Край низких облаков
Что можно увидеть, когда пересечёшь эфиопо-кенийскую границу по единственной, для этого, дороге. Саванну? Горы? Нет! Пустыню Чалби! Все пустыни имеют свой характерный облик, и у Чалби он тоже своеобразный. Низенькие и тонкие акации, редко растущие среди крупного буро-тёмного шлака… Похоже, в этом районе Кении начался сезон дождей, и они теперь поливают мёртвую землю, как будто бы давая шанс выжить всему растущему на красном песке и камнях. В общем, весь растительный пояс, протянувшийся от побережья Индийского океана до озера Виктория, имеет характерный облик колючих кустарников акации, называемой, по-здешнему, «ньика».
Вот мы и в экваториальной Африке, я вижу эти колючки и чувствую их колкое, болезненное прикосновение. Сплошные колючие заросли, сотни километров. Стоит только отойти с дороги и их цепкие шипы вопьются в тело и разорвут в клочья одежду.
У читателя может возникнуть вполне уместный вопрос: «А где же буйные непроходимые леса?» Мы прошли уже почти половину пути сквозь Африку, находимся где-то возле экватора, а речь идёт всё о пустынях, да о пустынях, о засухе и бездорожьи?! А всё потому, что наш маршрут мы проложили вдали от джунглей, от пульсирующего, зелёного сердца Африки. Вечнозелёные экваториальные леса протянулись от великих озер в Рифтовой долине до западного побережья Африки и прерываются примерно в Сьерра- Леоне. Пространство этих лесов занимает тысячи километров. Где-то здесь проходили следы экспедиций Бёртона и Спика.
Англичане шли в глубины континента от побережья Индийского океана пешком. Использовать для облегчения в пути быков или лошадей не представлялось возможным из-за мухи-цеце, бича всей центральной и южной Африки. Неумолимое время давно стёрло следы их экспедиций, оставив открытия минувших лет истории. Но человек, обладающий богатым воображением, может легко себе представить картину ушедших в вечность событий. Природа осталась в этом месте неизменной. Вот только способы достижения цели, на Долгом пути, стали другими. Мы едем на огнедышащих, шумящих мотоциклах, а первые европейские путешественники шли пешком, тратя годы жизни, чтобы исследовать неведомые земли, разгадать их тайны.
От сильного солнца наши лица выглядели обгоревшими, носы шелушились и облезали, руки стали отливать коричневым цветом. Это обстоятельство Давало повод посмеяться друг над другом. Особенно страдало от прямых лучей экваториального солнца лицо фотографа Владимира Новикова, который не защищал голову платком, как то делали остальные. Его нос и щёки кровоточили. Он даже на ходу снимал шлем — свою единственную защиту от солнца, для обдува ветром. Эффект временный, а страдания остаются надолго.
Как-то поглядел я на себя в зеркало, и был несказанно удивлён: «Уже более месяца моё лицо не видело бритвы, а тело не знало полотенца — в походе это ненужная роскошь, занимающая лишнее место. Растрёпанные волосы, большая борода с запутавшейся в ней мошкарой, красные от бесконечной пыли на дороге и беспокойных ночей, глаза.» Конечно же, ночи больше подходят для сна, а не для езды. Ночная дорога вдвойне опасна и требует удвоенного внимания. Но ехать приходится при любой возможности — пусть и ночью, лишь бы ехать. Так усталость берёт своё и медленно подтачивает силы. Мы ведь не перелётные птицы, которые летят из Европы через Сахару в центральную Африку, всего с двумя посадками, а некоторые виды, говорят, и безостановочно.
Нет, нам уже давно необходима пауза в пути: стирка, чистка, полноценный сон, питание, чтобы прийти в себя. Иначе мы будем больше походить на потерявшихся в лесных дебрях солдат средневековья, чем на жизнерадостных, подтянутых российских путешественников. Сейчас земля нам служит постелью, тент палатки — кровлей, котелок — кухней, а мотоциклы — нашим домом на колёсах.
Не проехали мы и 50 километров от пограничного городка Мояле, как нам встретились мотоциклисты на лёгких мотоциклах марки «Honda-Enduro». Поравнявшись с нами, мы остановились, сняли шлемы и представились. Немцы — Улрих и Йорг, путешествующие в свободное от работы время. Внешне спокойные, уравновешенные, весёлые парни. Нам было приятно увидеть близких по духу белых людей. Один из них, в далёком 1992 году, исколесил множество дорог России и Кавказа, и немного говорил по-русски. Но при общении он мешает русский с английским! Так слова «хорошо», «возможно», он вставлял почти в каждом предложении. Так что мы вполне душевно побеседовали.
