— А почему мы его не видим? Везде одна Бёрн.
— Он прячется.
— Да, но даже когда там… даже когда они дрались с Тату, ведь Тату там был. Можно было ожидать, что ради такой ночи и Гризамент покажется самолично. Мы же знаем, как отчаянно он хочет прибрать к рукам кракена.
— Кто его разберет, — сказал Дейн и провел рукой по полкам.
Билли читал странные слова, изучал замысловатые фигурки на подобранных им бумажных самолетиках. Дейн спускался, пачкая пальцы в пыли, затем повернулся и посмотрел на Билли, который неподвижно пялился на маленькие аэропланы.
— Ты рассказывал, что было, когда Гризамент умер, помнишь? — проговорил Билли. — Когда его кремировали?
— Нет.
— Я просто… — Билли не сводил глаз с чернильного пятна, вертя самолетик в руках. — Эти чернила, — сказал он. — Они серее, чем можно было бы подумать. Это…
Он посмотрел Дейну в глаза.
— Это Коул занимался его кремацией, — сказал наконец Дейн и стал подниматься.
— Да, — сказал Билли, глядя на него. — Помнишь, с какого рода пламенем он имеет дело?
Оба уставились на лист бумаги. Тот шелестел, словно от легкого ветерка. Но никакого ветерка не было.
— Кракен, — прошептал Дейн, а Билли произнес:
— О боже.
Когда Гризамент обнаружил, что умирает, то был оскорблен. Способов справиться с собственной злотворной кровью не существовало. Он никогда не заботился о наследнике, желая править, но не основывать династию.
История знает мужчин и женщин, чья стойкость заставляет их призраков продолжать дело умерших: они вклинивают свои разумы в одного носителя за другим. Простое упрямство не дает этим людям исчезнуть окончательно. Но такого магического умения у Гризамента не имелось. Бёрн была хороша, незаменима благодаря своей опытности и своей преданности делу — которое быстро стала считать своим собственным, — но не могла отменить смерть как таковую. Разве что филигранно трансформировать ее определенным образом.
— Боже, он, должно быть, приготовил… кое-что другое, — сказал Билли.
Гризамент спланировал свои похороны, речи на них, приглашения, оскорбительное отсутствие того или иного персонажа. Но сама смерть всегда оставалась планом Б. Как, спрашивал он, наверное, своих специалистов, мы могли бы избежать этой досадной неприятности?
Не тогда ли, когда он решил устроить театральную кремацию, что-то произошло? Может, он собственноручно составил порядок ее проведения? Может, строча инструкции для Бёрн, он начал посматривать на ручку, которую держал, на бумагу, на черные чернила?
— С пириками, вот с кем он все время говорил, — сказал Билли. — И с некриками. Что, если Бёрн вовсе не транслировала его слова откуда-то издалека, когда мы ее видели? Помнишь, как она писала? — Он развернул нарисованные глазки. — Зачем здесь бумажные самолетики? Помнишь, как он нашел нас в первый раз? Почему эти чернила серые?
Гризамент был сожжен заживо, на огне памяти, начиненном временн
После многочасового прощания, после того, как плакальщики разошлись, его собрали. Он был пеплом. Но не умирал окончательно. Он был неуязвим для болезней, у него не имелось ни вен, по которым мог струиться яд, ни органов, подверженных разрушению. Должно быть, Бёрн (чье имя внезапно заиграло по-новому[86]) собрала все угольки в урну и растолкла в порошок все почерневшие костяные осколки, всю обугленную органику. Гризамента примешали к подготовленной им заранее основе: смола, дух, вода и много-много магии.
Должно быть, Бёрн в тот момент окунула в Гризамента ручку, закрыла глаза и стала проводить пером тонкую линию из некоей точки на листе бумаги. Та стала зазубриваться, становиться путаной каллиграфией, субстанция начала самообучаться — и вот Бёрн уже задыхалась от преданности и восторга, когда чернила самостоятельно написали:
— Зачем он все это устроил? — спросил Дейн, глядя на бумагу. Та отвечала ему чернильным взглядом. — Зачем ему сжигать мир? Из-за того, что он сам сгорел? Отомстить за все это?
— Не знаю. — Билли собирал бумажные самолетики.
Один он поднял к глазам. На нем было начертано слово
Всегда ли это было ложью? — подумал Билли. Всегда ли был так свиреп этот убийца, попирающий нейтралитет? Что заставило его пойти на такое? Безмерность этих убийств…
Дейн переходил из одной разрушенной комнаты в другую, собирая там и сям осколки кракенистской культуры, снаряжения, оружия. Должно быть, некоторых кракенистов отослали с разными поручениями и тем сохранили им жизнь. Вскоре те обнаружат, что случилось с их церковью. Как и последние из лондонмантов, они теперь стали изгнанным народом. Их папа лежал убитым перед алтарем. Но прямо сейчас Дейн, просеивавший мусор мертвых в этой норе, был последним человеком в мире.
Откуда шел свет? Некоторые лампы остались целы, но вряд ли они обеспечивали серое освещение в коридорах, довольно яркое. Кровь везде выглядела черной. Билли когда-то слышал, что кровь кажется черной в лунном свете. Он встретился с глазами одного из бумажных самолетиков. Те смотрели на него. Бумага опять колыхалась, хотя ни одного дуновения не было.
— Он пытается убраться отсюда, — сказал Билли. — Зачем они… он… зачем он лично явился сюда, а не просто отдал приказ? Он наблюдает. Видишь, какое тонкое перо? Помнишь, как осторожна Бёрн была с бумагой, на которой писала? Как меняла ручки? Значит, она может отскребать чернила обратно. Это все, что от него остается, не больше.
— Зачем ему это?! — вскричал Дейн.
Билли по-прежнему смотрел в глаза самолетиков.
— Не знаю. Это и предстоит выяснить. Поставим вопрос так: как нам допрашивать чернила?
Глава 68
Они работали в грузовике. Там было безопаснее, чем в подземелье, внезапно превратившемся в склеп. Билли собрал все самолетики, которые сумел найти, и оторвал от них те куски, где были кровь и грязь. Остались только чернила.
Над ними надзирал кракен. Дейн ему молился. Пока лондонманты негромко переговаривались, поглядывая на Дейна, внезапно осиротевшего, как и они, Билли пропитывал бумагу дистиллированной водой, превращая в кашицу, и выжимал. Пол смотрел на него, сидя спиной — татуировкой — к стене. Билли получил воду цвета слабого чая и выкипятил немного избыточной влаги. Жидкость колыхалась как-то неправильно.
— Осторожнее, — сказала Саира.
Если эти чернила были Гризаментом, то, возможно, и каждая капля была им. Возможно, в каждой из них содержались все его чувства, его мысли и небольшая доля его могущества.