перенос в этот мир. Но Шептун не ответил, а в сознании Джилл не было никаких признаков его присутствия. Впрочем, этого следовало ожидать: Джейсон говорил, что с ним было то же самое. Он тоже звал и искал Шептуна, но облачка алмазной пыли не видел — они были здесь как единое целое.

Наверное, его разреженные атомы смешались с атомами мозга Джейсона. А теперь то же самое произошло с ней.

— Шептун, — упрямо позвала Джилл, — Ну-ка брось шутить и ответь мне. Дай хоть какой-нибудь знак, что ты здесь.

Шептун молчал.

«А вдруг, — подумала Джилл, — маленький плутишка забросил меня сюда, а сам остался дома?»

Подумала — и тут же решила, что это мало похоже на правду. Шептун, как она поняла, был прирожденным романтиком, искателем приключений, неутомимым исследователем

Вселенной. Но для того, чтобы изучать ее, ему нужен был проводник, который показывал бы дорогу. Однажды ему показали дорогу — и теперь он, судя по всему, знал, как добраться сюда, но он взял ее с собой.

— Ну ладно, — сказала она сердито, — если тебе так нравится, можешь прятаться дальше. Без тебя обойдусь.

«И как только я решилась отправиться сюда? — недоумевала Джилл. — Зачем мне это понадобилось? Репортерский инстинкт? Или желание побывать там, где побывал Джейсон, в надежде, что здесь отыщется нить, которая еще крепче свяжет нас? Куда крепче, глупости какие! Или я попалась на удочку Шептуна, и он соблазнил меня болтовней о том, что я смогу увидеть больше, чем Джейсон, и лучше пойму математический мир?»

Джилл тряхнула головой. Ни одно объяснение не годилось, и все-таки она здесь, а раз уж она здесь, надо попробовать взять интервью у здешних обитателей.

«'Взять интервью' — звучит неплохо, но как? Как с ними общаться? Я буду рот раскрывать, а они будут отвечать своими уравнениями, но ни они, ни я не будем иметь ни малейшего понятия, о чем, собственно, речь».

Однако, прогнав сомнения, Джилл решительно направилась к кубоиду, который был к ней поближе: розово-красный с дымчато-лиловыми уравнениями и кошмарно запутанным, витым-перевитым графиком ядовито-желтого цвета.

— Я — Джилл Роберте! — громко и четко представилась Джилл, — Я пришла поговорить с вами.

Ее слова безжалостно разорвали тончайшую вуаль тишины, наброшенную на этот мир, и ей показалось, что розово-красный кубоид весь как-то съежился и побледнел. Через мгновение он зашевелился и начал медленно отползать в сторону. Джилл подумала: «Удрать хочет!»

«Ну вот, — огорчилась она, — как глупо вышло… Мне ведь Джейсон говорил, какой это спокойный, тихий мир, а я не успела появиться, как тут же начала вопить. Да и что я сказала-то? Глупее не придумаешь! Сообщила им, что я — Джилл Роберте, а они, даже если и услышали меня, разве они имеют понятие, что такое 'джиллробертс'? Нет, если и говорить с ними, то, наверное, так, как с Шептуном. И нужно им сказать не кто я такая, а что я такое… Нет, и это не пойдет.

Как это, интересно, я могу им сказать, что я такое? Как я, как любой другой человек, другая форма жизни может объяснить еще одной форме жизни, что она такое?

Может быть, — думала Джилл, — стоит начать с того, что я — органическое существо. Но откуда им знать, что значит 'органическое'. Ну, допустим, расслышат, но ведь значения этого слова они не знают. Нет, не поймут. Значит, надо начинать с еще более примитивного уровня. Придется объяснить им, что такое 'органика'. Может быть, если мне удастся достаточно просто и доступно сформулировать это понятие, они поймут меня, ведь они, вероятно, встречались когда-нибудь с другими формами органической жизни? Да и потом, может быть, и они сами — органические существа, — отчего я их сразу в неорганические записала?