Главные наши расспросы касались таких немаловажных вопросов, как о предстоящем отрезке пути по Кении и о бензине. В ходе беседы узнаём, что городок, в котором можно найти бензин, будет через 250 км, не меньше, а так как у нас уже чувствовалась нехватка топлива, это обстоятельство внушало нам тревожные мысли. Ну да ладно, где наша не пропадала!
Посмотрели они на наши тяжёлые «Уралы», это, ведь, не мотоциклы нашего времени, это — танки. Танк, где не объедет кучу камня или грязи, то обязательно сгребёт её и уравняет под собой.
— Фантастика! Фантастика! — повторяли несколько раз Улрих и Йорг, и удивлялись русскому энтузиазму. Ведь их деды на таких же мотоциклах в Отечественную войну утопали в непролазной грязи дорог России. А мы — молодое поколение, по-прежнему на таких же «Уралах», которые немногим отличаются от немецкмх BMW сороковых годов. Тяжёлые, с низкой посадкой, к тому же обладающие ненасытным аппетитом, пропускающие через двигатель по 10 литров бензина на 100 км, «Уралы» считаются неподходящей мототехникой для дальних дорог. Где развитие? Наверное, всем русским энтузиастам-конструкторам отбили стремление к совершенству в области мототехники, а впрочем и в любой другой отрасли?!!! Наверное, так оно было и есть! Что мы пытаемся доказать? Что наша техника лучше японской и европейской? Да, нерусским умом нас не понять!
Дружески попрощавшись с немцами, мы завели наши грохочущие, как тракторы, «Уралы» и не спеша, как будто вразвалочку, двинулись в южном направлении. Немцы сфотографировали нас на память. Завели, в свою очередь, лёгкие, всепроходимые мотоциклы и «поскакали» в противоположную сторону — в Эфиопию.
Я оглядываю наши аппараты и удивляюсь — как только ещё оставались целыми колёса от африканской нагрузки! Тем более, что это была не импортная, а наша, своя, резина!? Ехать по острым булыжникам, это — для покрышек — хождение по мукам. Дождёмся ли мы когда в Африке хороших дорог?
Вот мы и в центре пустыни Чалби. На всём необозримом пространстве малопривлекательная панорама: засохшая редкая трава, колючие кусты, чёрные камни, словно осколки гигантского расколовшегося при падении метеорита.
Печаль и уныние стелятся по пыльным и горячим камням, окутывая душу меланхолией. Возникло вдруг такое ощущение и фантастическое предположение, что Чалби — это пристанище неспокойных злобных духов. Лишь лёгкий ветерок вдыхает оживление в это однообразное, серо-зелёное пространство, чуть-чуть нарушая утомляющее безмолвие.
Мы с Владимиром Новиковым сидим теперь в этой среде, возле «Урала», с исчерпанными топливными ресурсами и ожидаем появления хоть какой-нибудь машины. Сергей с Володей Сайгаковым, и с крохами топлива в бензобаке, уехали на своем «Соло» в ближайший городок Марсабит, надеясь найти там бесценную жидкость.
Вода в канистрах, которую мы взяли в Мояле, имеет отталкивающий запах, но так как другой нет, приходится пить эту тёмную бурду. Вглядываемся в пространство, надеясь, что по петляющей среди кустов и камней дороге появятся наши ребята, везущие необходимый бензин. Но вдалеке, на пригорке, вдруг появляется силуэт туземца-охотника, который пытается разглядеть издали нас и понять, что мы за существа, явившиеся в его края, и насколько мы можем быть опасны. По мере его приближения можно разглядеть исконного жителя этих засушливых земель подробнее, его снаряжение, атрибуты и одежду. С плеча свисает карабин, а на поясе поблёскивает патронаж. Он подходит к нам осторожной, бесшумной, как у зверя, походкой. Ему необходима вода, так как он давно в пустыне и его запасы закончились. Мы наполняем пустую пластиковую бутылку имеющейся у нас водой, и протягиваем человеку пустыни. Он принимает драгоценный дар, но, несмотря на сильную жажду, не спешит пить её. Владимир достает камеру