вообще может случиться с человеком, — это вдруг оказаться в кромешной темноте в глубоких подземных залах, где неизвестно кто живет и неизвестно чего этот кто хочет от мирного путника.
Итак, я попал в мертвое и безлюдное королевство-кладбище оттенков серого и серебряного сна. Тихий звук ветра, поющего колыбельную домам-мертвецам, и запах затхлой старости были моими спутниками на Людской улице. Иногда, скорее инстинктивно, я резко оборачивался назад и, внутренне холодея, ожидал увидеть кого-то или что-то идущее за мной по пятам, но все было мертвенно-спокойно. Я шел, стараясь не шуметь, до предела обострившимся слухом ловя звуки летней ночи. Оглушающе давящая тишина в самый неожиданный момент вдруг вспыхивала и разлеталась огнем от просыпавшегося вдруг ветра. Только ветер, всего лишь ветер дул в черных провалах мертвых домов, с таинственным свистом выскакивал из подворотен, раскачивал хлопающие о стены домов сорванные ставни, дразнил дребезжащую жестяную кровлю и вновь смолкал, погружаясь в свой неспокойный и чуткий летний сон.
Лишь один раз непонятный, а оттого пугающий звук заставил покрыться спину холодными мурашками. Проходя мимо некогда богатого, покрашенного выцветшей зеленой краской дома, я услышал тоненький и сразу же оборвавшийся детский плач. Я замер, отпрянув к противоположной стороне улицы, слился с тенью и стал с тихим ужасом слушать. Окна первого этажа дома, откуда мне послышался плач, были заколочены, и звук, почудившийся мне, шел откуда-то со второго этажа. Я ждал, сердце учащенно колотилось, будто свободолюбивая птица, молящая, чтобы ее выпустили из тесной клетки. Ждал, слушал и боялся услышать этот детский плач, злой отчаянный крик голодного младенца, оставленного матерью на произвол судьбы, плач, которому не место в мертвом и страшном месте. Но было тихо, и я, выждав еще несколько минут, направился своей дорогой. Шел, поминутно оглядываясь, боясь поверить в то, что слышал. Постепенно страх отпустил и забылся под гнетом тревоги: как бы не случилась неприятность.
Я старался не выходить на середину освещенной луной улицы, но в то же время и не слишком сильно прижиматься к стенам мертвых домов. Они вызывали во мне какой-то инстинктивный детский страх, скорбно смотря своими разбитыми глазницами-окнами, скорбно зияющими на меня со всех сторон. Я ощущал, что дома были мертвы, именно мертвы.
В то же время они смотрели. По коже все время пробегали вереницы мурашек от буравящих меня взглядов. А может, взглядов и не было, а все это просто мое разыгравшееся воображение?
Очень хотелось плюнуть на все: на короля, Храд Спайн, карту и исчезнуть не только отсюда, но и из города. Меня сдерживала только угроза нарушения договора. Находящаяся по правую руку, за домами, Кладбищенская улица, шедшая параллельно Людской, не добавляла мне ни капли оптимизма. Я ежесекундно ждал чего-то, но это самое что-то не сильно спешило выползти на лунный свет, дабы напугать, а затем и сожрать невесть как забредшего сюда Гаррета.
Наконец-то я увидел дом судьи. Уж не знаю, действительно ли в этом здании жил судья или просто к дому приклеилось такое название из-за какого-то случая, но на городских планах эта серая трехэтажная громадина называлась домом судьи.
Вполне вероятно, что дом вправду был судейским, особенно если учесть, какие взятки брали в былые времена королевские судьи. Теперь все совсем по-другому. Сталкон прижал парочку нечистых на руку судей, еще парочку отправил в Серые камни, а самых невезучих — на эшафот. С тех пор судьи стали работать, как замысловатые механизмы карликов, — быстро и точно, а главное — честно.
Сразу за судейским домом, если верить тем же планам, находился узенький переулок, выводящий на улицу Сонной Кошки. Она, как и Кладбищенская, шла параллельно Людской, но по левую от меня руку. В принципе, можно было пройти дальше по Людской и выйти на Сонную по широкому Овсяному переулку, но до него надо было идти и идти, а Запретная территория являлась не тем местом, что располагает к долгим и приятным ночным прогулкам. Клянусь Тихими временами! Отсюда чем быстрее исчезнешь, тем лучше для здоровья, поэтому узкий переулочек как нельзя кстати срезал мой путь и сокращал опасное путешествие вдвое.
— Сожри меня Х'сан'кор! — выругался я вполголоса.
Стоявший по соседству с судейским жилищем дом развалился, и одна из рухнувших стен заполнила переулок, перекрыв мне дорогу на Сонную Кошку. К сожалению, я не был горным козлом, чтобы перебраться через все эти завалы. Тут и не к ночи упомянутый Вухджааз ногу сломит. Придется идти дальней дорогой. Мой взгляд упал туда, где в ночи таяли стены мрачных домов. Сколько еще идти до Овсяного переулка? Сколько раз придется сыграть с судьбой в кости, рискуя нарваться на неизвестно кого?
