свой дом, выступай впереди меня!

И дракон выступил впереди него. А сын Крым-Саухала сел на своего коня и поехал за ним. Дракон завел его к подножию одной горы; там он ударил головой скалу, и открылась дверь. И он, и сын Крым- Саухала зашли, а дракон ударом хвоста закрыл дверь.

Затем стал слышен людской говор. Дракон завел его в одно место, а сам исчез.

— О боже, не погуби меня! — сказал сам себе сын Крым-Саухала. — Здесь слышен людской говор, что это может быть?

Тут к нему быстро выбежали два дракона, один длиннее, а другой его роста; но так же быстро они удалились, оставили его в недоумении.

После этого выбежал к нему златокудрый юноша и приветствовал его:

— Здравствуй, гость! Ты тут стоял в ожидании; прошу тебя, не будь на нас за это в обиде!

И он завел его в хадзар. А там сидел великий хан на золотом стуле.

— Здравствуй, зять мой! — приветствовал он сына Крым-Саухала. — Моя дочь из-за тебя перенесла много испытаний. А теперь поднимись к ней наверх. Придется ли она тебе по сердцу?

А их было три сестры, и они странствовали по свету в облике драконов. Старшая из них охотилась за младшим сыном Крым-Саухала и не находила его; вместо него она набрела на его отца.

Сын Крым-Саухала вышел с сыном великого хана из хадзара, и тот завел его в другую комнату, в которой находилась девушка сказочной красоты.

— Вот сестра наша, — сказал ему сын великого хана, — понравится ли она тебе?

Сын Крым-Саухала просветлел от восторга и сказал:

— Раз вы снисходите до меня, то как я могу пренебрегать вами?

Сын Крым-Саухала и ханская дочь стали жить там как муж и жена.

У хана был единственный сын: он и сын Крым-Саухала оказались замечательными охотниками. Они охотились и дичью кормили все село хана.

Хан их предупреждал не раз:

— Никогда не подходите даже близко к Черной горе!

Но однажды, будучи на охоте, зять хана стал подаваться в сторону Черной горы, а сын хана удерживал его. Но зять его не послушался, и сын хана повернул обратно домой, не последовал за ним в сторону Черной горы. Зять направился туда один. Он прибыл в окрестности Черной горы и застал там на пастбище видимо-невидимо скота. Среди скота оказался козел, у которого один рог был длиной в 10 аршин, а другой — в 12 аршин.

«Почему они не допускали меня сюда, где пасется скота видимо-невидимо?» — удивляется про себя ханский зять.

Тем временем наступил вечер. Козел просунул свои рога между седлом и потником коня ханского зятя, поднял и коня, и всадника на своих рогах, засвистел на отару овец и пригнал их к одной скале. Он засвистел, и в скале открылась дверь; вышел семиглавый великан и сказал:

— Жить тебе, о козел мой, долго! Ты опять принес мне горную пташку!

Великан загнал скотину в скалу, затворил дверь, снял ханского зятя и в пятку ему ввинтил самовертящийся вертел. Поставил вертел на костер, а сам растянулся у костра и заснул.

К ханскому зятю подкатился человеческий череп и говорит ему:

— Упрись ногами об очажный камень, чтобы вертел упал, иначе великан съест тебя. Мы — два ханских сына, и он нас съел точно так же.

Тот уперся ногами об очажный камень, и вертел упал. А великан продолжает спать.

Череп снова говорит ханскому зятю:

— Раскали вертел докрасна и выколи ему оба глаза!

Он раскалил вертел докрасна и выколол великану глаза. Великан вскочил; зять же хана успел спрятаться в шерсти его шубы.

— Что это, какая-то блоха шевелится в шубе?

Великан взял шубу и подержал над костром, но зять хана успел отскочить и спрятаться в углу.

— Бог да не простит тебе, — обращается к нему великан. — Наверное, и скотина, и имущество мое предназначены на твое счастье. Вот, возьми мое кольцо, забирай и его!

Как только зять хана надел на свой палец кольцо, великан стал кричать: «Вот он! Вот он!» Тогда он быстро отрубил свой палец.

Ночь сменилась днем. Зять хана поймал козла, убил его, перерезал у него вены и содрал с него шкуру целиком, как на бурдюк.

Утром великан вышел, открыл дверь и говорит:

— Гони стадо, бодзо 82! От меня тебе пользы уже нет! Погони их утром по солнечной стороне, а вечером пригони их по тенистой стороне горы!

Он стал в открытой двери, растопырив ноги и, прощупав козла, шедшего впереди стада, сказал:

— Увы, бодзо, как ты похудел от жалости ко мне!

И бодзо оказался снаружи.

Великан искал ханского зятя среди стада, но не нашел его. Тот в шкуре бодзо уже был снаружи.

Великан стал в растерянности, а в это время ханский зять кричит ему:

— Эй, большой осел! Какой совет ты мне дашь: погнать ли стадо по солнечной стороне или нет?

Великан, охваченный злостью, выбежал, сорвался с обрыва и разбился насмерть.

Ханский зять вернулся обратно в дом великана в скале и спрашивает человеческий череп:

— Что нам делать?

А тот ему ответил:

— Собери наши останки в одно место и ударь нас войлочной плетью, которая находится под изголовьем. Тогда мы оба станем такими, какими были прежде.

Он собрал кости ханских сыновей, ударил их войлочной плетью, и оба они стали еще лучше, чем были прежде. После этого они выступили в дорогу к себе домой с имуществом великана.

Ханская дочь, жена сына Крым-Саухала, носила траур. Наступила годовщина траура.

Два сына хана и зять хана уже приближались к своему селу.

Встретили они пастуха, который пас сто быков и пел, оглашая своим пением весь свет.

— Почему ты распелся, ведь ты пастух? — спрашивают его два ханских сына и ханский зять.

— Почему мне не петь? — отвечает тот. — У хана семиголовый великан съел двух его сыновей и зятя. Теперь наступил день больших поминок по ним, и лучшее из их одежды достанется мне.

— В таком случае это — мы; будь добр, отправляйся вестником к хану, а скотину твою погоним мы!

Пастух явился к хану, и хан приказал отрубить ему голову, насадить ее на кол и выставить напоказ народу.

Два сына хана и зять едут дальше и встретили чабана, который пас одних баранов и тоже пел вовсю, оглашая весь свет своим пением.

— Что с тобой, почему ты поешь? — спрашивают они его. — Ведь ты чабан.

Он им отвечает:

— Двух сыновей и зятя хана съел семиголовый великан. Наступил день больших поминок по ним, и я пою потому, что лучшее из их одежды достанется мне.

Они его тоже отправили вестником к хану, а хан приказал и ему отрубить голову, сказав:

— Это тебе за то, что обманываешь меня!

Затем ханские сыновья и зять доехали до пастуха, который пас одних ягнят; он поочередно то пел, то плакал. Они спросили его, в чем дело, и он им ответил:

— У нашего хана семиголовый великан съел двух сыновей и зятя. Я пою потому, что шкурки ягнят достанутся мне. Но они содержали нас, давали просо и прочее, а теперь кто еще нас будет содержать? На сердце у меня становится тяжело, оттого я и плачу.

— Иди тогда и подкинь мою старую папаху дочери хана, — сказал зять хана, — но сам ничего не говори до тех пор, пока не будешь спрошен.

Тот подкинул папаху дочери хана. Дочь послала к своему отцу сказать:

— Вот кто-то подбросил мне папаху твоего зятя!