Он открыл папку и, порывшись, извлёк пачку рукописных листов, испестрённых кляксами и жирными пятнами. Хмыкнув, зачитал название: 'О непристойной жизни и попранных заветах небожителей, вероломстве в личном и общественном поведении жителей королевства Тордехеш'.
Брагоньер мельком ознакомился с этим трудом, но читать смог только по диагонали, придя к выводу, что автор напрасно извёл бумагу. Упуская из виду смысловую нагрузку опуса во славу строгой морали, написан он был несуразно, без согласования с логикой и правилами литературного языка. Чего только стоило: 'Я так понимаю: если делил с кем кров, то всё, повязан узами дружбы. То есть друг дружку предавать нельзя. Ежели кто делает, то дурной человек. Беря в доме чьём ложку, ты уже семья хозяину'.
- Это не я придумал, вернее, я, но взял мысли учителя.
- Какого учителя? Имя, фамилия, адрес?
- Да мы в 'Весёлой свинье' разговорились. Знаете, там подавальщица была - срамная девица. Грудь оголяла, глазки мужчинам строила...
- Непристойное поведение? Проституция? - в блокноте тут же появилась запись о кабачке 'Весёлая свинья'.
- А как ещё назовёшь, когда платье не под горло? Срам, конечно. У честной женщины только ямочка на шее видна, а очи всегда долу.
Господин Диюн увлёкся, попытался клеймить модниц, но соэр вернул его к сути вопроса.
- Так вот, замечание ей сделал, она окрысилась. Противно стало, хотел уйти, а тут ко мне человек один подсел, посочувствовал. Мы потом часто в моей лавке сидели. Он-то глаза мне открыл, подтолкнул нести свет людям, души врачевать то есть. Сказал, что вместе мы искореним скверну.
- Идеи нравственности его?
- Половина статьи - да, господин соэр, каюсь. О падении нравов, особенно среди женщин.
- И как же этот некто призывал врачевать их? - прищурился Брагоньер.
- Всеми возможными способами, господин соэр.
- И убивать? Вы ведь призывали сурово карать нарушителей морали, - напомнил соэр, постукивая пальцами по столу. Скука прошла, появилась уверенность, что пальцы поймали конец нужной ниточки. Либо он добьётся признания господина Диюна, прижмёт его к стенке и благополучно отдаст судье, либо тот выведет на хвост убийцы. В любом случае, сегодня будет, что обдумать.
- Если потребуется. Он говорил, что иногда зло так глубоко проникает в душу, что уничтожить его может только смерть. Это не убийство, а... какой-то акт. Точно, акт божественной справедливости!
Обвиняемый замолчал, с надеждой уставившись на Брагоньера. Потом робко попросил снять заклятье: 'Я никуда не убегу, слово даю'. Соэр придерживался другого мнения и просьбу проигнорировал. Его больше интересовала правдивость или ложность показаний: с этим Брагоньер пока не определился.
- И как звали вашего таинственного наставника?
- Он говорил, что его ищут, хотят повесить, поэтому не называл полного имени: боялся, что даже я выдам.
- И всё же? Иначе я приму ваши слова за фантазии.
- Цинглин.
Увы, имя не редкое: в Тордехеше сотни Цинглинов. Есть среди них и аристократы, и крестьяне. Да и кто сказал, что имя не выдумка? Жаль, нельзя выдать ордер на исследование разума: оно наносит необратимые последствия сознанию и проводится только в ходе следствия по высшим статьям Свода законов и наказаний.
- Кто-нибудь ещё видел этого Цинглина?
- Да. Хозяин 'Весёлой свиньи', соседка. Он ведь дома у меня бывал, а потом пропал. Полгода назад. Сказал, что покидает страну, завещал мне своё дело.
- Что-то конкретное?
- Проповеди. С тех пор в храм Сораты и хожу... То есть ходил, господин соэр.
- Хорошо, допустим, я вам верю. Для протокола: вы утверждаете, что некий Цинглин крайне негативно относился к свободе нравов и просил проповедовать свои идеи?
- Всё верно, господин соэр. И открыл мне глаза, позволив узреть истину.
- Как он выглядел?
Господин Диюн замялся. Нахмурился, силясь вспомнить. Ему по-прежнему было зябко. Стоявший у двери солдат по знаку Брагоньера вышел и вернулся с исподним и арестантской робой. Обвиняемого, как куклу, одели и усадили обратно на табурет. Тот сердечно поблагодарил соэра за заботу и извинился за то, что мало чем может помочь:
- Вроде, одного роста со мной был, только моложе. Лицо обычно под капюшоном прятал. Голос очень убедительный. Одет... Ни бедно, ни дорого, неприметно так. В серое, чтобы прятаться удобнее. Перчатки никогда не снимал: говорил, у него экзема.
- Блондин, шатен, брюнет?
- Шатен, господин соэр.
- Но ещё минуту назад вы утверждали, что он прятал лицо, - напомнил Брагоньер.
Прятал руки... Очень интересно. Такую подробность не придумаешь на ходу, этот Цинглин реален. Только играл в пьесе иную роль, нежели описывал господин Диюн.
Экзема... Возможно. А ещё - ожоги, татуировка, демонические когти, перстни... Словом, что-то приметное, броское, раскрывавшее личность. И это что-то казалось Брагоньеру ключом к загадке.
- Но ведь кое-что да видно, - усмехнулся господин Диюн. - У него волосы длинные. Не как у девушки, но чуть из-под капюшона виднелись.
- Имеете ещё что-нибудь сказать?
Обвиняемый покачал головой.
Соэр велел отвести арестованного в камеру, напомнив о серьёзности обвинений и последствиях дачи ложных показаний.
- Второго шанса не будет, господин Диюн. Чистосердечное признание вы можете сделать только сейчас.
- Так я и сделал, - обиженно засопел обвиняемый. - Признался, что не мои идеи, что украл их у учителя.
Брагоньер раздражённо махнул рукой, и господина Диюна увели.
Соэр собрал бумаги, кивнул палачу, сухо бросив, что до завтра он точно не потребуется, и направился к магам. Вопреки ожиданиям, отчёт был готов: частички с одежды не сходились с частичками материи на кокаине.
- Заклинание поиска пробовали? На владельца дури?
Судебный маг, господин Братс, одарил Брагоньера насупленным взглядом: будто они сами не знают, как работать!
- Это не арестованный. Поиск указал на одну из гостиниц, но большего сказать нельзя.
- С чего тогда уверенность, что хозяин не господин Диюн?
- Профессиональная тайна.
- И всё же? - не отставал соэр.
- Я же сказал, что проверил поиском. Задавал хозяина. В детали вдаваться не стану.
- Духов спрашивали?
- Это лживые создания, - покачал головой волшебник. - Отвечают общими словами, либо местонахождение человека указывают. Да и бесполезно расспрашивать их здесь, нужно было беседовать на месте преступления, где они могли что-то видеть.
- Ну, и что в итоге? - в нетерпении раздражённо переспросил Брагоньер.
- Господин Крауст спрашивал там, в борделе. Духи сказали, что преступник в Сатии, но не в тюрьме, а на воле. Вы же знаете, их сложно разговорить. Быть может, госпожа Нора смогла бы...
От одного упоминания о боевой магичке соэр скривился. Эта особа оставила после себя долгую память своим языком и нежеланием подчиняться. Хотя, следовало признать, она один из лучших магов