чтобы сесть за пишущую машинку в саду, полном мух. Или он автор романов — ведь беллетристы порой совершают весьма странные поступки. Как известно, на них может внезапно снизойти вдохновение. Но он совсем не походил на автора романов. Если бы все происходило в Шотландии, я бы сказал, что он коммивояжер, который старается справиться с неотложной утренней почтой. Но мы были на Галилейском озере.
На мгновение он замер в поисках слова и тут увидел мое удивленное лицо.
— Надеюсь, я не потревожил вас, — произнес он, — но если так, я…
— Напротив, вы дали мне повод для раздумий.
Он застенчиво улыбнулся.
— Могу я поинтересоваться, вы пишете книгу? — спросил я.
— О нет, — энергично ответил он с коротким смешком. — Ничего подобного. Я пишу жене.
Говорят, во время путешествий учишься ничему не удивляться, но этот человек вправду изумил меня.
— Вы пишете жене, когда еще солнце толком не взошло?
— А, вы видели меня?
— Нет, только слышал, если быть совсем точным.
— Да, это часть того же письма, — кивнул он.
— Если это не слишком сильно отвлечет вас, я хотел бы спуститься и поговорить.
Он приветливо улыбнулся, и я сбежал по ступенькам и подошел к нему. Как я уже говорил, это был высокий и худой мужчина с белыми усами, он носил очки. На столике лежала толстая рукопись, не меньше пяти тысяч слов. Он заметил мой изумленный взгляд.
— Это мое следующее письмо, — пояснил он. — Я планирую отправить его, как только вернусь в Иерусалим.
И еще говорят, что эпистолярный век закончился!
— Понимаете, я из Австралии, — продолжал он. — Всю жизнь я мечтал отправиться в путешествие. Всю жизнь! И жена отпустила меня в кругосветное путешествие. Я должен отсутствовать почти год. Так что, я думаю, меньшее, что я могу сделать для нее, это писать каждый день. Но мне нравится ей писать, особенно если удалось что-то сделать, если вы меня понимаете, чтобы она чувствовала, что находится рядом со мной. Например, я написал ей письмо на вершине Великой пирамиды, когда был в Египте. Другое я напечатал для нее на верхнем ярусе падающей башни в Пизе. Это делает письма более живыми и реальными.
Он взял одну из страниц рукописи:
— Этим утром я начал так: «Пишу тебе с лодки посреди Галилейского озера, сейчас около пяти утра. Солнце только встает, и мы медленно идем на веслах вдоль…» Уловили, в чем суть?
Первоначальное изумление растворилось в теплом, дружеском чувстве к этому мужчине. Его обезоруживающая улыбка и огромный энтузиазм были притягательны и необычны для человека его возраста.
— Здесь жарко, — сказал он. — Может быть, вы зайдете ко мне в комнату, и мы поболтаем? Я люблю беседовать с людьми. Это дает больше материала для писем.
Он провел меня под увитой гибискусом аркой рядом с маленькой часовней. Отец Тэппер разместил своего гостя в сводчатом помещении на первом этаже, которое здесь называли «музеем». Бритвенный прибор постояльца стоял среди объектов, найденных при раскопках старинной церкви Хлебов и Рыб. Чемодан покоился на обломках двух римских колонн, причем он не был распакован, вероятно, из-за того, что комнату заполняла римская и греческая керамика вкупе со стеклом, монетами, ручками амфор, фрагментами византийских мозаик.
— Совершенно уникально! — улыбнулся он.
— Скажите мне, вы не разочарованы путешествием? — поинтересовался я. — Мир оказался таким удивительным, как вы ожидали?
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — серьезно кивнул он. — Нет, я не разочарован. Я думаю, наш мир удивителен.
И он снова взглянул на меня с очаровательной, застенчивой улыбкой.
— Думаю, вы очень необычный человек, — признал я. — В зрелом возрасте вы сохранили огонь юности. Похоже, вам удалось избежать бремени зрелости.
