возле Манор-Хауса и сел на автобус 253. Он брел через обертки от еды, через газеты, через афишки, печально срываемые ветром с заброшенной тумбы. В автобусе он смотрел сверху вниз на невысокие плоские навесы остановок — постаменты для листьев.

В Кэмдене он спустился в метро и через несколько станций поднялся, чтобы сесть в другой автобус. Он не раз проверял свой мобильник, но нашел только сообщение от Леона — «БОЛЬШЕ СОКРОВИЩ НЕ ПРОПАЛО???» Теперь за окном автобуса проносились районы Лондона, незнакомые ему, но такие щемяще-родные с их второсортным бизнесом и дешевыми забегаловками, фонарными столбами, где незажженные рождественские украшения свисали, как сохнущее белье, — то ли их вывесили заранее, то ли не снимали целый год. Надев наушники, он слушал саунд-клэш — M. I. A. с рэпером из молодых да ранних. Надо было настоять, чтобы полицейские просто заехали за ним, раз уж их штаб- квартира помещается в таких дебрях.

Идя пешком, Билли, даже несмотря на наушники, вздрогнул от звуков. Впервые в жизни он то ли услышал, то ли вообразил этот стеклянный хруст вне коридоров Дарвиновского центра. Свет раннего вечера был неверным. «Все не так», — подумал он. Тело архитевтиса словно затыкало собой некую щель, не давая чему-то ходу. Билли чувствовал себя незакрепленной крышкой, хлопающей под напором ветра.

Полицейский участок располагался чуть в стороне от главной улицы и оказался гораздо больше, чем ожидал Билли. Это было одно из тех уродливых лондонских зданий из кирпича горчичного цвета, которые, вместо того чтобы благородно ветшать, как их краснокирпичные викторианские предшественники, не старели, но лишь делались все грязнее и грязнее.

Пришлось долго ждать в приемной. Дважды Билли поднимался и спрашивал, нельзя ли увидеть Малхолланда. «Мы скоро займемся вами, сэр», — пообещал полицейский, к которому он обратился. «А кто, блин, это такой?» — сказал другой. Билли все больше и больше раздражался, перелистывая страницы старых журналов.

— Мистер Харроу? Билли Харроу?

Подошедший к нему человек оказался вовсе не Малхолландом. Ему было за пятьдесят: маленький, костлявый, аккуратно причесанный, одетый довольно уныло — в старомодный коричневый костюм. Руки он держал за спиной и, пока стоял, качался взад-вперед, привставая на носках, — маленький нервозный танец.

— Мистер Харроу? — произнес он голоском настолько же тонким, как его усики, и обменялся с Билли рукопожатием. — Я старший инспектор Бэрон. Вы встречались с моим коллегой Малхолландом?

— Да, а где он?

— Его сейчас нет. Я беру на себя это расследование, мистер Харроу. Вроде того. — Он наклонил голову. — Приношу извинения за то, что заставил вас ждать, и очень благодарен вам за то, что вы сюда явились.

— Что значит — берете на себя? — спросил Билли. — Кто бы ни говорил со мной накануне вечером, это не… она была чертовски груба, если честно.

— Ну да, при том что мы, можно сказать, экспроприировали ваши лаборатории, — сказал Бэрон, — куда вам еще податься, а? Думаю, вам придется оставить свое маринование, пока мы не закончим. Можете рассматривать это как отпуск.

— Серьезно, как обстоят дела? — Бэрон вел Билли по коридорам, освещаемым лампами дневного света. Под ними Билли заметил, какие грязные у него очки. — Почему вы взяли на себя это расследование? И вы здесь на таком отшибе… Не хочу сказать ничего плохого…

— Так или иначе, — сказал Бэрон, — я обещаю, что мы не задержим вас дольше, чем понадобится.

— Не совсем понимаю, чем я могу вам помочь. Я уже рассказал вам все, что мне известно. То есть Малхолланду. Он, значит, где-то напортачил? А вы разгребаете?

Бэрон остановился и в упор посмотрел на Билли.