Итак, как же мне свести понятие 'органическая жизнь' к самому примитивному уровню? И вообще, положа руку на сердце, что такое 'органическая жизнь'? Хотела бы я знать… Будь тут Джейсон, он бы, вероятно, смог помочь. Он ведь врач и наверняка знает, что это такое. Как же это объяснить? Что-то там было насчет углерода, но что?»

Нет, Джилл не помнила ровным счетом ничего. Проклятье, проклятье, ПРОКЛЯТЬЕ! А еще журналист — человек, который должен знать обо всем на свете! И ведь считала себя всезнайкой, а дошло до дела, и оказывается — самых элементарных вещей не знает! Прежде, готовясь к интервью, Джилл имела привычку загодя узнавать как можно больше о предмете своего интереса, чтобы не попасть впросак с глупыми вопросами. Но тут… даже если бы у нее было время на подготовку, как можно было подготовиться? Никаких предварительных материалов. Нет, может быть, где-то такие материалы и были, но не в мире людей.

Да, пытаться сделать что-то самостоятельно в этом мире — полное безумие. Но здесь Шептун, он часть ее самой, и он должен как-то участвовать в происходящем. Вместе с ней, как одно целое. А он как назло спрятался где-то и не помогает…

Розово-красный кубоид прекратил отступление и остановился на некотором расстоянии от Джилл. Ушел он, правду сказать, недалеко. К нему потихоньку подходили другие кубоиды. Скоро вокруг него собралась целая компания.

«Думают напасть, не иначе, — решила Джилл, — как на Джейсона».

И, решив, что лучший способ защиты — нападение, она смело шагнула к розово-красному кубоиду. Пока она шла, с его передней поверхности стерлись все уравнения и даже кошмарная канитель графика. Поверхность стала совершенно пустой, ровного розово-красного цвета.

Джилл подошла к кубоиду вплотную: Подняла голову и разглядела в нескольких футах над собой его вершину. Передняя плоскость кубоида оставалась пустой. Все остальные кубоиды, собравшиеся неподалеку, не двигались. Замерли и значки, и графики на их поверхности.

Несколько мгновений ничего не происходило. И вдруг… на передней плоскости розово-красного кубоида стало появляться что-то новое. Рисунок был ярко-золотой, какой-то радостный.

Линии возникали неуверенно — так рисовал бы маленький ребенок, рука которого еще не окрепла…

Сначала ближе к верху плоскости нарисовался треугольник — равносторонний, вершиной вниз. Затем к нему примкнул другой треугольник — побольше, вершиной вверх. Потом, после некоторого раздумья, на рисунке появились две параллельные прямые, выходящие из основания нижнего треугольника.

Джилл смотрела на рисунок, не веря своим глазам, и наконец у нее вырвалось:

— Но… это же… я! Верхний треугольник — голова, нижний — туловище, тело, одетое в платье, а две палочки — ноги!

Затем с одной стороны от рисунка возникла извилистая загогулина и пять точек.

— Это знак вопроса? — спросила Джилл неизвестно кого. И решила: — Да, это знак вопроса. Они спрашивают меня, что я такое!

«Вот-вот, — сказал Шептун внутри ее сознания. — Тебе удалось привлечь их внимание. А теперь моя очередь…»

В кабинете кардинала горели свечи, но все равно было темно. Темнота, казалось, пожирала слабый свет свечей. Причудливые очертания мебели напоминали фантастических чудовищ — не то дремлющих, не то приготовившихся к прыжку. У двери, расставив ноги, застыл робот-охранник. Кардинал восседал на высоком стуле с прямой спинкой, закутавшись в лиловую мантию.

— Доктор Теннисон, — сказал он. — За все время вашего пребывания в Ватикане вы впервые удостоили меня своим посещением.

— Я знаю, как вы заняты, ваше преосвященство, — сказал Теннисон, — И потом, до сих пор в этом не было необходимости.