Советская Россия закрепилась на территории Сахалина, стала прорабатывать варианты на получение концессий. В это время Япония испытывала большие затруднения в ввозе заграничного коксующегося угля из Англии и Америки. Это и толкало ее на получение концессий на Сахалине. И она их получила. По сведениям ЭКУ ОГПУ, этому за взятку в большом размере активно содействовал заведующий геологическим комитетом на Дальнем Востоке инженер Полевой.

После подписания концессионного договора японцы получили право разработки угольных и нефтяных залежей. Они выехали в Берлин с целью покупки сахалинских концессий у германского подданного Куне-Альберса и присоединения их к своим.

В силу того, что Япония получала право на сахалинский уголь и нефть за счет бывших стахеевских разработок, это товарищество через своего представителя инженера Кашина предлагало Концесскому разные условия, чтобы сохранить лучшие месторождения угля и нефти за собой. При этом выдвигалась идея создания акционерного общества с участием американцев. Получив отказ, Кашин выдвинул новое предложение о создании акционерного общества совместно с японцами, но и оно не прошло.

Было выяснено, что японцы в первую очередь будут стремиться получить в концессию район Мачи, который залежами угля не богат, но в экономическом и практическом отношении имеет для японцев колоссальную важность: они будут иметь легкий и свободный выход с восточного берега Сахалина на западный и возможность прокладки нефтепровода через реку Теш и постройки железной дороги. Другие же месторождения угля окружены горами.

Органы ЭКУ стали собирать сведения об интересах японцев в этом регионе. Удалось выяснить, что советским правительством до заключения договора уже было много обещано. Было выяснено, что Иоффе благожелательно отнесется к японцам, так как в бытность т. Иоффе в Токио японцы ему оказывали хороший прием, угощали и устраивали интимные прогулки, что он и по сие время ценит.

10 ноября 1925 г. группа фирмы «Мицубиши», находившаяся в Москве, достигла с технической комиссией Главконцесскома соглашения о получении угольного рудника «Мачи».

Экономическим управлением ОГПУ было установлено, что под видом дипломатического багажа японцы привезли с собой чемодан наличных денег червонцами (примерно тысяч двадцать). Предполагалось, что эти деньги предназначались для дачи взяток, так как провозились они контрабандным путем и в крупных купюрах. Это предположение подтвердилось. После заключения договора инженер Полевой получил от японцев вознаграждение.

28 ноября на заседании Главконцесскома японцы хотели выторговать уступки, но им было заявлено, что если до 30 ноября от них не будет письма о полном согласии на все условия, то все обещания, данные Концесскомом, аннулируются, в том числе и обещания относительно объекта концессий. К условленному сроку такое письмо было японцами подготовлено.

После подписания концессий с правительством СССР в начале 1926 г. японцы стали стремиться под всякого рода предлогами прибрать весь Сахалин к рукам в экономическом отношении.

Отмечалось стремление Японии получить от правительства СССР под видом подряда все нефтяные площади Сахалина для того, чтобы вся нефть поступала японцам. Для этого они хотели использовать опыт, полученный во время Первой мировой войны, когда во время оккупации они беззастенчиво грабили Сахалин.

В связи с этим представленный ГКК 14 июля 1927 г. в СНК СССР уже утвержденный проект концессионного договора с японской фирмой «Кунст и Альберс» на право разведки и разработки каменного угля на западном побережье Северного Сахалина был отменен в связи с информацией о возможной японской колонизации Сахалина. Политбюро, отменив решение СНК, изменило и свое прежнее решение от 23 июня, признав нецелесообразным предоставление концессии на Сахалине фирме «Кунст и Альберс».

Была создана комиссия для выработки проекта общих директив как о концессионной политике на Дальнем Востоке, так и о порядке и районах организации хозяйственных предприятий в местах, наиболее уязвимых с точки зрения японской колонизации.

19 июля СНК продублировал решение, Политбюро отменило свое Постановление от 14 июля, признав предоставление концессии на Сахалине фирме «Кунст и Альберс» нецелесообразным.

