— В вас, Анри, говорят похоть и желание властвовать?

— Разумеется, я буду любить вас, — ответил он, ни секунды не колеблясь.

— Любить меня?

Я широко открыла глаза.

— Конечно. Неужто вы думали, что не буду?

Он медленно развернул меня так, что мы оказались лицом к лицу, в его глазах я видела свое отражение. Я ни на миг не усомнилась в его словах. Он будет любить меня на свой манер — нетерпеливо, беспокойно; и все же это любовь. В ответ на это мое сердце гулко ударило в ребра: я поняла, что тоже буду любить его. По-своему. В предстоящей совместной жизни мы не всегда будем заодно, но между нами существовало сильное притяжение. Быть может, слишком сильное, чтобы чувствовать себя уютно.

Я застыла не дыша. Не этого ли я и боюсь? Непреодолимого желания принадлежать ему, какие бы условия он ни предложил? Если я люблю его, придется соответствовать тому образцу супруги, который видел для себя Анри. Приемлемо ли это для меня? Но я не видела разумного выбора.

— Выходите за меня, Элеонора.

Так и есть: не ласковая просьба, а настойчивое требование.

Я медленно, глубоко дышала. Очень хотелось уклониться от прямого ответа. Я улыбнулась, и он понял, что я решила.

— Умница! Вот все и решено. — Неожиданно Анри просто засиял. — А вас это привлекает, Элеонора? Стать Супругой Дьявола? После Благочестивого Людовика!

— Ваше предложение весьма интересно.

Я машинально подняла руку и погладила его по щеке, словно всю жизнь так и делала.

Улыбка тут же сбежала с его лица. Анри перехватил мою руку и сжал.

— Богом прошу, Элеонора, я же и так натянут, как струна!

Не задумываясь о том, что его кольчуга причиняет мне неудобство, он крепко прижал меня к себе, заставил подняться на носки, не оставив ни малейших сомнений в том, что жаждет меня изо всех сил.

— Я сейчас лучше уйду. Когда вернусь, мы обвенчаемся. И на этот раз я не уеду, не оставив вам залога моих намерений. До сих пор я и так был слишком терпелив. Но больше этого не будет, великолепная моя герцогиня Аквитанская!

Он поцеловал меня в губы, впервые настоящим страстным поцелуем. Его сильные прохладные губы действовали уверенно, раздвигая мои уста, пока язык не соприкоснулся с языком. Как поразительно этот поцелуй был похож на самого Анри! Откровенный, властный, утверждающий. Теперь я принадлежу ему.

— И не вздумайте искать предлоги увильнуть, едва я выеду из ворот вашего замка! — предупредил он, вздернул голову и поставил меня снова на пол. — Вы же знаете: я не приму никакого отказа.

Боюсь, это я хорошо понимала. Губами он соблазнял точно как дьявол.

Да, быть мне Супругой Дьявола.

Я простилась с ним на парадном дворе, где уже выстроились анжуйские конники. Меня огорчало, что Анри уезжает так скоро, но и просить его остаться я еще не была готова. Раз его ждут более важные дела, пусть так и будет. Он уже вскочил в седло. Я взглянула в его оживленное лицо и вспомнила, что мы не коснулись еще одного вопроса, а я должна его задать — неохотно, но этот вопрос необходимо прояснить до конца. Не думаю, что Анри станет порицать меня за откровенность. Я взялась за повод, придерживая его коня, однако не забывая о своих ногах, на которые могли наступить нетерпеливые копыта.

— Отец знал о вашем намерении жениться на мне? — резко спросила я.

— Знал. Я сказал ему об этом. Потому-то он и согласился уступить Вексен. Поначалу ворчал, спорил, но в конце концов согласился с моими доводами.

Как я и предполагала.

— А то я было подумала…

— Я знаю, о чем выдумаете.

Он протянул свою руку, еще не закрытую кольчужной рукавицей, и неожиданно нежно коснулся моей щеки. Я подняла бровь, пытаясь прочитать мысли по его лицу, не сумела, и его ответ потряс меня:

— Отец говорил, что я не должен на вас жениться, потому что его собственные взаимоотношения с вами… Да черт побери! Зачем ходить вокруг да около? Потому что вы разделяли с ним ложе. Или он разделял с вами, раз уж дело происходило в вашем замке.

— Ах! — Вот оно и всплыло, средь бела дня. — И вы ему поверили?

— Поверил. Я и так давно знал об этом.

Я почувствовала, как румянец жаркой волной залил мои щеки.

— Для вас это важно?

— Нет. Я не вижу в отце соперника, коль речь идет о вашей любви. Если бы между нами встали все наши бывшие возлюбленные, то вам, Элеонора, пришлось бы смириться с целой толпой моих. Я не давал обетов целомудрия.

Жеребец беспокойно заплясал под всадником, и это позволило мне уйти от ответа.

— Вы любили его? — дружелюбным тоном спросил Анри.

— Нет.

— Он вас соблазнил?

— Тоже нет. Я своей волей пришла к нему на ложе.

— Должно быть, у вас были на то свои причины. Да и любая женщина, если она замужем за Людовиком, имеет свои причины искать утешения на стороне. Что ж, отца теперь нет, а вы помолвлены со мной. — Он впился в меня взглядом. — Раз уж мы стали обнажаться друг перед другом… Ходили другие слухи, Элеонора, — из Палестины. Из Антиохии.

Конечно, он не мог об этом не слышать. Какие бы то ни было объяснения не шли у меня с языка. Мне претило объяснять все, что было связано с Раймундом, и не хотелось рушить хрупкие еще отношения с анжуйцем.

— Враги мои пользовались любой возможностью разукрасить сплетнями каждый мой шаг, — вот и все, что я смогла сказать.

— Сплетни имеют прискорбное свойство распространяться и отравлять все вокруг, как зловоние гнилого мяса, — откликнулся Анри тоном, сухим, как земля Аквитании в разгар жаркого лета, — так, словно и не заметил моей растерянности. — Я не стану больше спрашивать вас об Антиохии, Элеонора. Это все в прошлом и для меня не играет никакой роли. Думаю, и для вас тоже.

Спазмы перестали душить меня.

— Но теперь вы принадлежите мне, — добавил он. — Вот об этом не забывайте.

Анри подобрал поводья. Какой он трудный человек! Резкий, бесцеремонный, он и прощался со мной не как любовник — правда, любовниками мы пока и не были. Я уже хотела отойти в сторону, но он вдруг обвил руками мою талию и наклонился ко мне. На миг я подумала, что он меня поцелует, но этого, разумеется, делать на людях он не стал. Наши отношения пока не предназначались для всеобщего сведения. Вместо поцелуя он, сверкая глазами, прошептал мне на ухо властным тоном:

— Здесь вы в безопасности. Не открывайте ворот замка. Я приеду за вами сразу же, как только смогу. — Он отпустил меня, но пальцы его задержались на золотом ожерелье, все еще обвивавшем мою шею. — Я вернусь! Храните верность, Элеонора.

И с тем тронул коня с места. Мой нареченный жених Анри Плантагенет умчался и ни разу не обернулся, а на шее у меня осталось ожерелье дьявола.

Пять недель. Или целых шесть? Я приказала накрепко запереть ворота, повсюду расставила часовых, выслала за стены дозорных. Если еще какому-нибудь самонадеянному барону придет в голову сделать меня своей пленницей, ему потребуется вести долгую осаду по всем правилам.

А от Анри Плантагенета не приходило ничего: ни письма, ни гонца, даже слухов не доносилось о том,