фактически всю северную сторону двора. Если первый зал был почти квадратным, то второй — длинным и узким, с пятью рядами по двадцать колонн в каждом. В обоих залах деревянные колонны стояли на круглых дискообразных фризах, которые, в свою очередь, покоились на квадратных цоколях с вырезанным на них индивидуальным клеймом мастера.

В основном невозможно определить, какие из сохранившихся предметов первыми появились там во время этого правления. Солдаты Александра грабили так основательно, что не сохранилось ни одно крупное произведение искусства из драгоценного металла. Многие превосходные кубки из камня с именем Ксеркса были намеренно разбиты, хотя, к счастью, большое их количество можно составить из осколков. Из трофеев, захваченных в успешных войнах, некоторые появились здесь из Египта. У кремовой алебастровой чаши с каймой белого и светло-серого цвета около небольшой ручки есть картуш с именем Нехо (фараон Древнего Египта, правивший в 610–595 гг. до н. э. — Пер.).

Имя этого же монарха появляется затем на основании статуэтки из синей глины. Амасис упоминается на алебастровой подставке для ваз и сложном алебастровом сосуде. Из столовой последнего великого ассирийского царя сюда попала чаша для питья из черно-белого крапчатого гранита с четырьмя ручками в виде львов. Надпись на ней гласит, что она когда-то принадлежала Ашшурбанипалу. Это же имя можно найти на исполненных по обету цилиндрах и на одном из исполненных по обету «каменных глаз», сделанных из агата, оникса или сардоникса. Другой цилиндр был сделан несколько веков раньше в Сухи, расположенном в среднем течении Евфрата. Благодаря своему стилю три соединенных бронзовых льва и два скачущих бронзовых коня тоже следует считать произведениями античного искусства ассирийских времен.

Такая же необходимость реформ, как в Вавилонии, ощущалась в Египте. Огромный папирус, датированный 513 г. до н. э., уносит нас за кулисы и показывает истинное качество «правосудия», которое существовало на берегах Нила. В тот год некий Ахмоси приехал из Птореса в город Тевзой с апелляцией к управляющему главе храма (lesboni) Зевбестефонкху: «Обычно мне давали мою пребенду каждый год с тех времен, когда сатрап стал пророком Амона». Глава храма ответил: «Да будет процветать твоя жизнь, и да живет Амон, покоящийся здесь, хотя сейчас месяц сбора урожая, в амбаре Амона нет зерна, а в сундуке Амона нет серебра». Чтобы заплатить пребенду, потребуется заем под процент. Многие городские мошенники уже сидят в тюрьме. «Наша ли вина в том, если рядом с ними в городе есть другие?» Тогда Ахмоси поинтересовался, кого ему спросить, чтобы понять, насколько разорен город? Ему было сказано, что храмовый писец Петеси — единственный человек, который скажет правду.

Однако Петеси был слишком опытен, чтобы говорить правду без принуждения; ввиду того, что случилось потом, мы не можем его винить в этом. Упорствующего писца увезли силой на корабль, где Ахмоси предупредил его: «Я не бил тебя, потому что ты старик и можешь умереть». У него был план получше, несчастного Петеси привезли в столицу нома Хнес и держали под пылающим солнцем до тех пор, пока он не возопил: «Пусть мне дадут папирус, и я напишу все, что произошло!» Ахмоси прочитал его показания и поклялся: «Да будет здрав Пхре, я понял, что ты прав». Эти двое запечатали папирус и отправили его сатрапу.

Если Петеси удалось избежать гибели от солнца, то теперь он должен был столкнуться с гневом нечестных жрецов, которые, как он опасался, захотят убить его. Возможно, он уже слышал о планируемых Дарием реформах, но опыт научил его: даже при дворе сатрапа берут взятки. Как только Петеси возвратился домой, появился Пкоип с точно таким же папирусом, который Ахмоси послал сатрапу! Вместо бывшего настоятеля храма был назначен Иенхароу, а вместе с Петеси его сын, четверо братьев и Зевбестефонкх были брошены в тюрьму!

На празднике Псхоу все в Тевзое пили пиво. Стража заснула, и Зевбестефонкх скрылся. Это сделало положение других пленников только хуже. Иенхароу привел братьев Петеси в храм, в то время как оставшихся пленников там были палками. Полумертвых их бросили в старую башню рядом с храмовыми воротами, которую затем должны были на них обрушить. Но сын Петеси сказал обидчикам, что они не могут убить шестерых жрецов без того, чтобы об этом не стало известно сатрапу или царю. Угроза сработала, и всех отвезли домой, хотя прошли три месяца, прежде чем Петеси выздоровел.

