— А на следующий год мы снова приедем? И снова будем вместе? — с беспокойством спросил Вася.
— Обязательно приедем и обязательно будем вместе! А вы к тому лету уже станете второклассниками. А ещё через год перейдёте в третий класс, и уже тогда вас примут в пионеры.
— Вот здорово! Гришка, да? Октябрёнок — это значит полпионера, Таня, да?
Вася посмотрел на Таню. Она засмеялась.
— Не совсем так. Но, в общем, от октябрёнка до пионера, конечно, уже не очень далеко!
Четыре мальчика из первого отряда с горящими факелами в руках ждали Серёжиного сигнала, чтобы зажечь костёр.
— Сейчас, сейчас, сейчас, — еле слышно, одними губами, шептал Гриша. Он не сводил глаз с поднятой вверх Серёжиной руки. — Сейчас, сейчас загорится.
И правда, Серёжа громко, на всю площадку крикнул:
— Гори, костёр! Гори, костёр! Гори, костёр! — и сделал рукой несколько коротких сильных взмахов.
Четыре пионера с факелами только и ждали этого. В ту же секунду с четырёх сторон вспыхнули сухие хвойные ветки, и весёлое красное пламя взметнулось в вышину, подбросив полную пригоршню мелких огненных искр, похожих на золотые песчинки.
— Гори, костёр! Гори, костёр! Гори, костёр! — хором за Серёжей подхватили все ребята.
И костёр запылал ещё ярче, ещё веселее, всё выше и выше подкидывая огненные языки.
Деревья и кусты, окружавшие площадку, куда-то отступили и совсем скрылись в темноту.
Но всякий раз, когда жарко вспыхивало пламя, из темноты на свет выбегала то белокурая берёзка, вся розовая от огня, то ёлочка с тёмной хвоей, то осинка с покрасневшими, как поздней осенью, листьями.
— Песню! Давайте песню! — И Серёжа первый запел:
«А мы что же? — подумал Гриша. — Мы ведь не знаем этой песни. Мы-то разве не будем петь?» — И он поглядывал на Таню, на Васю, на всех октябрят пятого отряда.
Но Васька уже пел. И Васьки было не узнать: глаза у него блестели, он разрумянился и пел, размахивая в такт руками.
И Люся пела. И обе Сони пели. Игорёк и тот старался изо всех сил. Весь пятый отряд вместе с Таней пел эту песню.
Грише стало так весело, так хорошо, легко, как никогда. И он вместе со всеми запел:
А вечер был уже совсем тёмный, и звёзд на небе становилось всё больше и больше, и казались они особенно яркими.
— Ну, а теперь, — сказал Серёжа, — сядем, посидим и поразговариваем.
И он начал рассказ о детях тех стран, где не горят ещё пионерские костры…
«Ну что ж, что ещё не горят? — думал Гриша. — Ещё не горят, но ведь обязательно зажгутся!»
А на небе среди множества звёзд он вдруг увидал три огонька. Один — красный, другой — зелёный, а третий — крупный и золотой. Разноцветные огоньки, не отставая друг от друга, треугольником быстро двигались по ночному небу.
«Наверно, лётчик сверху видит наш костёр, — думал Гриша. — Конечно, видит. Как не увидеть!»
Но всё-таки, легонько толкнув Васю, он показал ему на небо и спросил:
— Вася, лётчик наш костёр видит?
Вася запрокинул голову и тоже посмотрел на самолёт:
— А то нет? Ему все костры сверху заметны.
— Ты кем будешь, когда вырастешь? — вдруг спросил Гриша.
Он проводил глазами самолёт. Его бортовые огни скрылись за деревьями.
Вася немного помолчал. Потом сказал твёрдо и непоколебимо:
— Когда я вырасту, я буду строить корабль, который полетит на звёзды.
— И я тоже, — сказал Гриша. — Можно?
Вася радостно воскликнул:
— Ладно, вместе будем строить!
И стал думать, какой это будет огромный корабль. Его они вместе построят на заводе: он со своим папой и Гриша со своим папой. Ведь только огромная махина сможет долететь на те далёкие звёзды. Вон на ту красную. Или, может, на ту, другую…
А та, другая звезда, на которую теперь смотрит Вася, вся переливалась и голубым, и малиновым, и фиолетовым блеском.
А Таня, слушая эти мальчишеские разговоры, эти мечты, думала: и сейчас им замечательно живётся, а что же будет через семь лет? Тогда будет так хорошо, что и представить себе невозможно.
И, может быть, не зря мечтают Вася с Гришей полететь и на ту далёкую красноватую звёздочку, или на другую, которая светится голубым блеском, или на этот тонкий серпик совсем близкой луны.
— Таня…
Вася повернул к ней голову. В его глазах золотыми искрами прыгало и плясало огненное пламя.
Что он собирался ей сказать? Да он и сам толком не знал. Может, просто хотел тихонечко шепнуть, что очень соскучился о маме и о папе, что ему уже хочется домой и что он — честное слово! — больше не будет съезжать на животе по перилам со второго этажа на первый.
Но он ей ничего не успел сказать, потому что Серёжа громко крикнул:
— А ну-ка, друзья, давайте ещё раз, напоследок, споём нашу песню!
И они запели:
А пламя, жаркое и сверкающее, озаряло их лица.
