—
Где?
—
Вон там, — показала в темную даль.
—
Я не видел.
—
Когда огонек горит, мы не обращаем на него внимания. А когда потухнет, вспоминаем, какой он был яркий и веселый.
—
Да, верно.
—
Так и с людьми. Мы лучше думаем о человеке, когда он ушел туда, — подняла глаза к высокому, черно- прозрачному небу.
—
Куда? — не понял Ростислав.
—
Туда.
—
А-а.
—
Что?
—
Ничего.
—
Конечно… Совсем ничего, — круто повернулась спиной к обрыву. — Пора домой.
Пани Гелена встретила молодежь радостными восклицаниями, расспросами о прогулке. Богданна отвечала односложно, сославшись на усталость, быстро ушла спать. Демьянко, как мог, удовлетворил любопытство хозяйки и тоже уединился в своей комнате. Его день еще не закончился.
Полежал немного, отдыхая. Обождал, когда все в квартире затихло, — пани Гелена долго бормотала молитвы. Ростислав скорее чувствовал, чем слышал ее монотонный голос. Наконец угомонилась и она.
Ростислав поднялся, включил настольную лампу, присел к секретеру, которым пользовался еще отец Богданны. Начал писать рапорт о событиях дня. Завтра, пройдя проверенным, надежным путем, рапорт окажется там, где его ждут. И полковник Грицай будет читать расшифрованное, отпечатанное на машинке донесение своего сотрудника.
Увлекшись работой, которая требовала внимания й сосредоточенности, Демьянко не услышал легких шагов по коридору. Очнулся, когда на пороге появилась человеческая фигура. Демьянко выхватил пистолет, с которым не расставался. Он думал, что пришел Пав- люк или Иваньо. Застав своего «сообщника» над листом бумаги, покрытым цифрами, они сразу сообразят, в чем дело. У Демьянко оставался один выход — немедленно арестовать ночного посетителя, не дав ему опомниться.
Эти мысли пронеслись за доли секунды, в которые он ощутил рубчатую рукоятку «парабеллума» и направил оружие на вошедшего.
И сразу опустил его! На пороге стояла Богданна.
Лицо Демьянко, каким оно было в тот миг, Богданна потом часто видела во сне и просыпалась с тяжело бьющимся сердцем. Добродушная, спокойная физиономия была полна холодной решительности, готовности встретить беду. Серые глаза потемнели, крылья тонкого носа вздрагивали, челюсти сжались так, что на скулах вздувались желваки. Пистолет в его руке целился чуть пониже груди девушки.
Пистолет исчез, напряженная фигура Демьянко обмякла.
—
Вы? — выдохнул он. Сразу поправился: — Ты?
Сказав это, покраснел, спрятал глаза.
Покраснела и Богданна — от корней волос до, казалось ей, кончиков пальцев на ногах. Девушка поняла, как мог истолковать Демьянко ее приход ночью в его комнату. Первым побуждением было убежать. Девичья гордость бушевала в ней, заглушала другие чувства..
Однако Богданна полюбила слишком сильно, чтобы поддаться слепой и нерассуждающей гордости.
Повинуясь искреннему душевному порыву, она почти повисла на руках у Ростислава, заплакала взахлеб, со вкусом, как плачут маленькие дети.
От ее слез он смешался. Привлек Богданну ближе к себе, заговорил, ласково гладя девичьи волосы:
—
Ну что ты! Что? Успокойся, перестань.
Ему хотелось сказать так много, а слова не приходили, и он, не зная слов, бережно прижимал ее — теплую, желанную.
Девушка отстранилась, подняла покрасневшее лицо и, глядя круглыми, неморгающими глазами, заговорила полушепотом, горячо:
—
Нельзя! Нельзя так — со зверями! У нас вся жизнь впереди, а с ними — пуля. Тоже озвереем, будем убивать, грабить…
Ей хотелось многое сказать ему, торопились слова, догоняя друг друга.
Слушая лихорадочную, сбивчивую речь, Демьянко сперва не понял, о чем она. Девушка продолжала говорить, и в душе его поднималась волна счастья — такого счастья, какого Ростислав никогда не испытывал.
Молчал, светло глядя на нее. А Богданна опять приникла к нему, просила, умоляла.
—
Сдайся! Пойдем расскажем, нас простят, ты же читал приказ[4], он расклеен по всему городу, на всех улицах, я верю — простят.
Руки ее лежали на плечах Ростислава, он чувствовал каждое движение близкого тела ее и радостно-благодарно думал, что не ошибся в Богданне. Он не знал, как и чем связана она с преступниками, а вера в нее говорила: Богданна — жертва бандитов, обманом втянутая в их круг. Ставить ее рядом с Павлюком, Иваньо, Долгим нельзя. Поп сумел использовать религиозность девушки в своих целях. Жизнь раскрыла ей глаза. Богданна начала сознавать, кому служит, какому делу. Теперь, поняв все до конца, обретет решимость вернуться в семью честных людей.
И вернется — Демьянко ей поможет. Проносились быстрые мысли о будущем, они были непонятными и ясными, непонятными потому, что он не знал будущего, ясными потому, что связывал с Богданной свое грядущее.
—
Что же ты молчишь?
При ее вопросе Демьянко помрачнел. Как ответить Богданне? Объяснить, кто он на самом деле, Демьянко не имел права. Долг обязывает молчать. Неужели искать увертки, ответить хитростью на искренний порыв любящей и любимой?
—
Я сделаю все, что ты хочешь, — тихо сказал Демьянко.
Девичьи глаза заблестели еще ярче.
—
Тогда идем! Сейчас же идем. Сразу!
—
Нет, Богданна, сразу не надо. Немного обожди.
—
Чего ждать? Ждать нельзя. Надо решиться и перевернуть жизнь.
«Ну что придумать? — с тоской спрашивал себя Демьянко. — Как убедить ее?»
Вслух ответил:
—
Я не хочу губить товарищей. Пусть скроются.
Богданна отшатнулась, проговорила с гневом и тоской:
—
Товарищи? Кто твои товарищи? Долгий — товарищ? Не надо, не говори так. Пойдем! Милый, родной, пойдем! Нельзя жить, как живешь ты.
Он решительно покачал головой.
—
Верь мне, Богданна. Надо обождать. Потом поймешь, что я был прав.
—
Не верю. Ничему не верю! Идем!
Демьянко не ответил.
— Только сейчас, — надломленным голосом сказала девушка. — Сейчас! — Руки Богданны беспомощно опустились.
—
Обожди.
—
Нет!
Вы читаете Приключения 1972—1973
