учения — титулованные жрецы и идеологи, чье достоинство было следствием присвоенного или даже врожденного сана, заменялись на людей, выдвинувшихся вследствие личных заслуг — праведности или знаний. Лютер ниспровергнул жреческое достоинство католического духовенства, которое через таинство рукоположения претендовало на мистическую и иерархическую преемственность от Христа и апостолов, и превратил священников в обычных «профессиональных специалистов», наподобие стоматологов или психоаналитиков, при этом зависимых от церковной общины. (К этой же юридической формуле впоследствии прибегнуло недоброжелательное к церкви советское религиозное законодательство, которое формально вообще не признавало существование такой организации, как церковь, а юридическими лицами считало только отдельные общины-приходы, нанимающие священников.) Буддисты и джайнисты критиковали систему наследственных каст, говоря, что высокое звание брахмана нужно заслужить поведением, а не происхождением. Первоначальное христианство противопоставляло ученому и книжному раввинату боговдохновенность. Хасидизм на первых порах противопоставлял книжности раввина праведность цадиков. А вообще надо отметить, что очень многие сектантские движения в рамках христианства (а большинство сект — это маленькие или неудавшиеся духовные революции) имели идею ниспровержения жреческой иерархии и эмансипации «мира» по отношению к «клиру» — недаром радикальное крыло русского старообрядчества называется «беспоповцы».
В вопросе об источниках учения о революции проповедовали возврат к наиболее базовым из них; при менее радикальных революциях речь шла о новом, свежем, и, соответственно, «истинном» прочтении наиболее священных книг данной религии, не зависимом от «искажений» традиционных интерпретаций; в более радикальном варианте новая идеология отметала всякие священные книги и пыталась опираться на «действительность», «факты» или индивидуальное вдохновение — хотя это вовсе не означает, что новое учение уходит из задаваемого старым проблемного, понятийного и концептуального поля. На знамени реформации было написано: только через писание, только благодатью, только верой. С протестантизмом сходно караимство, которое отделилось от иудаизма под знаком «возврата к источникам», — караимство почитает Тору, но отвергает позднейшие зафиксированные в раввинистической письменности толкования и прежде всего Талмуд. По легенде, караимская секта образовалась в результате конфликта царя Яная с раввинами, казнить которых царь мог, только признав, что понимать Тору можно и без интерпретаторов. То есть возникновение караимства было одновременно и «возвратом к первоисточнику», и борьбой со жречеством. Вообще естественно, что существование развитых жреческих институтов связано с существованием развитой вторичной литературы — священный канон нужно обобщать, комментировать, по нему надо составлять учебники и катехизисы, — а чем еще заниматься жречеству? Джайнизм и буддизм отвергали авторитет Вед и были вынуждены опираться на язык фактов, на анализ действительности. Именно под знаком возврата к фактам часто происходят революции в науке, утверждающие, что реальная действительность загорожена от нас концептуальностью предыдущих школ. Обновление христианства, как правило, идет под знаком возврата к Библии, а обновление коммунизма — под знаком возврата к Марксу (вспомним также, что в философии в свое время выдвигался лозунг: «назад к Канту», а девиз одной из новаторских школ психоанализа был: «назад к Фрейду».) Очень характерная ситуация — когда в какой- нибудь компартии происходит раскол, то отколовшаяся фракция объявляет себя марксистской — в противовес забывшей истоки ортодоксии. Так, в Индии были коммунисты — и коммунисты-марксисты. В КПСС в эпоху перестройки была «марксистская платформа».
Наконец, четвертая общая черта: новые учения вводят в религию новые фигуры для почитания — фигуры, более далекие от небес и более близкие к людям; попросту говоря, новые учения начинают поклоняться своим вождям и выдающимся деятелям, а они какое-то время еще не успевают обрасти мифами и превратиться в богов. Мартин Лютер и иные не имеющие статуса святых богословы и пасторы — вместо полумифических чудотворцев католицизма; царевич Шакьямуни и другие праведные монахи-будды — вместо монструозных богов древнеиндийского пантеона; Сахаров и Солженицын — вместо безгрешного и мумифицированного, как обожествляемый фараон, Ленина.
Если обобщить все эти пункты и попытаться дать самую общую формулу стандартной духовной революции, то можно сказать, что это бунт духовного индивида против симулирующей духовность машины.
