Гладко наврано. Производственные расходы были покрыты на 100 процентов, что можно прочитать в уже подписанных договорах. Вновь я попала в жернова политических интересов. И потом прочитала в той же газете: «Отбились — Лени Рифеншталь не получит деньги налогоплательщиков».

Господин Тишендорф, владелец «Герцог-фильма», поехал в Вену с намерением в личной беседе с членами австрийского правительства как-то урегулировать ситуацию. Он смог предъявить доказательства лживости утверждений прессы. Однако, вернувшись, сказал:

— Милая госпожа Рифеншталь, вы должны похоронить свой фильм — положение безнадежно. Скорее правительство уйдет в отставку, чем мы получим рефинансирование. Ваши противники так сильны, что вы — извините меня, если я скажу правду, — больше никогда в жизни не сможете работать по специальности.

Эта несправедливость так на меня подействовала, что, только очень медленно преодолевая шок и тяжелую болезнь, я пыталась склеить свою жизнь из мелких осколков. Прежде всего я старалась заботиться о больной матери, которая вышла из больницы.

Все, полученное от проката «Долины», было истрачено. Деньги ушли на многолетний кропотливый сбор материала, оплату одиннадцати адвокатов — в Париже, Инсбруке, Вене и Мюнхене — и трех доверенных лиц. Все, что у меня осталось, я вложила в «Красных дьяволов». Правда мне теперь не нужно снимать квартиру, у меня есть машина, необходимая одежда и, что самое ценное, друзья.

Одним из них был Вальди Траут, руководитель производства, который начинал свою карьеру в 1931 году в картине «Голубой свет» и теперь владел собственной киногруппой при фирме Ильзе Кубачевски «Глория-фильм». Далее, Фридрих Майнц[426], создатель таких популярных фильмов, как «Канарис» и «Генерал дьявола», Август Арнольд и мой адвокат Ганс Вебер, который как юрисконсульт оказал мне неоценимые услуги. Также и Хельге Паулинин[427], «немецкий Кокто», как я его называла, талантливый во многих областях искусства. Он жил неподалеку, поэтому мы часто проводили время вместе. Незабываемы инсценировки в Мюнхенском Камерном театре: «Гойеска» и «Студент из Праги» с Гаральдом Кройтцбергом. Его постановка балета Вернера Эгка[428] «Абраксас» стала событием. Без некоторых сотрудников и друзей в США, и прежде всего без Ханни, я вряд ли смогла бы пережить годы кризиса. Нельзя забывать и Петера Якоба, моего бывшего мужа. После того как наш брак распался, он делал все, чтобы облегчить жизнь нам с матерью. Я всегда могла рассчитывать на его помощь, даже когда он женился на актрисе Эллен Швирс[429]. Мы остались добрыми друзьями.

Вопреки предсказанию господина Тишендорфа, что я никогда не буду работать по специальности, мне не хотелось заниматься чем-то другим. Доклад профессора физики Отто Хана[430] об атомной энергии и Хиросиме заставил призадуматься и написать об этом киноэтюд. Я хотела познакомиться с физиками и через профессора Ашофа из университета Аахена получила адреса Гейзенберга[431] и Хана, оба тогда работали в Гёттингене. С помощью ученых мне захотелось сделать фильм-предупреждение о страшной опасности возможной атомной войны.

Мой этюд назывался «Кобальт-60». Лента должна была представлять собой смесь документального и игрового кино. Ни один доклад или газетное сообщение, ни одна книга, ни одна телевизионная передача и приближенно не может так сильно продемонстрировать опустошающее действие атома.

Несмотря на актуальность темы, интерес к ней у деятелей кинобизнеса отсутствовал и ни одна фирма не пожелала рискнуть хотя бы минимальными средствами. Я очень расстроилась.

Визит Жана Кокто вдохновил меня на проект, который казался привлекательным. Тема: «Фридрих Великий и Вольтер». Не исторический и не героический, а, как сказал Кокто, фильм, который должен показать человеческие отношения между королем и философом: их ненависть, характерная для отношений Франции и Германии, должна служить в картине только фоном. Главное — попытаться в коротких сатирических диалогах исследовать две противоположные личности. Кокто хотел, при моей режиссуре, сам сыграть обе роли — мысль очень интересная. Для сценария я сумела заполучить Германа Мостара, талантливого писателя и отличного знатока предмета. Годами изучая документы, он собрал кроме множества официальных исторических свидетельств еще и неизвестные, например, занятные анекдоты о Фридрихе. Его книга «Всемирная история весьма лично» — моё излюбленное чтение. Но даже для этой, исключительно интересной темы денег не хватило, поэтому я могла снимать только в черно-белом варианте. И я, и Кокто готовы были пожертвовать своими гонорарами, но никого другого привлечь к финансированию не смогли.

Я показала сценарий Фридриху Майнцу — ему понравилось. Но тут же заявил:

— Лени, сэкономь на разочарованиях. Ты не найдешь спонсора ни для этого, ни для какого-то другого фильма. Разве ты не знаешь, что твое имя в США занесено в «черный список»?

— Я это знаю от моих американских друзей, но ведь бойкот не может длиться вечно, — с надеждой сказала я.

— Как ты наивна, — вздохнул Майнц.

Но жизнь продолжалась. Я пыталась получить ссуду на обустройство двух монтажных в подвале соседнего дома, там планировалось разместить аппаратуру и монтажные столы, находившиеся пока под арестом в Австрии. От кучи квитанций на оплату налогов, расчетов с «Аллианц-фильмом» и доверенными лицами в Австрии, договоров, связанных с поручительствами, голова шла кругом. Мне повезло, что Ханни, дитя солнца, не сломалась, и ее смех раздавался даже во время бесконечной и скучной работы.

Разрядку приносили вечерние киносеансы. Я по ним соскучилась, но досматривала до конца только те фильмы, которые нравились, поэтому всегда садилась ближе к выходу, чтобы не помешать другим. Первые картины, которые я увидела после заключения, дали мне чрезвычайно много. Так, вспоминаю, какое сильное впечатление оставила лента Билли Уайлдера «Проигранный уик-энд», как и «Запрещенные игры» Рене Клемана, «Забвение» Луиса Бунюэля, «Плата за страх» Анри Клузо[432], «Дорога» и «Ночи Кабирии» Федерико Феллини, неореалистические картины