Тогда он ночью ускользнул из дому и отправился в столицу в лодке, нагруженной хворостом. На протяжении семи месяцев Пкоип умудрялся помешать ему попасть на аудиенцию к сатрапу. В конце концов Петеси был узнан Семтутефнакхтом, который лично привел его ко двору сатрапа. Четыре раза вызывали виновных, но напрасно; на пятый раз они не осмелились больше тянуть. Каждому было дано по пятьдесят плетей, и все были брошены в тюрьму. Взятка в размере пяти храмовых пребенд — должным образом засвидетельствованная на папирусе! — сменила настроение Семтутефнакхта, и теперь он ходатайствовал перед сатрапом об их освобождении. Не утративший смелости после этой неудачи Петеси затем обратился за возвращением своей собственной пребенды, которая, по его утверждению, составляла шестнадцать долей пророков Амона и других шестнадцати богов Тевзоя; они были дарованы его предку, но утеряны, когда этот предок посетил Сирию с царем Псамметихом. Сатрап приказал ему написать историю этого дела, но подкупленный Семтутефнакхт убедил Петеси принять вместо этого письмо от Ахмоси, пророка Гора. По пути домой Петеси узнал, что его дом сгорел. Он снова обратился к сатрапу, и снова виновным были приказано прибыть ко двору. Гонец был подкуплен, и приехал только Иенхароу. И хотя он отрицал, что ему что-то известно о пожаре, он получил еще пятьдесят плетей и снова попал в тюрьму.

Ахмоси потерял терпение и саркастически потребовал у Петеси: «Ты хочешь умереть, решая эти вопросы?» Чтобы избежать судебного процесса, который, как намекнул Ахмоси, никогда не закончится, Петеси помирился с Иенхароу, который поклялся все уладить. Как только тот получил свободу, он, естественно, забыл о своей клятве. В последний раз Петеси отправил длинное прошение с рассказом об истории своей семьи, в котором процитировал две весьма сомнительные надписи своего предка, которые, по его утверждению, стерли жрецы, и представил последние доказательства по делу. Мы не знаем, выиграл ли он дело в конечном итоге. Насколько корректным было его представление обстоятельств дела, мы можем сомневаться, так как у нас есть только его рассказ, но у нас все же есть яркая иллюстрация того, что взяточничество все еще процветало в Египте. Нужен был новый свод законов.

По приказу Дария писцы принесли законы и переписывали их на папирусный свиток до 503 г. до н. э. Почему на это ушло в Египте больше времени, чем в Вавилонии, становится ясно, когда мы осознаем, что здесь не было такого свода законов, который служил бы образцом, как кодекс Хаммурапи. Даже тогда казалось, что в то время собирали воедино только царские указы, так как вся работа продолжалась еще в течение восьми лет до 495 г. до н. э. Один экземпляр был написан на папирусном свитке ашшурским письмом (под ним подразумевался официальный арамейский язык канцелярии Ахеменидов), другой — буквенным письмом, которое греки называли демотическим. С той поры Дарий считался последним из шести великих египетских законодателей.

Для иллюстрации этих законов изучаемый нами период правления предоставляет немалое собрание деловых документов. Одна занятная их группа имеет отношение к частным делам водоносов в долине Нила, Фиванскому некрополю. Например, Пшнеси заключает брачный контракт с Тсененхор, которая дает ему три находящиеся в обращении серебряные монеты из сокровищницы Птаха в качестве приданого; если он разлюбит ее и бросит, он должен возвратить деньги и треть всего, что у него есть, а также треть своих доходов водоноса некрополя. Он сделает Роуру, свою дочь от Тсененхор участницей в своих прибылях наряду с другими детьми, которые еще могут родиться. Затем Тсененхор признает права своего собственного сына от предыдущего брака.

Пшнеси отдает своей жене половину незанятого места для дома к западу от Фив рядом с гробницей царя, где он собирается строиться; мы обнаруживаем, что два года спустя он еще не купил его! Другой член общины пишет своей жене: «Я бросил тебя, я ушел от тебя, у меня к тебе нет претензий. Я сказал тебе: бери себе мужа в любом месте, куда ты сможешь уехать. Я никогда не буду стоять на твоем пути». Другие документы из этого архива связаны с выдачей ссуд зерном; процент по такой ссуде будет расти, если ссуда