— Ну, я полагаю, все дело в отношении к жизни… Но я приобрел замечательный опыт. Вас это не утомило? Правда? Это чудесно! Я присутствовал на аудиенции папы. Там, конечно, было много других людей! Не подумайте, что его святейшество принимал меня лично, ничего подобного. Я преклонил колено, и у меня в руке была целая горсть четок, и он, проходя, благословил их, и хотя я протестант и даже преподаю в воскресной школе, когда он прошел, я сказал: «Благослови вас Господь!», вот так! И знаете почему я так сказал? Чтобы написать жене, что обменялся парой слов с папой.
Глаза его светились искренним счастьем и торжеством.
— Я взял за правило купаться в каждом знаменитом озере или реке. Я плавал в Темзе, Сене, Москве-реке, Тибре, в реке Абана под Дамаском, в Мертвом море и в Галилейском озере. Меня едва не арестовали в Риме за купание в Тибре. Там очень сильное течение, но я только зашел и вышел — этого времени едва хватило, чтобы наполнить водой бутылку.
— Какую бутылку?
— Ну, понимаете, я хочу привезти с собой в Австралию маленькие бутылочки с водой знаменитых рек и озер. Там, дома, это понравится. Они все здесь, у меня в чемодане. Немного напоминает набор аптекаря, не так ли? И еще эти камни. Знаете, откуда они? С того места, где Давид поразил Голиафа.
Мы продолжили разговор жарким полднем — точнее, говорил почти исключительно он, а я сидел и слушал, удивляясь его жажде жизни. Ему все представлялось великолепным и восхитительным.
— Я всегда готов к приключениям, — заметил он с искренним энтузиазмом, создававшим ощущение уникальности.
Так ли? Этот человек действительно объехал полсвета, следуя всем знаменитым дорогам; он шел сквозь джунгли собственного энтузиазма. Я восхищался им, потому что он был искренне влюблен в мир. В нем не было и тени цинизма.
— Есть одна услуга, за которую я был бы вам чрезвычайно благодарен, — произнес он. — Я был бы счастлив, если бы вы сфотографировали меня купающимся в Галилейском озере.
— С удовольствием.
— Тогда, позвольте, я поищу купальный костюм. Вот он и вот моя камера!
Он вышел на слепящее солнце, широко шагая, с обнаженной головой, но твидовый костюм был по- прежнему застегнут на все пуговицы. Он разделся за заслоном эвкалиптов, и когда он погрузился в озеро со счастливым лицом десятилетнего мальчишки, я зашел в воду и сделал снимок.
— Спасибо! — сказал он. — Этому будут так рады дома! Вы уверены, что перемотали пленку?
Меня всегда удивляет, когда люди выражают недоумение, почему ничего не осталось от римской Галилеи. Вероятно, они никогда не видели автомобиль через полчаса после падения с утеса возле отдаленной арабской деревушки. А я видел. Того, что от него осталось, не хватило бы на изготовление будильника! Есть нечто дикое и безудержное в этой жажде добычи, нечто примитивное в способности к разрушению, в том, к счастью, не слишком распространенном представлении, которое не раз приходится наблюдать в истории этой страны.
Во времена Иисуса Галилейское озеро было одним из наиболее активных деловых центров страны, а западный берег был окружен кольцом городов и селений. Губернатор провинции жил во дворце на горе над Тиверией. А само озеро было полно кораблей.
Часто думают, что Иисус проповедовал свое учение простым сельским жителям в отдаленном районе Палестины, куда не проникали сведения о далеком внешнем мире, и потому ничто не могло потревожить бессмертное течение Его мысли. На самом деле пастырская миссия осуществлялась в наиболее космополитичном регионе страны, а также на территории, где пересекались и расходились дальше древние торговые пути из Тира и Сидона на западе, старые караванные маршруты из Дамаска на северо-востоке, а также основная имперская дорога. Галилея располагалась в точке пересечения основных дорог древнего