— Это как в кино, да? — сказал он и улыбнулся. — Вы говорите: «Но я уже обо всем рассказал вашим сотрудникам», а я говорю: «Что ж, теперь можете рассказать об этом мне». Вы мне не верите, мы ходим вокруг да около, а потом наконец, после нескольких вопросов, на лице у вас написан ужас, вы говорите: «Так что, по-вашему, я к этому причастен?» И так далее и тому подобное.

Билли безмолвствовал. Бэрон продолжал улыбаться.

— Можете не сомневаться, — добавил инспектор, — ничего подобного сейчас не происходит. Клянусь честью.

Он поднял руку — честное, мол, скаутское.

— Я и не думал… — выдавил из себя Билли.

— Теперь, уяснив это, — сказал Бэрон, — не полагаете ли вы, что можно пренебречь остальной частью сценария? Как насчет немного помочь? Великолепно, мистер Харроу. — Тонкий его голосок так и свистел. — Просто потрясающе. Давайте теперь разделаемся со всем этим.

Билли впервые оказался в комнате для допросов — точь-в-точь такой, как показывают по телику: маленькой, бежевой и без окон. За столом, в дальнем его конце, сидели женщина и еще один мужчина, высокий и сильный, лет сорока с небольшим: неприметный темный костюм, коротко подстриженные редеющие волосы. Он сжал тяжелые кулаки, спокойно разглядывая Билли.

В женщине Билли прежде всего отметил ее молодость. Если она и была старше двадцати, то ненамного. Именно она ненадолго появлялась вчера в музее. Голубую форму лондонской полиции женщина носила небрежнее, чем Билли считал допустимым, — как бы набросив и даже не застегнув. Чистая, но в складках, морщинах и затяжках. На самой женщине было больше косметики, чем он, опять-таки, считал позволительным, белокурые волосы были причесаны весьма затейливо и причудливо. Она походила на ученицу, которая подчиняется букве, но восстает против духа, против самой сути правил ношения школьной формы. На Билли она не взглянула даже мельком, и он не смог отчетливее разглядеть ее лицо.

— Ну ладно, — сказал Бэрон; мужчина за столом кивнул, молодая женщина-констебль откинулась к стене, возясь с мобильным телефоном. Бэрон указал на стул. — Чай? Кофе? Абсент? Шучу, конечно. Я бы предложил сигаретку, но в наши дни, сами понимаете.

— Да нет, все в порядке, — ответил Билли. — Я хотел бы просто…

— Конечно, конечно. Тогда приступим. — Бэрон уселся, вытащил из карманов клочки бумаги и стал их просматривать, что-то отыскивая. Их разрозненность выглядела нарочитой. — Расскажите о себе, мистер Харроу. Вы, я полагаю, куратор?

— Ну да.

— Что это подразумевает?

— Консервацию экземпляров, каталогизацию, все такое. — Билли вертел в руках свои очки, так что ему не приходилось ни с кем встречаться взглядом. Он пытался уяснить, в какую сторону смотрит женщина. — Консультации по экспозициям, поддержание материалов в хорошем состоянии.

— Всегда занимались этим?

— Довольно много лет.

— И… — Бэрон скосился на какую-то запись. — Именно вы препарировали спрута, так мне сообщили.

— Нет. Этим занимались мы все. Я… это была коллективная работа.

Второй мужчина подсел к Бэрону и стал молча разглядывать собственные руки. Молодая женщина вздохнула, ткнула пальцем в телефон — казалось, она играет в какую-то игру, — затем цокнула языком.

— Вы были в музее, да? — обратился к ней Билли; она окинула его беглым взглядом. — Это вы мне звонили? Вчера вечером?

Ее прическа в стиле Эми Уайнхаус была довольно приметной. Женщина ничего не сказала.

— Вы… — Бэрон указал на Билли шариковой ручкой, продолжая перебирать бумажки, — чересчур скромны. Вы — специалист по спрутам.

— Не знаю, что вы имеете в виду. — Билли поерзал на стуле. — Что-то такое находит, знаете ли… Мы все над ним трудились. Всем миром. Я хочу сказать… — Он обозначил огромность спрута, распростерев руки.