отдельно от афроамериканцев, и IBM изменила эту ситуацию.

Сейбел: В одном интервью вы рассказывали историю об одной конференции, когда вы пришли и представились “Фрэн Аллен”.

Аллен: А они в ответ: “Вы женщина!”

Сейбел: “А мы вас поселили в одну комнату с Джином Амдалом”.

Аллен: Да, помню. Это была конференция IBM, где мы переводили проект System Y, создававшийся здесь, на Западное побережье для разработки продукта и переименовали в ACS. Это была большая конференция - она проводилась в Harriman Estate на другом берегу. Все участники были - кроме, может быть, одного-двух человек - сотрудниками IBM. Администратором был человек с Западного побережья, который никого из нас не знал. Вот и расселил всех в алфавитном порядке.

Сейбел: Но все-таки они с вами разобрались и нашли вам комнату?

Аллен: Да, комнату для горничных, под крышей.

Сейбел: Вы подписывали свои публикации именем Фрэн или Фрэнсис?

Аллен: Ф. Е. Аллен. Не помню, почему я так делала. Думаю, так было принято - по крайней мере тогда - писать только инициалы.

Сейбел: Вы также сказали, что когда начинали работать, считалось, что из женщин получаются хорошие программисты - из-за их склонности проверять все до мелочей. А сегодня бытует мнение, что именно мужчины могут сосредоточиться на чем-то одном, как правило, в ущерб всему остальному, и именно поэтому среди программистов так много мужчин.

Аллен: Верно.

Сейбел: Вы, должно быть, наблюдали немало подобных перемен.

Аллен: Да, сегодня уже не говорят, что из женщин получаются хорошие программисты, но они хорошо работают в команде, потому что любят совместную работу. То есть тогдашняя мысль о том, что женщины склонны проверять все до мелочей, сегодня трансформировалась в идею о том, что женщины склонны к совместной работе и работают вместе хорошо.

Сейбел: Несмотря на то что в группе, работавшей над компилятором для Stretch, было много женщин, вам наверняка приходилось работать и в командах, практически полностью состоявших из мужчин. Работа в женском коллективе и в мужском чем-то отличалась?

Аллен: Да. Мне кажется, что отличалась, но дело не только в том, что раньше со мной работало много женщин, - со мной работали мои сверстники, причем в истинном смысле этого слова, ведь мы были практически одного возраста, поскольку в то время, когда на работу была принята я, набирали много работников. Мы были практически ровесниками, с почти одинаковым образованием. Это была очень дружная группа. Кроме того, вся эта область была совершенно новой - в ней было много неизвестного. Чего-то мы не знали, но и вокруг не было многоопытных профессионалов, которые знали намного больше нас.

Сейбел: Так что же случилось? В нашей сфере уже не так много женщин. Когда это изменилось?

Аллен: Прошло несколько лет, прежде чем я поняла, в чем дело. Это произошло в конце 1960-х - как минимум в тех областях, в которых я тогда работала. Я перешла из исследовательского центра в проект ACS - и переехала в Калифорнию. Затем вернулась в исследовательский отдел и обнаружила, что рабочая обстановка там очень сильно переменилась по сравнению с тем временем, когда я оттуда уходила восемь лет назад.

Был огромный “стеклянный потолок”. Множество процессов в офисе, множество уровней руководства. Изменились структуры руководства, процесс принятия решений стал намного более формальным - особенно в отношении того, какими проектами заниматься и как их делать. Изменилось количество женщин в компании, при этом значительно изменилось и их положение, причем не в лучшую сторону. Разумеется, меня все это не обрадовало.

В начале 1970-х я уже 18 или 19 лет занималась делом, которое меня интересовало и открывало передо мной множество возможностей. Я никогда не стремилась к карьерному росту, но всегда чувствовала, что вольна заниматься тем, чем хочу заниматься, и работать над интересными проектами в подходящих мне ипостасях. И вдруг возвращаюсь и вижу, что это уже не так.