Из различных сообщений следовало, что инженер Полевой, имевший большое влияние на заместителя Главконцесскома А. А. Иоффе, который ничего не делает без совета с ним по концессионным вопросам, касающимся Востока, продолжал подыгрывать японцам. Он выдвигал идею, что на Сахалине русским делать нечего и надо весь Сахалин отдать японцам под разведку.

Но правительство СССР строго придерживалось своих решений 1927 г. 4 апреля 1929 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о строгом надзоре за исполнением японцами концессионных договоров, требуя выполнения всех обязательств по платежам, добиваясь, по возможности, перевода всех платежей со стороны японских концессионеров советскому правительству на иностранную валюту там, где платежи обусловлены в червонцах.

В отношении дальнейшей концессионной политики с японцами было предложено прекратить предоставление новых концессий на Дальнем Востоке, не прекращая, однако, привлечение японского капитала в форме финансирования государственных советских промышленных организаций по отдельным строго ограниченным операциям.

Видимо, чтобы избежать колонизации Дальнего Востока японцами, Политбюро считало целесообразным привлечение американского капитала в виде концессий и в порядке финансирования наших предприятий.

Однако концессионные объекты Дальнего Востока ГКК так и не были разработаны, в силу чего не было и конкретных предложений, по которым можно было бы говорить с американцами.

Концессионный же договор с Японией был расторгнут только после Второй мировой войны.

24 апреля 1925 г. Политбюро разрешило Государственному концессионному комитету подписать договор на создание концессии с «Лене-Гольдфильдс». Этот вопрос предлагалось внести на окончательное утверждение Пленума ЦК РКП(б) 30 апреля, который, в свою очередь, поручил Политбюро окончательную ратификацию договора.

Окончательно договор был утвержден СНК СССР 5 мая 1925 г., затем еще один 14 ноября того же года. Согласно договору фирме предоставлялись в концессию предприятия в Ленско-Витинском районе для добычи золота, в Зыряновско-Змеиногородском районе (на Алтае) для разработки медно-цинковых, свинцовых руд и других полезных ископаемых, в Оиссертском-Ревденском районе на Урале (близ г. Свердловска) для разработки медных, железных и других руд этого района. Концессии заключались на срок от 30 до 50 лет.

По поводу заключенного договора Пятаков говорил: «В самом тексте договора нам пришлось пойти на такие уступки, на какие до сих пор в концессионных договорах мы еще не шли».[360]

Вокруг этого концессионного предприятия в СССР группировались интересы многих бывших собственников национализированных предприятий. В частности, «Лена-Гольдфильдс», участником которой являлся Уркарт, была теснейшим образом связана с Русско-Азиатским банком в Лондоне и Рашен энд Инглиш банком. Через эти банки «Лене-Гольдфильдс» был связан со многими предприятиями бывших собственников, существовавшими в качестве иностранных акционерных обществ.

В ходе обслуживания концессии органы ОГПУ выяснили, что сотрудники концессии собирали сведения экономического характера, щедро оплачивая эти услуги в виде взяток должностным лицам. Так как экономический шпионаж в то время толковался очень широко, то действия англичан коммерческого характера были квалифицированы как шпионаж.

По представлению ОГПУ на объединенном пленуме ГКК 23 апреля 1928 г. рассматривался даже вопрос о пересылке в почтовых отправлениях предметов льготного импорта из пределов «Ленско- Витинской» концессии в другие местности СССР. Были даны указания, чтобы при отправках рабочими и служащими концессии «Лена-Гольдфильдс» посылок одновременно подавались бы сведения о степени родственных отношений и удостоверялась служба отправителя в концессии.

26 ноября 1929 г. Каменев направил Сталину письмо, в котором была высказана просьба о выделении «Лене-Гольдфильдс» 500 тыс. рублей золотом. Сталин был против этого. Он считал, что СССР нужны концессии для привлечения чужих капиталов, а не для отвлечения своих к концессионерам. Сталин считал,