Было уже темно, когда я отправился на поиски церкви в Муски. Шофер-мусульманин не знал, где она находится, и вскоре мы потерялись в узких, заполненных народом переулках, где лошадь прокладывала путь, едва ли не кладя голову на плечи впереди идущих; вокруг раздавались жуткие крики, пронзительно скрипели колеса.

Один раз нам пришлось остановиться, улица была очень узкой, и прямо перед нами через дорогу какой-то человек перевозил тележку, переполненную великолепными овощами, которые в изобилии произрастают на черной почве Египта: там была роскошная цветная капуста, способная получить приз на любом конкурсе, лук-порей толщиной с запястье, пузатые фиолетовые баклажаны, зеленые, как ящерицы, огурцы. Человек, незнакомый с Востоком, мог подумать, что в любой момент здесь случится убийство, увидев, как зеленщик, преградивший нам путь, и мой шофер обрушили друг на друга потоки яростной брани. Их лица искажались от гнева. Они размахивали руками, ладони ярко сверкали в свете фонарей, пальцы указывали обвиняющим жестом на противника, но в то мгновение, когда англичане должны были бы кинуться в драку, а гангстеры, вероятно, выхватили бы «стволы», перепалка внезапно закончилась, и ее участники с улыбками обменялись на прощание парой шуток, демонстрируя, как довольны друг другом. Зеленщик вежливо оттолкнул тележку с цветной капустой, и мы поехали дальше.

Я наслаждался медленной поездкой по темным расщелинам, полным жизни. Каждая освещенная лавка являла выразительную картинку, обрамленную мраком; кое-где сидели по-турецки мужчины, которые вели торговые переговоры, потягивали кофе; в других сирийцы или армяне, словно пауки в ловчих сетях, устроились посреди рулонов персидских ковров; а иногда мы притормаживали, и лица местных жителей оказывались совсем близко, и три-четыре призрака, закутанных в темные покрывала, оглядывались на нашу машину, причем их глаза оставались спокойными и лишенными эмоций. Наконец мы добрались до пересечения нескольких улиц. Из-за домов вздымался излучавший зеленоватое сияние минарет, силуэт которого четко вырисовывался на фоне неба, и мой шофер, указав хлыстом вниз по переулку, сказал, что здесь даже он не проедет: вся улица была битком забита тележками, такси и арабийя.

Гости, прибывшие на свадьбу, пробирались между капотами машин к дальнему концу переулка — туда, где перед дверями церкви собралась большая толпа. Все ждали невесту. Лицом к лицу, в две линии от двери и вдоль части улицы, стоял хор молодых мужчин в белых одеждах, напоминавших ночные рубашки, через левое плечо у всех была перекинута накидка-стола, на головах красовались маленькие жесткие белые шапочки с серебряным крестом на макушке; в руках у юношей были зажженные свечи. Один из них держал вместо свечи кимвалы (металлические тарелки), а другой — треугольник. Они стояли в сумраке, и свет их свечей выхватывали из тьмы гладко выбритые лица; я подумал, что так могли выглядеть жрецы Исиды.

Когда одна машина двинулась через толпу, возникла всеобщая суматоха, а потом открылась дверца и вышла девушка, похожая на темный, полностью расцветший пион. Она была в вечернем платье из кремового кружева. Аккуратно уложенные иссиня-черные волосы ярко блестели. Пухленькое, хорошенькое личико заметно покраснело — это можно было заметить даже под обильной косметикой и несмотря на смуглую кожу. Четыре подружки невесты, тоже облаченные в вечерние платья, заняли места, а выстроившийся хор разразился резким пением, сопровождавшимся ударами кимвалов и звоном треугольника. Под это музыкальное сопровождение девушки прошли в церковь.

Во всеобщей суматохе, вызванной прибытием невесты, я не успел заметить, как все оказались внутри жаркого, тесного помещения, освещенного свечами в канделябрах. Молодой распорядитель свадьбы увел меня со скромного места в конце зала и, к моему крайнему смущению и замешательству, усадил среди духовенства. Однако я ничего не мог поделать.

Жених и невеста сидели в нескольких ярдах от меня на красных, позолоченных стульях, установленных прямо перед алтарной преградой. Жених сидел по левую руку от невесты, на лице его было универсальное для всех мужчин мира в такой момент растерянное и напряженное выражение. Вокруг горели свечи, так что брачующиеся сидели, словно в озере золотого сияния. На женихе был вечерний костюм, сверху наброшена богато украшенная риза, на голове феска, а очки в роговой оправе, в которых отражался свет, почти полностью скрывали глаза.

