пришлось подавить естественную реакцию, ведь Шон, дитя викторианской эпохи, полагал, что все люди, особенно его близкие, будут жить, непременно руководствуясь моралью минувшего столетия. Конечно, молодым людям простительно сеять свое семя где угодно… у самого Шона сыновья рождались один за другим… Он стыдливо улыбнулся вспомнив об этом. Однако приличные молодые люди до свадьбы не прикасаются к благонравным юным леди.

«Это скандал», — подумал он и снова улыбнулся. Штабные офицеры заметили эту улыбку и переглянулись, тревожно и с сомнением. Что еще задумал старый дьявол? Они обменивались нервными взглядами.

— Связались наконец с полковником Кейтнессом?

Шон скрыл улыбку за свирепой гримасой, и все тотчас старательно занялись делами.

«Это скандал», — снова сказал себе Шон, но на этот раз сдержал улыбку; его лицо оставалось бесстрастным. Ведь и сам Майкл — дитя любви, плод его первой любовной связи. «Твой первенец…» Он снова ощутил боль потери, но отогнал ее.

Ну-с, что же девушка? Он стал думать о ней. Действительно ли она беременна, или это какой-то сложный шантаж? На решение ушло всего несколько секунд.

«Я не могу ошибиться в своей оценке. Она верит, что беременна».

В женском теле и в женской душе существовали области, которые оставались для Шона полной загадкой. Однако он знал: если девушка считает, что беременна, она точно беременна.

Он понятия не имеет, как она это узнала, но готов поверить ей на слово. «Хорошо, она беременна, но чей это ребенок, Майкла или какого-нибудь другого молодца… — И снова он сразу отверг это предположение. — Она из приличной семьи. Ее бдительно охраняли отец и этот ее дракон в юбке. Понять не могу, как они с Майклом умудрились… — Он едва сдержал очередную улыбку, вспомнив, как искусно сам в молодости преодолевал не менее серьезные препятствия. — Изобретательность юной любви… — Он покачал головой. — Хорошо, я принимаю это. Ребенок Майкла, сын Майкла! — Только сейчас он позволил себе обрадоваться. Но тут же предупредил себя: — Спокойно, не переусердствуй. Она хочет ехать в Африку, но что мы там с ней будем делать? Я не могу принять ее в Эмойени».

На мгновение в его сознании возник прекрасный дом на холме. «Место ветров» на зулусском языке, дом, который он построил для своей жены. И его охватило страстное стремление вернуться туда.

Чтобы подавить его, пришлось снова обратиться к неотложным делам.

«Три красивые женщины, все гордые, с сильной волей… — Чутье сразу сказало ему, что эта француженка и его любимая, но избалованная дочь будут драться, как дикие кошки в клетке. Он покачал головой. — Клянусь богом, это настоящий рецепт катастрофы, а меня там не будет, чтобы уложить поперек колен и высечь. Надо найти лучшее решение. Что, во имя всего святого, мне делать с этой маленькой беременной кобылкой?»

— Сэр! Сэр! — позвал один из офицеров, протягивая Шону микрофон полевого телефона. — Я наконец дозвонился до полковника Кейтнесса.

Шон схватил микрофон.

— Дуглас! — крикнул он в него.

Связь была плохая, сильный фоновый шум, словно морской прибой, голос Дугласа Кейтнесса доносился, как из-за океана.

— Сэр, пушки только что прибыли…

— Хвала Господу, — проворчал Шон.

— Я разместил их… — Кейтнесс назвал места по карте. — Они уже открыли огонь, и гунны как будто выдыхаются. На рассвете собираюсь контратаковать.

— Дуглас, будьте осторожны, за вами нет резервов. Я не смогу поддержать вас до полудня.

— Хорошо, понял, но мы не можем позволить им перегруппироваться без помех.

— Конечно нет, — согласился Шон. — Немедленно докладывайте мне, а я пока переведу еще четыре батареи и подразделения Второго батальона, но они доберутся до вас только к полудню.

— Спасибо, сэр, они нам понадобятся.

— Действуйте.

Шон вернул микрофон и, глядя, как расставляют на карте разноцветные флажки, вернулся к личным проблемам.

— Гарри… — вспомнил он своего брата-близнеца и ощутил привычный укол вины и сочувствия. Гаррик Кортни, брат, которого Шон искалечил.

Это случилось очень много лет назад, однако события того страшного дня Шон помнил так отчетливо, словно это было вчера. Они, подростки-сорванцы, шли по поросшим золотой травой холмам Зулуленда и спорили из-за ружья, которое стащили в кабинете отца и зарядили крупной дробью.

— Я первым увидел инконку, — настаивал Гарри.

Они собирались охотиться на самца антилопы-чекана, чью лежку обнаружили накануне.

— О ружье я придумал, — ответил Шон, крепче хватаясь за оружие. — Поэтому мне и стрелять.

И, конечно, Шон победил. Так было всегда.

Гарри взял Тинкера, их охотничью собаку-дворняжку, и обогнул с ним густые заросли кустарника, чтобы выпугнуть антилопу туда, где ее ждал Шон с дробовиком.

Вдали у подножия холма Шон слышал крики Гарри и отчаянный лай Тинкера: тот учуял запах осторожной антилопы. Потом шорох в траве. Длинные желтые стебли расступились, и вышел инконка, направляясь прямо туда, где на вершине холма лежал Шон.

В солнечных лучах он казался огромным, потому что тревожно вздыбил шерсть и высоко поднял на толстой мощной шее темную голову с тяжелыми спиральными рогами. Самец высотой три фута в плечах и почти двести фунтов весом, грудь и бока покрыты тонким рисунком, светлым, как мел на фоне темной красновато-коричневой почвы. Великолепное животное, стремительное и опасное, рога острые, как пики, и могут вспороть человеку живот или разорвать бедренную артерию. Самец шел прямо на Шона.

Шон выстрелил; он был так близко, что заряд дроби кучно ударил в грудь и прорвал ее до легких и сердца.

Зверь упал, дергаясь и блея, его острые копыта вспахивали каменистую почву, когда он съезжал вниз по холму.

— Я свалил его! — закричал Шон, выскакивая из укрытия. — Попал с первого выстрела! Гарри, Гарри, я его свалил, свалил!

Снизу по жесткой золотистой траве бежали Гарри и собака. Это было соревнование: кто первый доберется до умирающего животного. Шон нес дробовик. Второй ствол был по-прежнему заряжен, курок снят с предохранителя; из-под ноги у Шона вывернулся камень, и мальчик упал. Ружье вылетело у него из рук. Шон ударился о землю плечом. Второй ствол оглушительно выстрелил.

Когда Шон поднялся, Гарри сидел рядом с мертвой антилопой и стонал. Весь заряд дроби, почти в упор, попал ему в ногу, чуть ниже колена: красными полосами свисала плоть, торчали белые осколки кости, кровь била ярким на солнце фонтаном.