оружейная оказалась сплошь во власти папоротника. Я отыскал комнаты, в которых когда-то жил Эдуард IV со своим младшим братом — до того, как они попали в Тауэр и бесследно там сгинули. В сторожевой башне остановился возле узкой бойницы: из нее открывался великолепный вид — далеко внизу протекала река, а за ней на западном горизонте голубели холмы Уэльса.

На протяжении многих столетий обитатели замка Ладлоу жили как на линии фронта. Даже сидя за обеденным столом, они не убирали руки с рукояти меча, готовые броситься в бой по первому сигналу со сторожевой башни. Здесь жили те самые буйные лорды — правители приграничной Марки, которые ни днем, ни ночью не расставались с оружием и не спускали глаз с Уэльса. Когда в других областях Англии яростный звон мечей стал редкостью, здесь, на границе, он был все еще привычным звуком. В то время, когда на лондонской улице труп с перерезанным горлом вызывал всеобщий переполох, в Шропшире подобные случаи не считали нужным даже расследовать. В более спокойных районах страны люди давно уже строили изящные дворцы и удобные усадьбы, а приграничные бароны — первые стоявшие насмерть консерваторы — укрепляли бастионы и углубляли крепостные рвы.

Феодализм в этих краях не собирался сдаваться — и вправду стоял насмерть. По сути, цепочка старинных норманнских крепостей, протянувшаяся от Честера до Херефорда — передовая линия обороны от мятежных валлийцев, — оказалась последним оплотом феодализма в Англии. Каждый из таких замков охранялся маленьким, но крайне воинственным гарнизоном. Эти люди привыкли жить к состоянии войны. Они были готовы по первому сигналу тревоги ринуться в атаку, напряженно вслушивались — не пропоет ли боевой рожок на далеких холмах? Каждый день они привычно всматривались в степные просторы: а вдруг мелькнет вдалеке сигнальный огонь? Их опытный взор сразу различал лунный отблеск на чужих мечах или предательское колыхание высокой травы, выдающее тайное передвижение врага… Они всегда были настороже.

Я не мог не восхищаться этими людьми. Только здесь, в приграничных землях Шропшира, я осознал: тогдашние англичане сильно отличались от наших современников. Постоянная угроза со стороны враждебного Уэльса не оставляла времени на такие праздные развлечения, как охота на лис.

Жизнь в те времена напоминала смертельно опасную шахматную партию: сегодня ты отвоевал крепость-ладью у противника, а завтра удача окажется на его стороне. Приходилось держать ухо востро и постоянно следить за текущей политической ситуацией. В противном случае ты мог отправиться в гости к давнишнему другу и неожиданно найти в его лице злейшего врага. История сохранила воспоминание о Мод де Сент-Валери — мужественной женщине, которая целый год (пока ее супруг воевал где-то в других краях) обороняла свой замок от осаждавших валлийцев. В конце концов крепость пала, но ее хозяйка осталась в живых — лишь для того, чтобы некоторое время спустя умереть голодной смертью в замке Корф, куда заточил ее английский король Иоанн.

В центре внутреннего дворика Ладлоу возвышается прекрасная башня в норманнском стиле — это круглая церковь, одна из четырех сохранившихся в Англии. Правда, сегодня от церкви остались лишь стены: крышей ей служит небо, а полом трава. Заглянув внутрь, я обнаружил пасущихся коз — о, эти древние, как мир, животные! Очевидно, козы расценили мое появление как бесцеремонное вторжение: прекратили щипать траву и устремили на меня негодующие взоры.

И тут я подумал: постойте, а ведь Марион де Лабрюйер вполне могла молиться в этой самой церкви! Почти наверняка так оно и было. Судьба этой девушки описана в единственном дошедшем до нас рыцарском романе, посвященном английскому замку. Я имею в виду знаменитую жесту о Фульке Фицварине, едва ли знакомом посетителям замка Ладлоу. Эта драматическая история произошла во времена правления Генриха II. Юная Марион, воспитанница барона Ладлоу, на свою беду влюбилась в пленного рыцаря по имени Арнольд де Лиль. Любовь толкнула девушку на опасный поступок: как-то ночью она сумела передать своему возлюбленному веревку, и тот бежал. Бедняжка Марион! С того дня жизнь потеряла для нее всякий смысл. Достаточно прогуляться возле этих башен, чтобы понять, сколь невесела и опасна была жизнь молодой девушки в замке Ладлоу, постоянно осаждаемом валлийскими войсками. Почувствовав запах дыма в воздухе, нельзя было сказать наверняка, что это — костер, на котором жарят еду, или незваные гости, изготовившиеся к осаде. Я хорошо представляю себе Марион де Лабрюйер, запертую в своих покоях. Какая тоска снедала ее душу! Девушка чувствовала себя слишком несчастной, чтобы ткать гобелены или хотя бы вязать какую-нибудь безделицу для своего высокого покровителя. Она неотрывно смотрела на далекие холмы и вздыхала: «О, если б я могла еще раз увидеть возлюбленного! Его прекрасное лицо, его гордый прямой нос! О боже, лучше бы мне умереть…»

Как-то раз барону наскучило сидеть в замке Ладлоу, и он решил совершить вооруженную вылазку — в надежде пустить кому-нибудь кровь и хоть немного развлечься. Просто так… чтобы не нарушать заведенный в приграничье порядок вещей. Узнав об этом, Марион послала гонца к де Лилю: в письме она сообщала любимому, что тот может безбоязненно явится к ней на свидание. Арнольд получил послание и темной, безлунной ночью действительно прискакал в Ладлоу. Пока Марион наслаждалась в объятиях любимого, в замке поднялся страшный переполох, ибо коварный де Лиль пришел не один! Он привел с собой вооруженный отряд, который беспрепятственно проник в замок. Узнав о предательстве возлюбленного и будучи честной девушкой, Марион приняла единственно достойное решение: она выхватила меч Арнольда и вонзила его в сердце предателю. После чего сама выбросилась в окно и разбилась насмерть об острые скалы!

Такова была жизнь в эпоху рыцарства.

Пока я стоял в часовне, где несчастная Марион некогда молилась о любимом, и смотрел в сердитые глаза старой козы, в голове у меня зародилась любопытная теория — вполне в духе Пифагора! Почему бы не предположить, что за свое злодеяние Арнольд приговорен к возрождению в облике вон того молоденького и глупого козленка, что пасется под стенами башни? Ему суждено вечно бродить по здешним землям, которые он когда-то топтал сначала как пленник, затем как удачливый любовник, вероломный предатель и наконец как завоеватель!

— Арнольд, — строго молвил я, — я считаю, что ты получил по заслугам!

Клятвопреступник в козлином обличье ответил мне оскорбленным взглядом и тряхнул роскошной бородой. Тем временем молодая изящная козочка проворно выскочила в окошко и легкими прыжками помчалась к Арнольду. Ах, как доверчиво она приблизилась к подлому предателю, как нежно ткнулась своей белой пушистой мордочкой в его бороду!

— Не доверяй ему! — предостерег я бедняжку, но та — как истинная женщина — лишь возмущенно вскинула свою прелестную головку и так же легко ускакала обратно.