Осенью 31 года до н. э. несколько легких лигурийских боевых кораблей на шестнадцать столетий предвосхитили разгром испанской Армады. Они ворвались в пространство между тяжелыми судами, обошли их и заставили бежать. Эти корабли не смогли спастись и сгорели на воде. Это была битва при Акции. Антоний и Клеопатра совершили самоубийство, а Октавиан — принявший имя Августа Цезаря — стал повелителем мира.

Среди тех, кто с ужасом наблюдал за тем, как распределялась власть, был Ирод, царь Иудеи, друг погибшего Антония. Ироду было 35 лет, он был красивым, храбрым, образованным, настоящим «человеком мира», гением выживания — а может, просто обладал удачей игрока. Он выдал Помпея Юлию Цезарю, а когда того убили, поддержал Брута. Когда пал Брут, он благополучно перешел на сторону Антония. В каждом случае он брал судьбу в собственные руки и шел на риск, как это бывает, когда бросают кости; и каждый раз побеждал. Но битва при Акции стала величайшим испытанием в его жизни. Он снова решился на смелый шаг. Он отправился к Августу, чтобы принять смерть — или вернуться с величием. Сначала он отдал тайный приказ, на случай если не вернется, о своей красавице-жене Мариамне, которая не должна была снова выйти замуж, — ее надлежало убить. Затем он отправился на Родос, где после победы находился Август.

Прежде чем войти в зал приемов, Ирод снял царский венец, смело подошел к Августу и приветствовал его как равный равного. Он не вел себя, как восточный владыка перед завоевателем, держался храбро и с достоинством. Бывают моменты, когда правда оказывается настолько неожиданной, что побеждает любые преграды. И это был тот случай. Ирод не извинялся за дружбу с павшим Антонием. Он спокойно говорил об этом, подчеркивал свою верность, заявил, что многократно умолял Антония избавиться от Клеопатры, но того уже ничто не могло спасти. Он сам обрек себя на поражение. Ирод смотрел прямо в глаза Августу. Да, он верно служил Антонию, но и Августу обещал служить так же верно, если тот примет его как союзника и друга римского народа. Август смотрел в смелые, решительные глаза Ирода, а потом велел ему надеть венец. Так Ирод снова выиграл. После триумфального успеха у Августа он вернулся еще более богатым и влиятельным правителем.

Теперь Ирод жил двойной жизнью: одна была блестящей, публичной, другая темной и тайной, это был ночной кошмар ревности, страха и интриг, от которых невозможно было избавиться, не пустив в ход чашу с ядом или кинжал. В его палатах поселились тени убитых родственников. На публике он оставался просвещенным западным правителем; в частной жизни превратился в восточного деспота.

Мариамна холодно выслушала новости о его успехе. Она знала о приказе убить ее в случае провала. Ирод полагал, что она могла узнать об этом лишь от предателя, который нарушил тайну и выдал его слова. Человека, которому было поручено ее убийство, казнили. Мариамна оказалась в тюрьме. Ее враги нашептывали Ироду дурные вести. Они утверждали, что она составляет заговор с целью его убийства. Он не мог в это поверить. Но негодяи и на дыбе подтверждали свои слова. Ирод, разрываясь между любовью и ревностью, поверил обвинителям, и Мариамну казнили. Как только она умерла, он впал в отчаяние и рыдал как безумный. На протяжении всей дальнейшей жизни его преследовал призрак Мариамны.

Прошло 35 лет, Ирод умирал. Его длинное и сложное правление заканчивалось. Ненавидимый и презираемый всем Иерусалимом, обожаемый в Риме, этот человек, наполовину еврей, наполовину язычник, приближался к могиле, снедаемый болезнью, угрызениями совести и страхом. Новый белый Храм высился на вершине горы Мория как заснеженный пик Хермон. Размеры его царства превосходили территории государств Саула и Давида. Но народ молился о смерти царя. Его безумные видения были населены призраками: там была Мариамна, ее два любимых сына — оба убитые, и другие родственники, его плоть и кровь, пораженные исподтишка кинжалами, удушенные шнурами, отравленные.

Ироду твердили, перемещая его раздутое водянкой тело от горячих ключей Мертвого моря в теплые сады Иерихона, что в Вифлееме родился новый царь. Но не могло быть никакого другого царя, кроме Ирода! Разве не он убил двух прекрасных сыновей, мальчиков Мариамны, потому что кто-то сказал, что они должны стать царями прежде времени? Пусть умрут все младенцы мужского пола в Вифлееме! Пусть их перебьют всех, до одного! И хотя Ирод умирал, не могло быть другого царя, кроме Ирода.

А к нему снова приходили и нашептывали, что его сын и наследник Антипатр, находившийся в Риме, готовит заговор с целью убийства отца. На сей раз Ироду говорили правду. Молодой человек был вызван домой и заключен в темницу; и семидесятилетний царь совсем слег, мучимый болезнью и властолюбием. Иосиф Флавий рассказывает: «Это расстройство охватило все его тело и привело к отказу органов, проявлявшемуся во многих симптомах…»

Наступило время, когда Ирод прекратил бесконечно переписывать свое завещание. Пришла смерть. Но в последнем, внезапном приступе деятельности он потребовал принести яблоко и нож, чтобы очистить кожуру. И вонзил этот нож себе в грудь. Приближенные бросились к нему, чтобы остановить руку правителя. Волнение во дворце услышал и сын Антипатр, который, думая, что отец умер, попытался подкупить тюремщика, чтобы выбраться на свободу. Но тот побежал к умирающему царю и все рассказал ему. «Убить!» — последовал немедленный приказ. Так совершилось последнее убийство Ирода. А пять дней спустя умер и он сам.