колхозы будущего. Однако даже ослепленные идеологией люди видели, что рабоче-крестьянское государство не способно накормить свое население. Более того, при всех безусловных достижениях коллективизации было также ясно, что продолжающееся построение социалистического общества держится лишь на все возрастающем насилии. Уже в октябре 1930 года вышел закон, запрещающий свободное перемещение рабочей силы, привязав крестьян к их земле, а рабочих к заводам, как во времена крепостного права. В декабре 1932-го были введены паспорта для ограничения притока голодающих крестьян в города.
Превратила ли Бибикова в циника его непреклонная преданность партии перед лицом все растущих свидетельств того, что мечта становится кошмаром? Трудно сказать, прежде всего потому, что у него не было иного выхода, как следовать линии партии. Иначе пришлось бы оказаться среди голодающих или того хуже. Однако, несомненно, он был достаточно умен и понимал, что в фундаменте того светлого будущего, за которое он боролся всю свою сознательную жизнь, появились серьезные трещины.
Возможно, как и многие другие люди его поколения, он убедил себя в величайшей ереси двадцатого века: буржуазной сентиментальности нет места в сердце поборника высшей гуманности. Возможно, он верил, что в конце концов из всего этого хаоса партия сумеет создать новый светлый мир. Или, может быть, он просто считал своим долгом победить темноту и невежество России с вечно голодным и нищим населением, участвовать в превращении ее в современную индустриальную страну. Скорее всего, существует более понятное объяснение: гораздо проще жить, создав собственный миф, и продолжать верить в бесконечную мудрость партии, чем высказаться и попасть в опалу.
Вместе с тем опустошенная голодом страна, которую видел Бибиков зимой 1931–1932 года, кажется, глубоко потрясла его. Да, партия всегда права, но тактику партии по меньшей мере следовало изменить. Подобно многим партийным функционерам, жившим на Украине и видевшим ужасы, порожденные жестокой линией Сталина, Бибиков понимал, что во избежание катастрофы сталинскую политику необходимо смягчить. Его шанс высказаться появился через полтора года, незадолго до рождения второй дочери, Людмилы Борисовны Бибиковой, моей будущей матери.
Глава 3
Смерть коммуниста
Это было давным-давно, и этого никогда не было.
В первых числах января 1934 года, оставив дома жену на сносях, Бибиков с ведущими работниками завода специальным поездом отправился в Москву, на XVII съезд ВКП(б). Поскольку он никогда не говорил с Марфой о политике, она даже не подозревала, что Борис решится на столь отважный поступок, который потом будет стоить ему жизни.
На съезде, получившем название «съезд победителей», торжественно отмечались триумфальное выполнение первой пятилетки, построение фундамента социалистической экономики и ликвидация последнего капиталистического класса — кулачества. Но, несмотря на официальные восхваления успехов партии, чувствовалась огромная усталость как в среде руководящих кадров, так и у рядовых партийцев. Подобно многим другим делегатам, Бибиков ясно понимал необходимость положить конец голоду, продолжавшему пожинать свой страшный урожай на юге России. Да, пятилетний план выполнен ценой невероятных усилий, но члены партии, работавшие в разных сферах производства, видели, что люди не в состоянии бесконечно выдерживать такой бешеный, нездоровый темп. Однако Сталин, этот кабинетный подстрекатель, в своей речи призывал принять все меры для увеличения производительности труда на заводах и фабриках, повышения урожайности в сельском хозяйстве и завершения коллективизации, несмотря на очевидные неудачи в решении этой задачи.
Открыто против этих призывов на съезде никто не выступил. Но среди делегатов шли разговоры о том, что Сталина, захватившего слишком много власти на не столь уж важном тогда посту генерального секретаря ЦК партии, стоило бы заменить более скромным и умеренным Сергеем Кировым. В то время — член Политбюро ЦК, он пользовался не меньшим авторитетом, чем Сталин. Киров был героем Гражданской войны, ближайшим соратником Ленина и самым блестящим партийным оратором после Троцкого.
Бибиков и его украинские единомышленники были ободрены кажущейся атмосферой открытости на съезде, ощущением, что предстоит серьезный идеологический спор на равных по поводу продолжения великого социального эксперимента, который проводила партия. А потому они с легким сердцем поддержали Кирова, предложившего несколько умерить темп работы. Это оказалось их роковой ошибкой. Сталин, который уже был параноиком, воспринял предложение Кирова — смягчить жесткие методы коллективизации — непростительным оскорблением и вызовом его идеологическому руководству. Он не забыл, кто и как голосовал на съезде, однако обрушил свой карающий меч лишь через четыре года. В ходе проведенной тогда чистки рядов партии погибли 1108 из 1966 делегатов XVII съезда. А пока съезд закончился обычной бурной овацией и призывами к дальнейшим победам. Бибиков, как и все делегаты, стоя аплодировал Сталину и членам Политбюро. Но решающей смены партийной линии не произошло: Киров отказался бросить открытый вызов Сталину, хотя тот еще не был неоспоримым вождем партии. Нужно отметить, что якобы открытые диспуты относительно политики партии не возобновлялись вплоть до времен Михаила Горбачева, когда проявившиеся разногласия навсегда скомпрометировали КПСС.
Вторая дочь Бибикова, Людмила, родилась 26 января 1934 года, незадолго до его возвращения из Москвы. Хотя старшую он назвал в честь Ленина, вторую не захотел назвать Сталиной — к тому времени уже начали проявляться признаки культа личности генсека.
¦
На заводе, в кипучем рабочем ритме, месяц за месяцем пролетали без какого-либо намека на политическую катастрофу, которую исподтишка готовил Сталин. Но вот однажды, вечером 2 декабря 1934 года, вспоминает Ленина, папа вернулся с завода в слезах. Он опустился на кожаный диван в гостиной и долго молчал, обхватив голову руками.
— Мы пропали, — тихо сказал жене Бибиков.
Ленина спросила мать, что случилось. Не ответив, Марфа отослала ее спать.
Оказалось, что накануне ночью какой-то террорист-одиночка застрелил Сергея Кирова в его рабочем кабинете в Смольном. «Мы пропали», — повторял Бибиков, глубоко скорбя о гибели человека, которого безмерно уважал. Но не плакал ли он и о себе? Не горевал ли он о допущенной им ошибке, когда на съезде поддержал проигравшую сторону? Несмотря на внешнюю грубоватую пролетарскую простоту, Бибиков наверняка был человеком политически чутким, способным уловить, откуда дует ветер. И, рыдая о Кирове, он наверняка припоминал все свои разговоры на съезде, гадая, не слишком ли много опасного наговорил.
Но и теперь молот ударил не сразу. На похоронах Кирова Сталин тоже плакал, с ближайшими соратниками нес на плечах гроб, произносил траурные речи от имени скорбящего народа. Он не спешил отомстить своим врагам, угнездившимся в самом сердце партии, которых его зоркий глаз приметил во время съезда.
На местном уровне партийная машина продолжала функционировать по-прежнему четко. Производительность ХТЗ неуклонно росла, и голод, к счастью, остался позади — не потому ли, что миллионам умерших уже не нужно было хлеба? Бибикова и еще троих из администрации ХТЗ наградили орденом Ленина, ему достался орден под номером 301, в бархатной коробочке. Это предвещало еще большие почести. В конце 1935 года пришло долгожданное повышение: его назначили секретарем областного комитета партии в Чернигове. Бибикову было всего 32 года, а он уже значительно продвинулся на пути к высокому положению в партии, в дальнейшем рассчитывая стать членом ЦК Украины или даже союзного Центрального Комитета.