Сейбел: Вам не кажется, что этот стеклянный потолок на самом деле там уже был, просто тогда вы не ударились об него головой? Или что-то на самом деле изменилось?

Аллен: Его действительно там раньше не было. Недавно я поняла, в чем, возможно, был корень этой проблемы: компьютерные науки появились в 1960-1970 годах. И, по большому счету, они вышли из инженерных школ, отчасти из математики.

А в инженерных школах в то время учились в основном мужчины. Своим потенциальным сотрудникам IBM предъявляла определенные требования: наличие определенных степеней и знание определенных предметов в области компьютерных наук. Таким образом, их штат практически целиком состоял из мужчин, поскольку лишь они соответствовали всем этим требованиям - ведь компьютерные науки тогда уже были дисциплиной. Думаю, тогда произошло еще кое-что. Это занятие стало профессией: на рабочем месте шло множество процессов и существовало множество уровней руководства, реализующих эти процессы и следящих за идеальным выполнением всех дел. Это было уже совсем другое место.

Сейбел: Я практически уверен, что в 1950-1960 годы в обществе процветал сексизм. Тем не менее в то же время вы работали в группах, где было много женщин. Почему же эта сфера была тогда такой открытой для женщин?

Аллен: ПО тогда было абсолютно всем в новинку. Да и до сих пор нет твердого определения его как науки. Именно это и привлекало женщин. Раньше женщины работали программистами в ENIAC и в Блетчли-парк. Женщины были вычислителями - это было их название. Но в инженерии, физике и более тяжелых старых науках женщин было не так много. Так роли распределились с самого начала.

Затем женщины стали заканчивать инженерные школы. Сейчас количество студенток последних курсов инженерных специальностей составляет около 20%. У Карнеги-Меллона результат выше, но они прикладывали особые усилия. Что касается компьютерных наук, то здесь результат 8%. На данный момент для женщин нет области хуже компьютерных наук, если говорить о цифрах. “Хуже” не самое подходящее слово, лучше сказать “ниже”.

Сейбел: Попробую выступить в роли адвоката дьявола. Почему это так важно, чтобы мы достигли, например, цели в “50 на 50 к 2020”, сформулированной Анитой Борг, то есть чтобы к 2020 году в компьютерных науках было занято 50% женщин. Почему это так важно, почему именно эта сфера должна отражать распределение в объеме всего человечества?

Аллен: Эта сфера сильно влияет на изменения во всем обществе. Без участия широкого круга населения результаты нашей работы не станут полезными или привлекательными для всех слоев населения. Одна из наших задач - сделать вычислительную технику и все, что с ней связано, общедоступными. Это в идеале. Но именно к этому мы и идем - работа в MIT над компьютером за 100 долларов и то, как мы пытаемся поощрять торговлю в малом масштабе с помощью вычислительной техники в отдаленных уголках стран третьего мира.

Сейбел: То есть получается, чем ближе мы становимся к конечному пользователю, тем легче предположить, что люди с разным жизненным опытом смогут привнести разные идеи относительно того, как эти пользователи захотят взаимодействовать с компьютером. Опять же, выступая в роли адвоката дьявола, - что вы отвечаете тем, кто говорит: “Это все очень хорошо, когда речь идет о разработке приложений, но кому какое дело до разнообразия точек зрения, когда речь идет о разработке оптимизаций компиляторов?” Так ли важно иметь неоднородный штат сотрудников, даже если вы работаете над самыми что ни на есть техническими аспектами разработки ПО, например оптимизацией компиляторов?

Аллен: Да. На самом деле, это было одно из ключевых качеств группы PTRAN. Многих женщин привлекла работа в этой группе отчасти из-за того, что там уже работали другие женщины. Кроме того, именно это сплотило группу. Благодаря соединению противоположностей, а не тому, что в группе были женщины. Эти люди пришли из разных организаций, с разным образованием.

У меня были сотрудники из Нью-Йоркского университета - из института Куранта, которые по-своему представляли себе выполнение определенных задач, поскольку закончили одну и ту же магистратуру. Было