насилии и осквернении последней*.

* Часть работы Кристиана Райта продвигала идею ежедневного, частого физического наказания шлепками как способа обуздать порочную, 'импульсивную' натуру ребёнка. Основа теории состоит в том, что до тех пор, пока своенравная воля ребёнка не будет сломлена и подавлена, Бог не сможет распространить на него свою волю. В дневнике жены Джона Уэсли, великого христианского миссионера, проповедовавшего среди 'языческих' индейцев и основателя методистской церкви в Америке, есть интересный абзац, в котором она описывает боль и страдания, которые у неё вызывали крики её собственных детей, когда её муж Джон устраивал им ежедневную взбучку. Она пыталась утешить себя сознанием того, что это необходимо делать до тех пор, пока Джон не выбьет из них дьявола, иначе они будут потеряны для спасения. Выражение 'выбить дьявола', воспринималось довольно буквально, что было связано с верой протестантов того времени в то, что дьявол поселяется в тех, кто ведёт себя не должным образом и не выполняет указания. По их глубокому убеждению частая порка сделает тело ребёнка столь нетерпимым, что дьявол покинет его. Подобная идея привела к католическому движению за самобичевание в средневековье. И в правильность этой идеи по сей день верят очень многие.

Процитировав Дарвина, Шор обращается к тяжеловесу Зигмунду Фрейду, который утверждает, что изменение, происходящее в конце того периода, когда ребенок учится ходить, передвигает его от 'принципа удовольствия к принципу реальности' и что 'это изменение происходит с помощью возникновения чувства стыда'. Обратите внимание на то, что ребенка выводят из 'мрака удовольствия' на 'свет реальности' через просвещающее действие чувства вины! Логика Фрейда противопоставляет реальность удовольствию, по принципу противоположения темных запретов и культуры религиозным запретам. Отсюда пожизненный вердикт, довлеющий как над Западом, так и над Востоком: удовольствие плохо! боль хороша!

Фрейд превзошел даже и это извращенное положение. Он утверждает, что в конце периода обучения ходьбе младенец, наконец, сдается под давлением взрослых и меняет манеру своего поведения способом, который свидетельствует об 'утрате ребенком ощущения собственного величия и вынужденном отказе от изначального нарциссизма'. А вот что Фрейд говорит о ребенке, раскачивающемся на качелях и познающем мир вокруг себя и свои взаимоотношения с ним: 'Он надут сознанием своего величия и обуян грехом самолюбования и себялюбия'. Какое откровение для этого отца пятерых детей и дедушки двенадцати внуков (большинство из которых родились и обучались в домашних условиях, или им повезло получить образование по системе Уолдорфа)! Мы свидетели того, как ребенок, едва научившийся ходить, существо, с рождения полное любви к жизни и к себе, становится своей полной противоположностью - ненавидящим себя созданием, более пригодным к жизни в мире и культуре Фрейда*.

* Безусловно, в последние годы у Фрейда появилось больше завистников и клеветников, чем у спортивных чемпионов, так что я пинаю дохлую лошадь. Ныне существующая точка зрения оставила нетронутыми очень немногие из глубоко ошибочных выводов этого блестящего человека. Хотя популярные представления о мысли Фрейда безнадёжно исказились, его личный глубокий невроз затемнил большинство философских учений двадцатого века, и мы до сих пор находимся под тенью его влияния. Как поборник и представитель культуры своего времени, Фрейд является воплощением старинного изречения, гласящего, что ничто так не упорствует, как плохая идея.

Жан Пьяже говорил о важной характеристике детского существования как о 'безоговорочном принятии данности'. Для младенца все таково, как оно есть - чудесное, волнующее, приглашающее и чарующее. Все это увлекает его в близкие отношения, полное погружение и взаимодействие с окружающим миром. Но после того, как в его сознании отпечатывается чувство вины, 'безоговорочного принятия данности' уже не будет. Вместо этого появляются нерешительность, колебания и сомнения, которые затуманивают познание себя и мира. Муктананда почитал сомнение злом, как и наш величайший образец - Христос. Блейк резюмировал это так: 'Солнце, знай оно сомненья, не светило б и мгновенья' (Перевод С. Маршака). Блейк знал, что создание, вызванное к жизни динамикой - от создателя к созданному, является гигантским прыжком веры.

Возникновение чувства вины не завершается появлением сомнений. Стресс, вызванный чувством стыда, приводит к переизбытку кортизола, депрессии и отстраненности, которые обнаруживаются у детей, переживших психологическую опустошенность или страх разлуки. Эти патологии являются результатом потери, длительной разлуки или плохого обращения со стороны родителя или опекуна. 'Идентичные явления наблюдаются при прерывании тесных связей, - пишет Шор, - они порождаются стрессом из-за чувства вины...'. Стресс, возникший из-за чувства вины, это состояние, 'характеризующееся повышенным уровнем кортизола... И заторможенной реакцией...'.

'Повышенное содержание кортизола и стероидов также обнаружено у младенцев двенадцати месяцев, переживающих стресс от разлуки с матерью', и, как замечает Шор, 'эта ситуация выражается в том, что мать и ребенок избегают смотреть друг другу в глаза'. Смотрение друг другу в глаза - основа всего аудио-визуального общения, которая первична для развития мозга. Некоторым аутичным и многим депрессивным детям глазной контакт, столь важный для развития в ранние месяцы, был недоступен. Когда же визуальный контакт был им предложен позже, весьма частой реакцией была враждебность. Такие дети считают визуальный контакт угрозой и потому избегают его.

Нортроп Фрай называл обвинение в грехе победой порыва к смерти, а Блэйк указывал на то, что такое обвинение ведет к полному оцепенению и параличу сознания. Шор находит точно такое же оцепенение у пристыженного ребенка и делает заключение о человеческой трагедии, когда говорит о влиянии стыда на 'переход ребенка из веселого и счастливого бесстрессового состояния... в беспомощное угнетенное состояние разочарования без напряжения'.

Эти слова Шора следует написать крупными буквами; они отражают падение человека с высоты ощущения привлекательности жизни в пропасть культуры. И как же рано происходит это падение! Эти слова точно передают подлинное состояние растущей угнетенности, разочарования и стресса, которое появляется в человеке, с усилием или без него, причем в детях наравне со взрослыми, под влиянием привитой культуры.