Но вот примерно теперь переваливают Чичерин и Джакып Кулан через невысокие шиханы и спускаются в аул, который искали. Селяне собрались кругом — весь день у них байрам. Тлеют костры. Посреди толпы расчистили пятачок, и даже из такой дали слышны два юных голоса.
Это айтыс — певческое состязание. В глазу всего аула стоят юноша и девушка, и у них происходит эдакая насмешливая — ну-ты-мне-как-бы-нра-вишься-хотя-в-тебе-к-примеру- пара-странностей-имеется — вроде как игра, а мелодия шныряет туда-сюда из кобыза и домбры, на которых плямкают и тренькают. Народ хохочет над удачными строчками. Тут главное — не расслабляться: обмениваетесь четырехстрочными куплетами, первая, вторая и четвертая строки в рифму, хотя длины произвольной, лишь бы дыхания хватало. Но все равно дело хитрое. Доходит и до оскорблений. В некоторых аулах после айтыса партнеры по многу месяцев не разговаривают. Когда Чичерин и Джакып Кулан въезжают в аул, девушка высмеивает лошадь противника, которая… ну, самую малость, ничего серьезного, однако все равно кряжистая… вообще-то на самом деле — жирная. Очень пузатая. Парня это задевает. Он заводится. В ответ выпуливает про то, как соберет всех своих друзей и расхерачит и ее, и всю ее семью. Публика реагирует эдаким «хмм». Никто не смеется. Девушка улыбается как бы через силу и поет:
Ты, как я гляжу, хлещешь кумыс, И в речах твоих плещет кумыс. Что ж ты делаешь, друг, когда брат мой Ходит, краденый ищет кумыс? Ой блин. Помянутый брат сейчас лопнет от хохота. Парнишка в ответ поет уже не слишком радостно.
— Это надолго. — Джакып Кулан слезает с коня и разминает колени. — Вон он сидит.
Очень старый акын — странствующий казахский певец — дремлет с пиалой кумыса у костра.
— Ты уверен, что он…
— Споет. Он всю эту землю насквозь проехал. Не спеть — это он свое ремесло предаст.
Они садятся, им передают пиалы сброженного кобыльего молока с кусками барашка, лепешками, горстью земляники… Юноша и девушка бьются голосами — и Чичерин вдруг понимает, что скоро кто-нибудь явится сюда и начнет записывать вот такое Новым Тюркским Алфавитом, который он помогал лепить… и вот так все это канет.
То и дело он поглядывает на старого акына, который не спит — только притворяется. На самом деле он излучает некий наказ певцам. Доброту. Ощущается безошибочно, как жар углей.
Медленно, по очереди оскорбления пары становятся мягче, забавнее. В ауле мог случиться апокалипсис, но теперь вместо него уморительное сотрудничество — будто у пары комиков в варьете. Они из кожи вон лезут, чтоб угодить слушателям. Последнее слово за девушкой:
Ты про свадьбу обмолвился вдруг? А у нас и так свадьба, мой Друг, — Это шумное наше веселье, Этот наш теплый песенный круг. И ты мне все-таки нравишься, хотя есть в тебе что-то эдакое… Пиршество набирает обороты. Голосят пьяные, болтают женщины, а малышня ковыляет то из юрт, то в юрты, да и ветер разогнался. Затем странствующий певец принимается настраивать домбру, и возвращается азиатское молчание.
— Ты все уловишь? — спрашивает Джакып Кулан.
— Застенографирую, — отвечает Чичерин, и «г» у него несколько глоттально.
ПЕСНЬ АКЫНА С края света явился я. Из легких ветра явился я. Ужас такой мои видели очи, Что даже Джамбул не воспел бы его. Страх в моем сердце настолько силен, Что железо резать ему нипочем. В старых преданьях рассказы есть О тех временах, что не помнит Коркыт, Который добыл из древа ширгай Первый кобыз и первую песнь, — И в те времена в далекой земле Горел негасимый Киргизский Свет. В той земле неизвестны слова, А очи горят, что свечи в ночи, И лик Бога таится там За непроглядной маской небес — У высокой черной скалы в пустыне, Когда наставали последние дни. Будь та земля не так далека, Будь ей известны и слышны слова, Бог бы тогда золотым был кумиром Или же в книге бумажным листом, Но Он сияет Киргизским Светом, Как-то иначе Его не познать. Рев Его гласа — сама глухота, Блеск Его света — сама слепота, Стопы Его сотрясают пустыню, На лик Его не взглянуть никому. И человек не бывает сам свой, Если узрит он Киргизский Свет. И говорю вам: Его я видал В дальней земле, что древнее тьмы, Куда не заглянет даже Аллах. 
