Тут пришла моя очередь прервать Гитлера.

— Не могу, не могу, — заявила я умоляюще. — Не забывайте, пожалуйста: я актриса до мозга костей.

По выражению лица Гитлера было ясно, сколь сильно его разочаровал мой отказ. Он встал, попрощался со мной и сказал:

— Очень сожалею, что не смог уговорить вас. Желаю вам счастья и успехов. — Затем сделал знак слуге. — Проводите, пожалуйста, фройляйн Рифеншталь к машине.

Сбитая с толку и совершенно подавленная, я поехала домой. Меня огорчило, что я так разочаровала Гитлера, к которому тогда все еще относилась с уважением. Но я не могла переделать свой независимый характер. Ко мне пришел Фанк, я рассказала ему об этой беседе. Он был немногословен:

— Ты вела себя глупо, это необходимо исправить.

— Но как? — спросила я подавленно.

Немного подумав, Фанк предложил:

— Несколько лет назад, будучи по уши влюбленным, я подарил тебе первое издание полного собрания сочинений Фихте в оригинальном кожаном переплете. Что, если ты подаришь его Гитлеру, написав несколько строк, поясняющих твое поведение?

— Неплохая мысль, — сказала я и с благодарностью обняла его.

Несколько дней спустя я принимала гостей. Вальтер Прагер и Ганс Эртль рассказывали мне о вылазках в горы, которые они предприняли после окончания работы в Гренландии.

Когда мы вместе весело готовили ужин, зазвонил телефон. Поскольку было очень поздно, я не хотела подходить. Но Прагер, уже держа трубку в руке, протянул ее мне. Я сразу узнала голос.

— Это Геббельс. Можно ли мне на минуту забежать к вам?

— Нет, — ответила я резко, — сожалею, господин министр, у меня гости.

После паузы я услышала:

— То, что я должен сообщить, не терпит отлагательства.

— Мне очень жаль, доктор Геббельс, но сегодня из Швейцарии приехали мои друзья, они ночуют у меня.

Геббельс настаивал:

— Я недалеко от вашего дома — приеду на такси.

И, не дожидаясь ответа, повесил трубку. Я пришла в ярость и не хотела спускаться вниз. Но друзья посоветовали не обострять отношения. Приятный вечер был основательно испорчен.

Когда я вышла на улицу, Геббельс стоял один-одинешенек. Он был в дождевике и широкополой, низко надвинутой на лицо шляпе. Лило как из ведра — такси поблизости не было.

Извинившись за неожиданное появление и оглядевшись по сторонам пустынной, темной улицы он сказал:

— Здесь нам нельзя оставаться — вы совсем промокнете.

Спасаясь от дождя мы укрылись в моем «мерседесе».

— Я не могу показываться рядом с вами, мы должны отъехать.

— Куда? — озадаченно спросила я.

— Куда хотите, но чтобы нас никто не увидел.

— Вы ставите себя и меня в глупейшее положение.

Мы отправились вниз по Кайзераллее, в направлении Груневальда. Дождь был такой сильный, что я ничего не могла разглядеть через стекла. Каждую минуту мог пойти град. Лучше всего, подумала я, ехать в Груневальд, в такую погоду наверняка там не будет ни одной живой души. Когда мы, двигаясь от дамбы канала Гогенцоллернов[209], повернули в Груневальд, я увидела, как Геббельс достал из кармана плаща пистолет и положил его в ящик для перчаток.

Заметив мой испуг, он с улыбкой произнес:

— Я никогда не выхожу на улицу без оружия.