Я понимал, что на улице тихо, что тут абсолютно никого нет, а все же… Ну не горю я пылким желанием идти по Людской улице! Вот хоть режьте меня, не пойду, и все тут! Та же самая интуиция, спасшая меня в ночь вылазки в дом герцога Патийского, вцепилась руками в плечи и не пускала вперед. Но тогда как же мне попасть на Сонную? Единственный выход — пройти насквозь один из мрачных домов, находящихся слева от меня. Хотя бы через ближайший ко мне — судейский.
Находясь в густой, как сливки, тени, я мучительно медлил, решая, какое из зол меньше — пройти по Людской дальше или сунуть нос в мертвый дом? Ни тот, ни другой вариант меня не очень-то устраивал, но стоять вот так и ничего не предпринимать было не менее опасно, чем просто продолжать путь.
В доме напротив судейского вновь раздался тихий детский плач, и я вздрогнул, расширенными глазами ища источник звука. Опять откуда-то со второго этажа. Скорее всего, вон из того черного зияющего окна с истлевшей грязной тряпкой, которая раньше была занавеской. Если в первый раз, когда я услышал эти всхлипы, можно было сослаться на разгулявшееся воображение, то второй раз деваться было некуда — я действительно слышал это. И сие открытие нисколько не наполняло мое сердце благодатью и спокойствием. Призраки? Души умерших? Проклятие Рога Радуги? Что-то еще? Не знаю, что это было и что оно хотело от меня, но я уж точно не куплюсь на детский плач и не понесусь сломя голову, как какой-нибудь сказочный дурачок-рыцарь, спасать невинную душу. Эта «невинная душа», вполне вероятно, пару сотен лет ничегошеньки не кушала и теперь представляет для меня нешуточную опасность. А поэтому нам лучше избежать встречи. Нет тут никаких детей, вот уже двести лет нет. Во всяком случае, живых.
Я аккуратно отстегнул арбалет и зарядил вместо одного из обычных болтов огненный. Он был точно такой же, как и боевой, лишь красная полоска помогала отличить его от своих неволшебных собратьев. Да еще наконечник светился во мраке тусклым светом скованного заклинанием огня. Да, конечно, свет ночью очень мешает, но с такой штукой, как огненный болт, все же чувствуешь себя немного спокойнее и увереннее. При попадании в цель из него высвобождалась разрушительная магия огня.
Прошло всего-то несколько мгновений, за которые мое сердце успело провалиться в пропасть и запутаться где-то в кишках, а жуткий плач замолк так же неожиданно, как и возник. Секундная тишина… А затем я услышал тихое хихиканье. Злой детский смешок. Так мог смеяться ребенок, который мучает кошку и знает, что взрослые его за это не накажут.
Волосы на голове зашевелились, спина покрылась холодным потом, и мне чуть ли не впервые в жизни захотелось заорать во весь голос от ослепляющего животного страха, взорвавшегося внутри моего «я». Так меня ничто не пугало. Зомби старых Штолен Ола[13] и даже парочка знакомых демонов с непроизносимыми именами казались добрыми пушистыми щенками перед этим тихим зловещим смехом невидимого существа.
Неизвестность всегда страшит. Пора было делать ноги, причем быстро, смех не располагал к вежливой и неспешной беседе с его таинственным обладателем. У меня уже не возникало сомнений, что этот неизвестный устроил охоту за бедным Гарретом. Иначе как этот смех оказался за пару кварталов от того места, где я его услышал впервые?
Когда хихиканье раздалось уже с первого этажа здания, я отбросил сомнения и колебания. Серым вихрем взлетел по высоким ступеням крыльца дома судьи и ворвался в древний мрак. Лишь малюсенький алый круг света, исходивший от наконечника волшебного болта, разгонял тьму и давал мне скудный обзор. Видно было ровно настолько, чтобы не врезаться в ближайшую стену или мебель и найти старую, покосившуюся от времени дверь, ведущую во внутренние помещения дома. Времени не было даже на то, чтобы достать один из «огоньков» — магических и ярких источников света, купленных мной у старины Хонхеля. Смех уже раздавался на улице, перед дверью, ведущей в дом, где я до этого искал убежища.
Другой бы на моем месте пальнул по неизвестному хохотуну-плакальщику огненным болтом, но я слишком осторожен — так уж меня воспитал Фор. Не стоит рисковать раньше времени. А вдруг огненная магия для смеющейся твари все равно что для огра запах свежей человеческой крови? И в итоге я не убью, а только еще сильнее разозлю неизвестное мне существо.
