«Староста, его заместитель и все прочие, принадлежащие к еврейскому совету, лично отвечают за все случившееся внутри еврейского поселения в том случае, когда их действия направлены против немецких властей, немецкой полиции и их распоряжений…».
Никаких прав, а уж тем более возможностей, у юденрата не было. Говорить о каком-либо еврейском самоуправлении не столько смешно, сколько кощунственно. Отказ от участия в юденрате означал подписание себе смертного приговора. Конечно же, хотелось жить.
17 июля по приказу военного командования на стенах домов было расклеено объявление, в котором говорилось о том, что все евреи, а также евреи наполовину и на одну четверть, то есть такие, которые происходили от смешанных браков во втором или даже третьем поколении, все «сожительствующие» с евреями или еврейками должны зарегистрироваться до 18 часов 20 июля. Кто не зарегистрируется — будет расстрелян[20].
Люди, приученные подчиняться приказам, внесли свои фамилии в регистрационные списки. Безусловно, они ни сном, ни духом не ведали, чем это им грозит. И даже те, у кого только бабушка или дедушка, которых внуки не застали в живых, были евреями, приходили регистрироваться и называли свои русские, белорусские, польские фамилии. Перепись еврейского населения проводили члены юденрата.
Каждый еврей должен был пришить к своей одежде на груди с правой стороны и сзади на спине круг из желтой ткани диаметром 10 сантиметров.
Чтобы избежать репрессий по отношению к евреям, юденрат принялся за работу очень добросовестно. Вскоре списки из 16 тысяч фамилий были тщательно составлены и переданы в комендатуру.
О том, как проходила регистрация, рассказывает Г. В. Шантырь: «…это был двор недостроенного дома, стояла толпа, я увидел там знакомых. Мы не боялись тогда немцев. Ощущение было, что это ненадолго. Немного перетерпеть, и скоро нас освободят. Никакой охраны при регистрации не было. Вопросы задавали самые простые, даже адрес не спрашивали. Приходить надо было с советским паспортом, по нему записывали национальность. Регистрация шла много дней…»[21]
В июле 1941 года оккупанты доносили в Берлин: «Во всех городах Белоруссии назначены уполномоченные представители еврейского совета, которым было поручено создание еврейского совета (от 3 до 10 человек). Этот еврейский совет полностью несет ответственность за поведение еврейского населения и выполнение им всех распоряжений немецких властей. Кроме того, он немедленно должен провести регистрацию всех евреев, проживающих в данном местечке, городе. Наряду с этим, он подбирает группы евреев в возрасте от 15 до 35 лет для работы по заданию вермахта…».
После окончания фабрично-заводского училища швейников Евдокия Степановна Спиридонова (Пирожкова) работала на фабрике имени «КИМ». Когда началась война, 18-летнюю Дусю Спиридонову назначили командиром санитарного взвода МПВО. 9 июля, после вступления немцев в Витебск, Е. С. Спиридонова вместе с родителями уехала в деревню Трехнивку под Суражем. Там и началась ее подпольная работа под руководством А. П. Максименко, возглавлявшего спецгруппу МГБ.
Вскоре после начала оккупации Витебска знакомая Е. С. Спиридоновой попросила ее вывести евреев из города. Во время следующей встречи Евдокия Степановна сообщила знакомой, что есть возможность евреям спастись, и сказала, чтобы они собрались по дороге к Барвин-перевозу. «И когда я пришла к условленному месту и времени, — писала в своих воспоминаниях Е. С. Спиридонова, адресованных на имя секретаря Витебского обкома партии Н. И. Пахомова, — их оказалось 25 семей. С помощью подруг я перевела их к своим подпольщикам на торфзавод «20 лет Октября», в полутора километрах от деревни Красный Двор, а оттуда они были переправлены за линию фронта в советский тыл»[22].
Е. С. Спиридонова одна из первых в июле-августе 1941 года создала подпольную патриотическую группу, которая активно действовала на протяжении всего времени борьбы против оккупантов. О мужестве этой девушки знали не только товарищи по подполью. Она была связной и разведчицей штаба Калининского и 1-го Прибалтийского фронта. Дважды была тяжело контужена и всякий раз после выздоровления снова возвращалась в строй. После войны Е. С. Спиридонова (Пирожкова) жила в Витебске. Потом с мужем Н. И. Пирожковым, бывшим партизаном отряда (позже — партизанской бригады) М. Ф. Бирюлина и детьми переехала на Украину.
К сожалению, наша попытка выяснить подробности уникальной операции по спасению витебских евреев, установить имена спасителей и спасенных оказалась безуспешной. Но главное — сам факт спасения десятков человеческих жизней. Подвиг, оставшийся в памяти Витебска.
Уже с первых дней оккупации в городе стал ощущаться голод. Купить продовольствие было негде, и каждый добывал еду, где мог. Как вспоминает И. И. Левина (Вейлер), многие ходили за едой на железнодорожную станцию. С фронта шли составы с ранеными немцами. Горожане выпрашивали у них остатки еды, и те бросали ее на перрон.
Однажды на улицу, где жили Вейлеры, приехали на машине немцы. Они предложили подросткам поехать копать картошку. Желающих было очень много. Голод гнал людей к кузовам машин. 12-летний Вейлер тоже пытался залезть в машину но те, кто был постарше, отталкивали его, и когда машина тронулась с места, он остался стоять на земле.
Никто из тех, кто поехал копать картошку, обратно не вернулся. «Сельскохозяйственный рейс» был всего лишь поводом для очередного уничтожения людей. Фашисты вывезли подростков за город и расстреляли.
18 июля фашисты пригнали евреев, которых поймали в городе во время очередной облавы, на берег Западной Двины. Среди них совершенно случайно оказался и Василий Иванович Бутримович. Он был брюнетом и, может, потому показался фашистам похожим на еврея. Сразу же после войны В. И. Бутримович свидетельствовал, как человек 40 евреев-мужчин загнали в воду, избивали и, в конце концов, утопили. Он спасся только благодаря тому, что в городе его многие знали. И стоявшие на берегу местные жители в один голос кричали немцам, что Бутримович — не еврей.
«…Евреи до сих пор ведут себя сдержанно, — сообщала служба безопасности и СД от 19 июля 1941 года. — Жестокие меры против евреев, в особенности экзекуции, значительно способствовали росту антинемецких настроений среди населения, росту вражды и клеветы…, они становились все более опасными».
И здесь же: «…направить белорусов на еврейские погромы не представляется возможным».
Информация о попытке расправиться с евреями руками местного населения содержится также в сообщениях от 22 и 26 июля 1941 года.
В привокзальной части города, где до войны проживала значительная часть еврейского населения, была установлена так называемая «черта оседлости»[23], между полосой железной дороги и правым берегом Западной Двины, на совершенно разрушенной военными действиями территории. Было приказано всем евреям переселиться сюда в течение двух или трех дней. Вначале таких мест было несколько: овощехранилище — между улицами Революционная (бывшая Малая Ильинская) и А. Мовзона (бывшая Яновская Набережная), дрожжевой завод — на углу улиц А. Ильинского (бывшая Нижне-Набережная) и Жореса (бывший Леорков переулок), клуб летчиков — улица Революционная (бывшая Большая Ильинская), табачная фабрика — улица Покровская (с 1927 по 1992 год — улица Дзержинского), дом № 30 по ул. Комсомольской и другие.
Тех, кто не являлся к местам сбора добровольно, гитлеровцы выгоняли из их домов и квартир силой.