Тут уж я действительно стала с нетерпением ждать объяснений. Но Геббельс молчал. Машина могла ехать только со скоростью пешехода. На проезжей части образовались большие лужи. Только бы не врезаться в дерево, подумалось мне. Я съехала с дороги в лес, который становился все более густым, так что мне пришлось выруливать между елями, как в слаломе. Мы медленно двигались по раскисшей земле. Тут Геббельс положил мне руку на талию. В это мгновение машина сильно дернулась и остановилась. Я с испугом увидела, что автомобиль накренился. Мы не решались пошевелиться, боясь, что перевернемся. Геббельс, который оставался на удивление спокойным, осторожно вынул пистолет и опустил его в карман. Затем попытался открыть дверь. К счастью, нам удалось выбраться. Из-за плохой видимости я наехала на холмик и машина по самую левую подножку засела в вязкой грязи, а передние колеса повисли в воздухе. Ситуация неприятная. Было очевидно, что вдвоем нам «мерседес» не вытащить.

— Фройляйн Рифеншталь, если вы пойдете в ту сторону, — Геббельс указал направление откуда мы приехали, — то через несколько минут выйдете на дорогу, где сможете вызвать по телефону такси. К сожалению, я не могу сопровождать вас. Вместе нас не должны видеть ни в коем случае.

Я удивилась тому, насколько хорошо он ориентируется в темноте. Затем Геббельс попрощался со мной, поднял воротник плаща и зашагал в противоположном направлении.

После долгих блужданий я обнаружила пивную, откуда смогла позвонить на квартиру. Я попросила друзей, которые уже сильно беспокоились, приехать за мной на такси. Может, с помощью шофера нам удастся вытащить машину. Я промокла до нитки и поэтому попросила захватить теплые вещи, плащ и карманный фонарик.

Пока я, дрожа от озноба, сидела в пивной, меня согревал горячий грог. Весьма любезный хозяин принес вязаную кофту и шерстяную шаль. Я все еще чувствовала страх перед Геббельсом, прямо-таки гнусным образом преследовавшим меня. Великая тайна, которую он собирался мне открыть, была всего лишь грязной уловкой.

Когда друзья приехали, я вздохнула с облегчением. Какое счастье, что я была в этот вечер не одна. Вчетвером мы нашли машину, но все попытки вытащить ее закончились безрезультатно. Пришлось возвращаться домой на такси. За обильным столом мы отметили мое «спасение».

Друзья уехали домой, машина снова стояла в гараже. Наконец я могла целиком и полностью посвятить себя новому делу. Почти каждый день мы с Герхардом Менцелем работали над сценарием фильма «Мадемуазель Доктор». В середине сентября должны были начаться съемки в павильонах киностудии УФА в Бабельсберге[210].

Вдруг, к своему удивлению, я получаю из рейхсканцелярии приглашение на воскресную экскурсию в Хайлигендамм[211]; в ней примет участие и Гитлер. Никаких деталей мне не сообщили.

Оо этой экскурсии я мало что запомнила. Только то, что мы ехали в Хайлигендамм на двух машинах. В первой — Гитлер с Геббельсом, фотографом Генрихом Хоффманном и Брюкнером[212]. Во второй — госпожа Геббельс и я, а рядом с водителем адъютант Геббельса.

У меня осталось ничем не омраченное впечатление от беседы с Магдой Геббельс. После того как мы поболтали о моде, косметике и киноартистах, она разоткровенничалась и начала рассказывать о своей жизни. Призналась, что вышла замуж за Геббельса только ради того, чтобы иметь возможность чаще видеть Гитлера.

— Своего мужа я, конечно, люблю, — сказала она, — но мое чувство к Гитлеру сильнее, за него готова отдать жизнь. Я нахожусь во власти фюрера до такой степени, что развелась с Гюнтером Квандтом, с которым мы жили очень хорошо. Мне ничего не стоит отказаться от богатства и роскоши. У меня было только одно желание — быть ближе к Гитлеру. Поэтому я устроилась секретаршей к доктору Геббельсу. Лишь после того как мне стало ясно, что кроме Гели[213], своей племянницы, смерть которой нанесла ему сильнейшую душевную травму, Гитлер не может полюбить ни одну женщину, только, как он говорит, «свою Германию», я согласилась на брак с доктором Геббельсом.

Об этих словах я вспомнила, когда услышала о страшном конце ее семьи в рейхсканцелярии, где