Имеет значение только то, что делает сам человек — а не система, не институт; имеют значение только качества человека, а не те титулы, что ему присвоены; имеет значение только то, что может сам человек увидеть и прочесть, — а не то, что столетиями переписывается в катехизисах и учебниках; и почитания по большому счету достоин лишь сам человек — а не мифические боги и полубоги. Большая часть Нагорной проповеди Христа посвящена интериоризации Моисеевых заповедей, то есть превращению их из правил для публичных поступков во внутренний душевный императив: молитва не должна быть публичной, ибо имеет значение лишь искреннее намерение молиться, в милостыне имеет значение не сама милостыня, но искреннее намерение, даже в воздержании от прелюбодеяния имеет значение не отсутствие поступка, а отсутствие намерения. Аналогичным образом Лютер, возрождая претензии Христа к раввинату, сказал: все манипуляции церкви не имеют силы, спасти человека может лишь его личная вера. И точно так же появившиеся почти одновременно два индийских пророка — Будда Шакьямуна и Джина Махавира — сказали: принося богам жертвы, вы ничего не добьетесь, имеет значение лишь духовная работа над собой. То же самое чуть позже скажут основатели чань-буддизма китайцам. В сущности, в том же ключе была проповедь Сократа, и тут интересно то, что сам Сократ не был ни религиозным реформатором, ни атеистом, но окружавшее его общество восприняло функции его проповеди именно в этом ключе: ударение, которое Сократ делал на душе и личной добродетели, породило обвинение в критике религии. Ситуация, по- видимому, стандартная для многих культур. Стоит вспомнить, что Альберт Швейцер считал миссию Будды сходной с миссией Лютера: общее между ними заключалось прежде всего в том, что оба религиозных реформатора были обеспокоены проблемой спасения и оба пришли к выводу, что установившаяся до них религиозная практика для этой цели бессмысленна.
Позже вожди хасидизма точно так же противопоставят идеал личной праведности институту раввината и авторитету книжной учености — недаром теософы очень подробно и убедительно доказывают, что Христос лишь раскрыл частицу индийско-тибетской учености, а израильский философ Арье Барац называет Христа первым хасидским учителем.
Все эти ситуации в рамках различных религий, по сути, являются проявлением феномена «возрождения», как он был интерпретирован в книге востоковеда Н. И. Конрада «Запад и Восток». По мнению Конрада, эпохи возрождения присущи всем культурам мира, и их характерными чертами являются чувство человечности, освобождение от догм и апелляция к древнейшим авторитетам вопреки ближайшим.
Религию можно сравнить со спортом. Сначала тренеры изматывали прихожан нагрузками, затем заменили профессиональный спорт оздоровительной физкультурой, а затем вообще сошлись во мнении, что для поддержания здоровья людей достаточно платить медицинскую страховку. И вдруг появляется Порфирий Иванов с проповедью, что страховые компании не дадут вам здоровья, и что спастись можно только самим, — и люди, вместо того чтобы платить страховые взносы, начинают купаться в проруби и ходить босиком по снегу. Забывшая свое спортивное предназначение старая религия удобнее, но бывают эпохи, когда люди сами хотят нагрузок!
Можно ли считать горбачевскую перестройку духовной революцией, аналогичной реформации? По своей структуре коммунизм как будто специально был предназначен для произведения в нем реформации. Он был настоящей религией церковного типа. В нем была жреческая иерархия с епископами, богословами- теоретиками и проповедниками-агитаторами, было застывшее в догматизме, но в чем-то весьма сильное и логичное учение, был канон священных книг, был пантеон почитаемых, как полубоги, отцов-основателей. Реформы Хрущева и Горбачева в их партийном, то есть осуществляемом партийным руководством варианте, имели тенденциозные черты духовных революций, хотя, конечно, не стали ими ввиду слабой разработанности подлинных идейных основ этих реформ. Тем не менее, в своих тенденциях и оттепель, и перестройка повторяли и реформацию, и ранний буддизм. Догмы учения объявлялись устаревшими, и на первое место выдвигалась личная ответственность коммуниста: «перестройку начни с себя». В самом учении провозглашался возврат к истокам, к подлинному ленинизму, возникал всплеск интереса к работам классиков — ив этом была некоторая оппозиция к учебникам и другим опосредованным источникам идеологии. Отвергнуть авторитет ответственных работников реформаторы не могли, но начинали