Я невольно подумал, что передо мной типичная коптская смесь прошлого и настоящего, Востока и Запада. Хор исполнял гимн на языке фараонов, у жениха на голове красовался мусульманский убор, такую ризу мог носить святой Афанасий, а вечерний костюм символизировал современную цивилизацию, в то время как очки были в американском стиле. С другой стороны, подружки невесты являли собой пример новейшей парижской моды. И на это странное смешение деталей сквозь дымку курящихся благовоний взирали с древних икон святые отцы египетской церкви.

Среди почтенных лиц, рядом с которыми меня усадили, были: епископ Танты, епископ Иерусалима, местоблюститель епископа Хартума, все в черных сутанах с серебряными наперсными крестами, а на головах блестящие черные тюрбаны, характерные для коптского духовенства. Церемония оказалась долгой и весьма интересной. Епископы вставали один за другим, чтобы произнести молитвы или долгие и величественные наставления. Один из мирян с драматической выразительностью читал Писание на арабском, и я подумал, как странно видеть этого человека в феске за церковным чтением. Между молитвами и в конце каждого чтения хор под руководством молодого человека, отбивавшего пальцем темп, начинал очередной, длинный и пронзительно звучащий гимн. Звон треугольника и ритмические удары кимвалов, сопровождавшие нараставшие по темпу гимны, создавали языческую атмосферу. Особенно два участника хора поразили меня необычностью облика, они словно сошли с древнеегипетской фрески. У них были те же губы, носы и миндалевидные глаза, что и у древних египтян, а руки их отличались удивительным изяществом и красотой линий.

На протяжении всей церемонии одна из подружек обмахивала невесту веером. Эта подружка была хрупкой и смуглой, лицо чистое, округлое, с немного негроидными чертами и пухлыми губами; такие лица можно найти на росписях периода 18-й Фиванской династии. Танцовщицы из могилы Нахт принадлежат к тому типу, который я пытаюсь описать, такие девушки есть на фрагментах фресок в Британском музее, одна из которых изображает двух обнаженных танцовщиц. Девушка стояла в церкви, помахивая веером из страусовых перьев, и смотрела поверх горевших свечей темными газельими глазами, а я представил, как рабыня Шармиан стояла с опахалом в Александрии, за спиной своей госпожи Клеопатры.

Под торжественное пение жениха и невесту помазали маслом, а затем наступил кульминационный момент церемонии. Появились два золотых венца, епископ взял из в руки и, подняв, произнес следующую молитву на арабском:

— О, Господь, Святой и Единый, Который венчает Своих святых немеркнущими венцами, Который соединяет небесные и земные вещи в одно целое, теперь, о наш Повелитель, благослови эти венцы, приготовленные для слуг Твоих; пусть станут они для них венцом славы и чести. Аминь. Венцом благословения и спасения. Аминь. Венцом радости и счастья. Аминь. Венцом наслаждения и удовольствия. Аминь. Венцом добродетели и праведности. Аминь. Венцом мудрости и понимания. Аминь. Венцом силы и утверждения. Аминь. Даруй Твоим слугам, которые будут носить их, Ангела Мира, узы любви, храни их от всех постыдных мыслей и низменных желаний, освободи их от злых нападок и всех дьявольских искушений. Пусть пребудет с ним Твоя милость, услышь голос их молитвы, пусть страх Твой поселится в их сердцах, присматривай за их жизнью, пусть они проживут без искушения до старости. Порадуй их видом сыновей и дочерей их, даруй им тех, кто должен быть рожден от них ради пользы Твоей как человеки единой святой кафолической апостольской Церкви; укрепи их в православной вере до конца дней их. Присматривай за ними на путях правды, согласно воле Господа.

Здесь он сделал небольшую паузу и возложил один венец поверх фески жениха, а другой — на темные волосы невесты, а потом продолжил:

— Славой и честью венчаешь Ты их, о Господь; Отец благословляет, Сын венчает, Дух нисходит на них и совершенствует. Достойный, достойный, достойный Господь, даруй Твоим слугам венец милости, которая их не покинет. Аминь. Венец высокой и изобильной славы. Аминь. Венец добра и несокрушимой веры. Аминь. Благослови все их действия, ведь Ты податель всего доброго, о Христос, наш Господь.

Два кольца были связаны вместе красной ленточкой. Епископ развязал ее и надел одно на палец жениха, другое — на палец невесты. Затем он произнес благословение и, соединив головы новобрачных,