— Прости меня!

Он отчаянно пытался уйти от контакта, но деваться от ее зада было некуда. Она повернулась так, что смогла руками обнять его за шею и что-то прошептать.

— Не днем! И не на высоте пять тысяч футов!

Ее предложение шокировало его.

— Почему нет, mon cheri? — Она впилась в его губы долгим поцелуем. — Никто никогда не узнает.

Майкл понял, что SE5a опустил крыло и начал длинный спиральный спуск. Он торопливо обуздал машину, а Сантэн обняла его и задвигалась медленно и сладострастно.

— Разве ты не хочешь меня? — спросила она.

— Да, но… никто раньше этого не делал в SE5a. Не знаю, возможно ли это.

Голос его слабел, полет стал неуверенным.

— Так узнаем, — решительно сказала она. — Веди самолет и не волнуйся.

Она уселась удобнее и принялась задирать шубу и с ней — желтую юбку.

— Сантэн, — сказал он неуверенно, потом чуть погодя: — Сантэн, — более определенно и еще позже: — О мой Бог, Сантэн!

— Это возможно! — торжествующе воскликнула она и почти сразу испытала ощущение, о котором раньше и не подозревала. Ее словно подняло вверх из самолета, она будто расставалась с собственным телом, увлекая за собой душу Майкла. Вначале сила и необычность этого ощущения привели ее в ужас, потом все остальные переживания были сметены.

Сантэн чувствовала, что ее уносит все выше, все вокруг оглушительно ревет, по обе стороны разворачиваются радужные облака… и вдруг услышала свой крик и закусила пальцы, чтобы сдержать его, но ощущение было слишком сильно, и Сантэн откинула голову и закричала, заплакала и засмеялась, поражаясь чуду. С криком она перевалила через вершину и упала по другую сторону в пропасть, полетела, вращаясь, вниз и мягко, как снежинка, опустилась в собственное тело, чувствуя кольцо рук Майкла, слыша стоны и тяжелое дыхание любимого. Она повернулась, крепко обняла его и воскликнула:

— Я люблю тебя, Мишель! Я всегда буду тебя любить!

Как только Майкл выключил мотор и выбрался из кабины, к нему торопливо направился Мак.

— Вы как раз вовремя, сэр. В кают-компании инструктаж. Майор вас спрашивал, сэр. Вам стоит поторопиться. — И когда Майкл уже направился по настилу к кают-компании, спросил вдогонку: — Как он летает, сэр?

— Как птица, Мак. Только снова зарядите для меня пулеметы.

«Впервые он не задержался у машины», — с удивлением подумал Мак, глядя вслед уходящему Майку.

В кают-компании было полно пилотов, все стулья заняты. Несколько новичков стояли у дальней стены. У стойки бара сидел, болтая ногами, Эндрю и сосал янтарный мундштук. Увидев входящего Майкла, он обратился ко всем с речью:

— Джентльмены, нам оказана великая честь. Капитан Майкл Кортни великодушно согласился присоединиться к нам. Несмотря на другие неотложные и важные дела, он оказался так добр, что согласился потратить час-другой своего времени, дабы помочь нам разрешить наши небольшие противоречия с кайзером Вильгельмом. Думаю, нам следует продемонстрировать свою благодарность.

Послышались выкрики и свист, кто-то грубо фыркнул.

— Варвары! — высокомерно заявил Майкл и сел в кресло, которое поспешно освободил один из новичков.

— Тебе удобно? — заботливо спросил Эндрю. — Не возражаешь, если я продолжу? Отлично! Как я уже сказал, эскадрилья получила из штаба дивизии срочную депешу, доставленную полчаса назад мотоциклистом.

Он поднял руку с листком над головой, а второй рукой зажал ноздри, так что голос звучал гнусаво:

— Со своих мест вы вполне унюхаете качество литературного стиля и содержания…

Несколько вежливых смешков, но все смотрели на листок с опаской, тут и там начинались нервные движения, шарканье ногами, один из ветеранов захрустел пальцами, другой прикусил ноготь, Майкл подул на кончики пальцев — все знали, что листок, которым размахивает Эндрю, может содержать их смертный приговор.

Держа листок на вытянутой руке, Эндрю принялся читать:

— Это все, джентльмены. Четыре строчки, сущая безделица, но позвольте обратить ваше внимание на слова «любыми средствами».

Он помолчал и медленно обвел взглядом напряженные худые лица.

«Бог мой, как они вдруг постарели, — совершенно не к месту подумал он. — Хэнк кажется пятидесятилетним, а Майкл…»

Он посмотрел в зеркало над каминной доской и, увидев собственное отражение, нервно провел рукой по лбу, где за последние недели светлые волосы отступили, образовав две глубокие залысины с розовой кожей, как отлив обнажает прибрежный песок. Виновато опустив руку, он продолжил:

— Завтра с 5:00 утра все пилоты будут до дальнейших указаний выполнять по четыре вылета в день. Обычные утренние и вечерние полеты продолжатся, но теперь в них будут участвовать все силы эскадрильи. — Он огляделся в ожидании вопросов. Вопросов не было. — Сверх того каждый самолет эскадрильи будет делать еще по два вылета — час полета, два часа отдыха, или, как говорят наши друзья в королевском флоте, «стоять вахту и вахту». Таким образом мы обеспечим постоянное присутствие эскадрильи над нашим районом.

Все зашевелились, все головы повернулись к Майклу: старейший из летчиков, он всегда выступал от общего имени. Майкл подул на пальцы и принялся внимательно их разглядывать.

— Так есть ли вопросы?

Хэнк откашлялся.

— Да? — выжидательно повернулся к нему Эндрю, но Хэнк снова утонул в кресле.

— Только чтобы внести полную ясность, — сказал наконец Майкл. — Мы будем летать по два часа утром и вечером, то есть четыре часа? И еще два раза по два часа днем? Еще четыре часа? Если я не забыл арифметику, это составляет восемь часов боевых действий ежедневно.

— Приз капитану Кортни, — кивнул Эндрю.

— Моему профсоюзу это не понравится.

Все рассмеялись. Нервный хриплый смех быстро оборвался. Восемь часов — много, слишком много, ни один человек не в состоянии сохранять бдительность и должную реакцию в боевой обстановке в течение целого дня. А их просят делать это день за днем, не обещая никакого отдыха.

— Еще вопросы?

— Обслуживание и ремонт самолетов?

— Мак обещает сделать, что сможет, — ответил Эндрю Хэнку. — Еще что-то? Нет? Что ж, джентльмены, мой счет открыт.

Но паломничество к стойке, чтобы воспользоваться щедрым предложением, получилось унылым, и никто не обсуждал новый приказ. Все пили молча, избегая смотреть в глаза друг другу. О чем тут было говорить?

Граф де Тири, перед чьими глазами стояли сорок тысяч гектаров пахотной земли, хрипло согласился