заключение суда, подтвердившее фальсификацию дневника, оказалось не в состоянии загладить уже нанесенный мне вред.
Тренкер никак не отреагировал ни на процесс, ни на все тяжкие обвинения, ни на вынесенный приговор. Он в течение пяти лет не показывался в Германии. Только в октябре 1953 года в «Мюнхнер иллюстрирте» появилось его сообщение под заголовком: «Мое сердце всегда принадлежало Тиролю». Предполагая, что за те годы, пока его не было в Германии, афера с дневником быльем поросла, он попробовал отречься от гнусной фальшивки. Истинного сочинителя лжедневника Евы Браун, кроме него, знали немногие, но предпочли помалкивать.
Приговор суда оказался очень важен и для Судебной палаты. Первое слушание моего дела состоялось 1 декабря 1948 года в Филлингене, в Шварцвальде. После многочасовых напряженных дискуссий я получила свидетельство комитета следователей о том, что всегда принадлежала к группе «не нарушивших закон»: «После тщательно проведенного расследования не было установлено никаких политических деяний. Упомянутая не являлась членом НСДАП, не числилась ни в одном из ее филиалов».
После вынесения данного приговора б июля 1949 года мне надлежало пройти еще одну многочасовую процедуру. На сей раз не в Виллингене, а в Судебной палате Государственного комиссариата по политической чистке Бадена, расположенной во Фрайбурге. Допрос, на котором я присутствовала совершенно одна и без помощи адвоката защищала себя, длился целый день. Мне пришлось давать объяснения по поводу каждого циркулирующего слуха. Вечером был оглашен приговор. Единогласно: «Не нарушившая закон».
В обосновании значилось:
Расследование, предпринятое в связи с госпожой Рифеншталь и касающееся ее отношений с ведущими личностями Третьего рейха, установило — в противоположность многократно распространявшимся в прессе и среди населения слухам и утверждениям, — что ни с кем из них она не имела связей, которые бы выходили за рамки деловых заданий, поручавшихся ей как деятелю культуры. Ни один свидетель, ни один факт, изложенный под присягой, не говорят о более тесных взаимоотношениях госпожи Рифеншталь с Гитлером. Она не занималась пропагандой в пользу НСДАП, так как всегда находилась в стороне от политики. Ее олимпийский фильм является международной акцией и исключается из состава преступления. Госпожа Рифеншталь долгое время решительно отвергала заказ на фильм о партийном съезде и вынужденно выполнила его только по настоятельным и неоднократным предписаниям Гитлера. У нее не имелось намерения пропагандировать НСДАП, не возникало даже мысли, что она это делает. Задача, поставленная перед ней, имела целью создание документального, а не пропагандистского фильма. Дальнейшее признание его действенным средством пропаганды национал-социализма нельзя вменить в вину режиссеру. За рубежом перед началом последней мировой войны этот фильм не считался пропагандистским. Это доказывают высокие награды, присужденные ему многими международными жюри, например, золотая медаль на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. Следует указать, что во время съемок фильма о партийном съезде еще не были приняты законы о евреях и не произошли известные еврейские погромы. К тому же тогда о военных приготовлениях Гитлера непосвященные не знали и истинный характер их оставался еще завуалирован. Преступное развитие тирании национал-социалистов оказалось невозможно предвидеть. Все это противоречит тому, что госпожа Рифеншталь якобы являлась «бесспорно пропагандистом» национал-социалистических учений. К тому же она и сейчас поддерживает дружеские отношения с евреями, а во время господства национал-социализма принимала на работу и неарийцев, помогала преследуемым нацистами. У нее в обиходе не было гитлеровского приветствия.
Во второй раз французская военная администрация выдвинула протест против вынесенного приговора и заявила о своем несогласии с зачислением меня в группу «не нарушивших закон». Так, спустя полгода (на том заседании я не присутствовала) Государственный комиссариат Бадена определил мой статус во время правления фашистского режима как «сопутствующая».
