Я погладила рукой многочисленные шрамы, покрывавшие одно его плечо и торс — память о годах, проведенных в частых сражениях. Но Анри производил огромное впечатление и развитыми мышцами настоящего атлета. Увы, он не обладал скромностью — а с чего бы ему, собственно говоря, скромничать? Мною он обладал и чрезвычайно долго, и на диво разнообразно, просто великолепно.

— Вы превзошли все мои ожидания, — честно призналась я. — Наверное, вас я и ждала всю свою жизнь.

— Это чувство взаимно. Вы прекрасная женщина. — Он взял мое лицо в ладони, не давая мне отвести глаза и пронзая насквозь своим пристальным взглядом. — Я понял, что люблю вас, герцогиня Элеонора. Мне и раньше так казалось. Но теперь я знаю точно.

Этого я не ожидала: он говорил с таким горячим чувством, что и мне нужно было ответить тем же, говорить с ним совершенно честно.

— Я очень долго мечтала услышать подобное от мужчины.

С ужасом почувствовала, как неудержимо наворачиваются на глаза слезы.

— От мужчины, которого вы любите? — настойчиво спросил Анри.

— Которого, возможно, полюбила бы, — уклончиво ответила я.

— Вы не выдаете своих чувств, а? — Он рассмеялся. — Но мне кажется, мы оба остались довольны друг другом. — Анри горячо поцеловал меня. — Вы же понимаете: вполне возможно, что сейчас вы понесли мое дитя, любимая. Теперь вы должны выйти за меня замуж.

Я ожидала уже, что Анри сейчас повторит свой штурм, однако он вскочил с ложа.

— Куда вы?

Ответ прозвучал глухо, потому что в тот момент он как раз натягивал через голову рубаху, одновременно ощупью отыскивая штаны и чулки.

— Вставайте, любовь моя. — Он сел, надевая сапоги, и искоса взглянул на меня. — Созывайте своих епископов, родственников, всех подруг и свидетелей в собор, Элеонора — мы венчаемся.

— Сейчас? Боже милостивый!

— Почему бы и нет? Вы можете себе представить более подходящее время?

Анри выскочил из спальни, громко окликая своего оруженосца, а я достала из-под подушки оправленное слоновой костью зеркальце и посмотрела на свое отражение. Долго я вглядывалась в него, пока не смутилась окончательно от нежности во взгляде и мягких линий губ, от встрепанных волос и нежного румянца, залившего щеки. Не может быть, чтобы один только час, проведенный в объятиях анжуйца, сотворил со мной такие чудеса. Заслышав его шаги в коридоре, я поспешно спрятала зеркальце подальше.

— Вы что, все еще раздумываете? Не могу в это поверить! — Анри остановился в дверях. — Вставай, женщина, одевайся быстро.

Все еще потрясенная увиденным, я повиновалась.

И вот мы стоим в церкви, ожидая торжественного выхода епископа.

— Насколько я понимаю, вы не испрашивали разрешения на брак у Людовика, вашего сюзерена? — спросила я у Анри, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу рядом.

— Не испрашивал. — Как я быстро поняла, Анри был человеком действия, а говорил мало. — А вы?

— Тоже.

В широком центральном нефе собора святого Петра мы ожидали прибытия епископа, захваченного моим вызовом врасплох. Да все были захвачены врасплох, поэтому вокруг царило некоторое смятение. Никто из присутствующих не был одет подобающе для такого торжественного бракосочетания и предстоящего пиршества — в первую очередь сами жених и невеста. Анри сумел избавиться от стальных доспехов, но переоделся в кожаный охотничий костюм; у меня подол платья был запылен, а волосы наспех уложены неровными локонами. По сути дела, это и не был настоящий праздник, но лишь столь желанное выполнение той договоренности, которой мы достигли, когда я еще была замужем за Людовиком. Все же у меня на шее красовалось ожерелье из золота и опалов, наследие Мелюзины.

— По закону, — продолжала я, — без мужчины-покровителя я остаюсь вассалом Людовика, а следовательно, должна испросить его благословения, если решу выйти замуж.

— Наплюйте на это!

— Людовик запретил бы нам жениться, — сказала я, подавив смешок.

— Бог свидетель, уж это он бы запретил! И я на его месте запретил бы. Он потерял, я приобрел. Посмотрите, любовь моя, каковы наши совместные владения. Все земли от моря на севере до Средиземного моря и Пиренеев на юге. — Улыбка на его устах стала саркастической. — Король Франции — такого незначительного владения в сравнении с нашим — должно быть, просто трясется в своих грубых сандалиях.

— И мы, как я понимаю, не получили специального разрешения от папы?

— Не получили.

— Мы ведь состоим в родстве третьей степени.

— Состоим. И не получили разрешения. А что это меняет?

— Папа до сих пор считает меня законной супругой Людовика.

— Значит, ему придется испытать разочарование. — Анри повернулся ко мне, нахмурив брови. — Куда запропастился чертов епископ? Вы же его известили, правда?

Я толкнула его локтем под ребра.

— Его святейшество может отлучить нас от церкви.

Анри только пожал плечами.

— Думаю, у Всевышнего просто нет времени вникать в наши матримониальные дела.

Вот такой мужчина был мне по душе. Как он непохож на Людовика, дрожавшего при одном намеке на возможность отлучения!

— Не тревожьтесь, Элеонора. Не думал, что вы такая трусиха! А папское разрешение я и в грош не ставлю.

Анри сделал несколько шагов вперед, вернулся ко мне, расстроив ряды гостей, расступавшихся, чтобы дать ему дорогу. Внезапно его голос загремел, отражаясь эхом от сводов собора.

— Я не пожелаю развода! Вы родите мне сына, целый выводок сыновей, и для развода просто не будет никаких оснований.

Громовой смех потряс здание, а я вздохнула. У меня появилось предчувствие, что в качестве жены Анри я все время буду на виду у всех.

— Вы говорите слишком уверенно.

Тревожные воспоминания о моих прежних неудачах сдавили мне горло, но тут Анри сжал мой локоть, привлекая внимание к процессии клириков, торопливо выходивших к главному алтарю.

— Скажите мне честно, Элеонора: часто ли Людовик баловал вас своим вниманием?

— Он старался делать это как можно реже. — Анри высоко вскинул брови, а я перешла на полушепот: — Только когда ему прямо приказывали аббат Бернар или сам папа, а это случалось раз в десять лет.

— Вот как? Боже правый!

Анри даже о таких вещах не мог говорить вполголоса. Я-то чувствовала, как насторожили уши все окружающие, но Анри не обращал на это никакого внимания.

— Кто бы мог подумать? Целых десять лет? Бедная девочка. Ну, я вам это возмещу. — Он взял меня за руку, переплел наши пальцы. — Поверьте, нас ничто не сможет разлучить. И никто не отберет вас у меня. Я вас хотел, я вас получил. Ничто не помешает мне править самой могучей империей, какая только существовала на Западе. А вы, моя королева, будете всегда рядом со мной. Вы — моя и всегда будете моей.

Я перестала тревожиться, когда мы двинулись к алтарю, где нас ждал наконец епископ, немало удивленный, но сохранявший на лице бесстрастное выражение.

Когда все было позади, когда епископ уже промямлил все положенные слова — так, словно боялся, что с потолочных балок его подслушивает сам папа, — когда мы стали мужем и женой, а окружавшие нас немногочисленные, но весьма оживленные гости провозгласили здравицы молодым…

— Согласны побиться об заклад? — спросил Анри, прижимая к себе мою руку и проказливо