Я наблюдал за ними, как завороженный, утратив всякое ощущение времени. Мне показалось, что мы находимся там уже несколько часов, хотя прошли считаные минуты. Потом я почувствовал, что Эмма тянет меня за руку. Миновав дверь, мы поднялись наверх вдоль лестницы и вынырнули на поверхность. Первым, что я увидел, была огромная дерзкая полоса Млечного Пути, прочертившая все небо. Мне вдруг пришло в голову, что звезды и рыбы объединены в одну законченную систему, являясь соответствующими друг другу частями единого древнего и загадочного целого.

Мы выбрались на корпус корабля и сняли маски. Какое-то время мы просто молча сидели рядом, по пояс в воде, ощущая, как соприкасаются наши бедра.

— Что это было? — наконец спросил я.

— Мы называем их рыбы-фонарики.

— Я никогда ничего подобного не видел.

— А их почти никто никогда не видит, — ответила она. — Они прячутся.

— Они прекрасны.

— Да.

— И еще они странные.

Эмма улыбнулась.

— С этим я тоже соглашусь.

А потом ее рука скользнула мне на колено, и я не возражал, потому что ее пальцы были теплыми и мне было приятно. Я пытался расслышать внутренний голос, который запретил бы мне целовать ее, но он замолк.

И мы поцеловались. Сладкое слияние наших губ и ласковая битва языков, ощущение ее гладкой кожи под моей ладонью — мое сознание покинули все мысли о том, что правильно, а что неправильно, и я будто позабыл, зачем вообще последовал за ней в это странное место. Мы целовались и целовались, а потом она внезапно отстранилась. Я потянулся за ее лицом. Но она положила руку мне на грудь и мягко, но решительно остановила меня.

— Глупенький, мне надо подышать.

Я засмеялся.

— Дыши.

Эмма взяла меня за руки и посмотрела мне в глаза. Я ответил на ее взгляд, и наш зрительный контакт был еще более тесным, чем поцелуи. А потом она произнесла:

— Ты должен остаться.

— Остаться, — повторил я.

— Здесь. С нами.

Реальность ее слов заслонила собой магию того, что только что произошло между нами.

— Я хотел бы остаться, но вряд ли это возможно.

— Почему?

Я задумался над ее вопросом. Солнце, веселье, друзья… и постоянно одни и те же, одинаковые в своей идеальности дни. Я понимал, что можно устать от всего, даже от совершенства, если его становится слишком много. Я хорошо помнил, как быстро надоедало моей матери все, что она покупала, как бы сильно ей ни нравилась поначалу приобретаемая вещь.

Но Эмма! Тут была Эмма. Возможно, то, что возникло между нами, является совершенно естественным. Может, я мог бы остаться на какое-то время и любить ее, а потом вернуться домой. Но нет. К тому времени, как я захочу вернуться, будет уже слишком поздно. Она была сиреной, а я должен был устоять.

— Тебе нужен он, а не я. Я не смогу стать для тебя Эйбом.

Мои слова задели ее за живое, и она отвела глаза.

— Ты должен остаться не поэтому. Джейкоб, твое место здесь.

— Нет. Я не такой, как вы.

— Нет, такой, — настаивала она.

— Не такой. Я обычный, как и мой дедушка.

Эмма покачала головой.

— Ты и в самом деле так считаешь?

— Тебе не кажется, что если бы я умел делать что-то из ряда вон выходящее, как вы, то уже заметил бы это?

— Я не должна тебе этого говорить, — со вздохом произнесла она, — но, вообще-то, обычные люди не могут входить во временные петли.

Я на мгновение задумался над этим, но так ничего и не понял.

— Во мне нет ничего странного. Я самый среднестатистический гражданин, какого только можно себе представить.

— Я в этом сильно сомневаюсь, — возразила она. А потом добавила: — У Эйба был очень редкий и необычный дар. То, что умел делать он, не умел больше никто.

А потом Эмма пристально посмотрела мне в глаза и произнесла:

— Он видел чудовищ.

Он видел чудовищ. Как только она это сказала, на меня обрушились воспоминания обо всех тех ужасах, которые, как я полагал, остались в прошлом. Так, значит, эти кошмарные твари были реальны. Они были реальны, и они убили моего дедушку.

— Я тоже их вижу.

Я произнес это так тихо, как будто делился постыдной тайной.

Ее глаза наполнились слезами.

— Я знала, что в тебе есть что-то странное, — произнесла она, обняв меня. — И говорю это как самый лучший комплимент.

Я всегда считал себя странным. Но только не знал, насколько я странный. Однако, если я видел то, чего не видел почти никто в мире, это объясняло, почему Рики никого не заметил в лесу в тот вечер, когда погиб мой дедушка. Это объясняло, почему все считали меня чокнутым. Я не был чокнутым. Я не страдал галлюцинациями. И никакой острой реакции на стресс у меня тоже не было. Ужас, охватывающий меня при их приближении, и способность увидеть их жуткий облик — в этом и заключался мой дар.

— А ты их вообще не видишь? — спросил я.

— Только их тени. Поэтому в основном они охотятся ночью.

— Что не позволяет им напасть на вас прямо сейчас? — спросил я и тут же уточнил: — Я хотел сказать, на всех нас.

Она помрачнела.

— Они не знают, где нас найти. Кроме того, они вообще не способны проникать в петли времени. Поэтому здесь, на острове, мы в безопасности, но покинуть его мы не можем.

— Но Виктор сделал это.

Она грустно кивнула.

— Он сказал, что еще немного — и он сойдет здесь с ума. Заявил, что это выше его сил. Бедная Бронвин. Мой Эйб тоже ушел, но по крайней мере его не убили чудовища.

Я вынудил себя посмотреть ей в глаза.

— Мне очень жаль, но я должен тебе сказать…

— Что? О нет!

— Меня убедили в том, что это сделали дикие животные. Но если то, о чем ты говоришь, правда, то моего деда убили именно они. В первый и единственный раз я увидел одного из них в ту ночь, когда погиб дедушка Портман.