Из многих показаний под присягой, которые были предъявлены Судебной палате, самое необычное оказалось от Эрнста Егера. С тех пор как в 1939 году в Нью-Йорке он бессовестно бросил меня в беде, кроме его лживых заявлений в мой адрес в прессе, Егер никак себя не проявил. И теперь, спустя девять лет, читая его письмо, я недоумевала: как смог он, который ранее, являясь моим партнером, умудрялся использовать мое имя для денежных афер, с такой энергией теперь вступиться за меня? В заявлении, которое Егер прислал в Судебную палату отнюдь не по моей просьбе, он писал:
Голливуд, 28
1385 Норт-Риджвуд-Плейс
11 июля 1948 года
Я, нижеподписавшийся Эрнст Егер, проживающий в Голливуде, клятвенно заявляю под присягой по делу денацификации Лени Рифеншталь-Якоб.
Я знаю госпожу Рифеншталь 20 лет. Будучи главным редактором берлинского «Фильм курир», я имел возможность проследить, как необыкновенно быстро она выросла до одного из самых значительных создателей фильмов в мире. В годы нацистского режима, с 1933 по 1938 год, во время нашей деловой поездки в Америку, между нами сложились довольно близкие отношения, позволившие мне глубже изучить ее личность и творчество, тем более что в то время я так или иначе был связан с производством ее фильмов.
Из-за статей, слишком явно прославляющих Голливуд, опубликованных мною в Германии в 1935 году, меня пожизненно исключили из Имперской палаты. Известие о моем изгнании появилось во многих газетах. Госпожа Рифеншталь приняла близко к сердцу мою вынужденную, на долгие годы, эмиграцию. Она сочувствовала мне не потому, что ожидала какой-то выгоды от написанного мной, а повинуясь исключительно внутреннему протесту. И подобная реакция оказалась характерной для нее, проявившись не только в моем случае, но и во многих других. Можно исписать целые страницы, повествуя о том, как госпожа Рифеншталь побуждала меня выступать в поддержку других литераторов, находившихся в изгнании, помогать им материально. Госпожа Рифеншталь и сама жертвовала на благое дело крупные суммы, хотя в те времена совсем не купалась в деньгах. Перед всем миром я могу доказать ее позицию «за», а не «против» евреев, французов, техников, рабочих, служащих и творческих деятелей различных национальностей — в течение ряда лет я вел дневниковые записи. Не многие знают, что долгое время она поддерживала материально своего врача-еврея. Большинство представителей Третьего рейха неприязненно относились к госпоже Рифеншталь, в первую очередь доктор Геббельс и его окружение, а также «старые члены партии», не видя в ней «проверенного борца», в лучшем случае — замечая честолюбивого художника и личность, не позволявшую собой командовать.
Но поскольку прежде всего Лени — женщина, естественно, разнообразные легенды все время подпитывают общественное мнение. Ее энтузиазм по отношению к кино уникален и позволил достичь ни с чем не сравнимых результатов. В эти дни повсюду в Соединенных Штатах Америки демонстрируется ее «Олимпия» — лучшее доказательство того, что госпожа Рифеншталь всегда создавала прежде всего первоклассный киноматериал, но не пропаганду. Даже фильм «Триумф воли» был показан в 1947 году в Америке, потому что он представляет собой истинное лицо эпохи, которую мы преодолели.
В течение десяти лет я не получал от госпожи Рифеншталь никаких известий. Пишу эти строки спонтанно и от всего сердца. Ее умение творить еще до нацизма доказало, что после победы над ним она станет зрелым художником. Я уверен, что она как никто другой заслуживает всего наилучшего.
Несколько месяцев спустя Эрнст Егер попытался уже в личном письме объяснить непостижимую для меня метаморфозу в своих мыслях. Он писал: «Страх и сомнения после 1933 года согнули меня, сделали
