его не было, и я упал на траву, закрывая голову руками, как будто это могло ее спасти.
Стиснув зубы и зажмурившись, я затаил дыхание. Но вместо оглушительного взрыва, который я ожидал услышать, внезапно воцарилась полная тишина. Не было ни рева двигателей, ни свиста бомб, ни отдаленных хлопков зенитных орудий. Мне показалось, что кто-то выключил у мира звук.
Я умер?
Приподняв голову, я медленно огляделся. Склонившиеся от ветра деревья замерли в пространстве. Небо являло собой огромное фото языков пламени, лижущих клочья дыма. Капли дождя висели в воздухе прямо перед моими глазами. А в кругу детей, подобно объекту какого-то тайного ритуала, зависла бомба, одним концом будто балансируя на вытянутом вверх пальце Адама.
Затем все пространство вокруг залило ослепительное горячее сияние, поглотив и кусты, и дом, и детей, и бомбу.
Первым, что я услышал, когда ко мне вернулся слух, был смех. Сияние рассеялось, и я увидел, что мы, как и прежде, располагаемся вокруг Адама, вот только бомба исчезла. Ночь была на удивление тихой, а единственным источником света в безоблачном небе была полная луна. Надо мной склонилось лицо мисс Сапсан. Она протягивала мне руку. Сжав ее пальцы, я с трудом встал, преодолевая головокружение.
— Примите мои извинения, — произнесла она. — Мне следовало вас подготовить.
Тем не менее она не смогла удержаться от улыбки, как и дети, уже успевшие сдернуть с себя противогазы.
Меня пошатывало, и вообще, мое состояние оставляло желать лучшего.
— Я, наверное, вернусь на ночь домой, — пробормотал я, обращаясь к мисс Сапсан. — Папа будет волноваться. Я ведь
— Конечно, можешь, — кивнула она и громко поинтересовалась, кто проводит меня до кургана. К моему удивлению, вперед шагнула Эмма. Похоже, мисс Сапсан осталась этим довольна.
— Вы в ней уверены? — прошептал я на ухо директрисе. — Несколько часов назад она была готова перерезать мне горло.
— Мисс Блум — довольно темпераментная особа, но из всех моих воспитанников ей я доверяю больше всего, — прозвучало в ответ. — Кроме того, я считаю, что вам есть о чем поговорить вдали от любопытных ушей.
Пять минут спустя мы снова шагали через двор, только на этот раз мои руки не были связаны, а мне в спину не упиралось острие ножа. Несколько детишек помладше проводили нас до опушки леса. Они хотели знать, приду ли я завтра. Я что-то весьма туманно им пообещал, хотя на самом деле с трудом осознавал, что происходит сейчас, не говоря уже о планах на будущее.
Мы вошли в темный лес. Когда огни дома окончательно исчезли из виду, Эмма протянула вперед руку ладонью вверх, дернула кистью, и над ее пальцами ожил и заплясал маленький шарик огня. Как официанты носят на подносе еду, она несла этот шарик перед собой, освещая тропинку и порождая танец наших теней на темных стволах деревьев.
— Я тебе уже говорил, что это жестко? — спросил я, пытаясь нарушить молчание, которое с каждой секундой становилось все более неловким.
— Он совсем не жесткий, он мягкий, — ответила она, поднося пламя так близко ко мне, что я ощутил исходящий от него жар.
Я вздрогнул и даже попятился назад.
— Я не это хотел сказать… Я имел в виду, как это жестко, что ты умеешь это делать.
— Если бы ты разговаривал нормально, я бы понимала тебя с первого раза, — отрезала она и внезапно остановилась.
Мы стояли, настороженно глядя друг на друга.
— Не надо меня бояться, — прошептала она.
— Да ну? Откуда мне знать, что ты по-прежнему не считаешь меня каким-то злобным существом и не использовала эту ситуацию, чтобы заманить меня в лес и наконец-то прикончить.
— Не придуривайся, — отозвалась она. — Ты сам явился без приглашения и погнался за мной, как сумасшедший. Я тебя не знала. Что я должна была подумать?
— Ладно, я понял, — кивнул я, хотя на самом деле ничего не понял.
Она опустила глаза и начала носком ботинка ковырять землю. Оранжевое пламя на ее ладони изменило цвет и приобрело прохладный синеватый оттенок.
— Это неправда, — призналась она. — На самом деле я тебя узнала. — Эмма подняла на меня глаза. — Ты очень на него похож.
— Мне это часто говорят.
— Прости, что наговорила тебе столько гадостей. Я не хотела тебе верить… верить в то, что ты тот, за кого себя выдаешь. Я понимала, что это означает.
— Да ладно, — отмахнулся я. — Когда я был маленьким, мне так хотелось со всеми вами познакомиться. А теперь, когда это на самом деле произошло… — Я покачал головой. — Мне очень жаль, что это произошло только потому, что дедушка… — я осекся.
И тут она бросилась ко мне и обеими руками обхватила меня за шею. Пламя в ее руке погасло за мгновение до того, как она меня коснулась. Мы долго стояли в темноте — я и эта старая девочка- подросток… эта очень красивая девушка, любившая моего деда, когда ему было столько же лет, сколько мне. Мне ничего не оставалось, кроме как обнять ее в ответ, что я и сделал, а потом мы оба расплакались.
Через время я услышал, как она глубоко вздохнула и отстранилась. На ее ладони снова ожил огненный шар.
— Прости, — прошептала она. — Обычно я не такая…
— Ладно, не переживай, все нормально.
— Нам надо спешить.
— Веди, — кивнул я.
Мы прошли через лес, храня молчание, которое теперь ничуть не смущало ни ее, ни меня. Когда мы подошли к болоту, Эмма обернулась ко мне.
— Становись только туда, куда становлюсь я.
Я последовал ее совету, тщательно опуская ноги на ее следы. Вокруг то и дело вспыхивали и гасли зеленоватые болотные огни, как будто приветствуя огонек в руках Эммы.
Мы подошли к кургану и нырнули в туннель. Дойдя до просторного зала, мы повернули и опять вышли в мир, окутанный туманом. Эмма довела меня до тропинки и, продев свои пальцы сквозь мои, сжала мою руку. Мы молча смотрели друг на друга. Затем она развернулась и так быстро исчезла в тумане, что я снова усомнился в том, что она реально существует.
Вернувшись в город, я подсознательно готовился увидеть на его улицах фургоны, запряженные лошадьми. Но меня встретили гул генераторов и мерцание телеэкранов за окнами чьих-то жилищ. Я был дома, что бы ни означало теперь это слово.
В баре снова царил Кев, при моем появлении поднявший бокал. Никто из завсегдатаев заведения не испытывал ни малейшего желания меня линчевать. В мире опять был полный порядок.
Поднявшись наверх, я увидел дремлющего перед открытым ноутбуком отца. От звука затворившейся за мной двери он вздрогнул и проснулся.
— Привет! Эй! Что-то ты слишком поздно. Или нет? Который час?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Но десяти еще нет. Генераторы еще работают.
Он потянулся и потер глаза.
— Чем ты сегодня занимался? Я рассчитывал увидеть тебя за обедом.
— Продолжал осматривать старый дом.
— Нашел что-нибудь интересное?
— Э-э… да нет, ничего особенного, — пробормотал я, упрекая себя за то, что не удосужился придумать что-то убедительное.
Он как-то странно на меня посмотрел.