— Бровкин, знаешь, где улица Ленина?
— Знаю, товарищ капитан! Там, где городской сад.
— Могу я попросить тебя отнести записку и билеты моей жене? Я сегодня занят и в театр не попаду.
— Есть отнести, товарищ капитан! — отвечает Ваня, стоя навытяжку.
— Можешь остаться в городе до вечерней переклички. — Шаповалов протягивает Ване пропуск.
— Спасибо, товарищ капитан! — задыхаясь от волнения, говорит Ваня. — Разрешите идти?
— Иди! — И Шаповалов, слегка улыбаясь, провожает взглядом выходящего из палаты Ваню.
Ваня весело пробегает мимо дневального, победоносно показывает ему пропуск и с задором бросает:
— Видишь, я уже… А тебе ещё целый час загорать. — И, помахивая дневальному рукой, убегает.
Капитан Шаповалов говорит по телефону:
— Галочка! Я послал солдата с билетами, думал, задержусь… Но я буду вовремя, и в театр мы пойдём вместе. — И, улыбаясь, Шаповалов прощается с женой. — Целую, дорогая!
Яркий солнечный день. На крыльце своего домика сидит мать Вани Евдокия Макаровна и, нацепив на нос очки, читает письмо сына. На её глазах выступают слёзы. Она снимает очки и протирает глаза. Вдруг видит проходящую мимо Любашу.
Евдокия Макаровна быстро прячет очки и зовёт:
— Любаша, подойди ко мне, дочка.
Любаша подбегает к Бровкиной.
— Что, тётя Евдокия?
— Да вот… где-то очки потеряла… целый час ищу, не могу найти… Прочти-ка мне письмо, дочка, — и она протягивает Любаше конверт.
— Письмо? — заинтересовалась Любаша. — От кого?
Она присела рядом с Бровкиной.
— От Вани от моего, — со вздохом говорит мать.
Любаша не в силах скрыть волнение; она быстро вынимает письмо из раскрытого конверта и начинает читать:
— «Дорогая мама!» Это вам, Евдокия Макаровна, — наивно восклицает Любаша.
— А то кому же? Одна у него мать на свете, — так же наивно откликается Бровкина.
Любаша с нетерпением, которого она уже не скрывает, читает:
— «Прости, что запоздал с письмом, но не было времени, всё дела. Много, очень много занимаюсь…».
— Эх, родной ты мой, тяжко тебе приходится одному, без меня, — вздыхает мать и вытирает набежавшую слезу.
Всё больше и больше волнуясь, продолжает Любаша читать письмо:
— «Скоро собираемся на лагерную учебу, но адрес мой останется прежний…». — Неожиданно Любаша бросает взгляд на конверт и говорит: — Пишет, что адрес прежний…
— Да, — предупредительно объясняет Евдокия Макаровна, — тот самый. Почтовый ящик сто пятьдесят три… Разве ты не знаешь?
Щёки у Любаши вспыхивают и она, опустив глаза, шепчет:
— Нет, не знаю… — И, подняв голову, говорит свойственным ей капризным тоном: — А почему он должен мне писать? Я ведь ему не пишу…
Евдокия Макаровна, исподтишка бросив хитрый взгляд на Любашу, неожиданно вскакивает с места.
— Боже мой! У меня там в печке молоко сбежит! — и, оставляя в руках Любаши письмо, она убегает в дом.
Предательские очки её выдают — они остаются лежать на крыльце.
Любаша рассматривает конверт, замечает очки и быстро отрывает уголок конверта с адресом Вани.
Спрятав этот обрывок бумаги в карман и, не дождавшись Евдокии Макаровны, она кладёт письмо на крыльцо и уходит.
Евдокия Макаровна возвращается, поднимает с крыльца очки и письмо, внимательно разглядывает конверт и, увидев, что адрес оторван, довольно улыбается. Глядя вслед уходящей Любаше, она ласково шепчет:
— Родные вы мои, дети вы мои дорогие!
Обложившись книгами, за столом сидит Ваня и делает какие-то выписки.
Здесь же другие солдаты. Они играют в шахматы, читают книги, пишут письма.
Абдурахманов, сидящий рядом с Ваней, углубился в чтение. Вдруг, отложив книгу в сторону, он обращается к Ване:
— Слушай, Бровкин, что такое «непутёвый парень»?
Ваня, бросив сердитый взгляд на Абдурахманова, сжимает руки в кулаки и сердито шепчет:
— Твоё счастье, что мы в казарме, иначе я бы тебе показал, что такое «непутёвый»…
Абдурахманов недоумевающе смотрит на Ваню и наивно спрашивает:
— А где бы показал?
— Мне всё равно где! — запальчиво отвечает Ваня. — Отстань, тебе говорю!
— Что с тобой? — удивляется Абдурахманов.
— Отстань, говорю! — громко повторяет Ваня.
— Что случилось? — вмешивается в разговор Буслаев.
— Я спрашиваю, что такое «непутёвый парень», — Абдурахманов указывает пальцем строчку в книге, которую он только что читал: — Вот здесь написано… Что такое парень, знаю — это большой мальчик, а «непутёвый» — этого не знаю.
— А ты разве тоже не знаешь, что такое «непутёвый»? — спрашивает Ваню Буслаев.
— Знаю, — смущённо отвечает сконфуженный Ваня и добавляет: — У нас в деревне одного парня… называли непутёвым.
— Ах! Я этого парня знаю, — деланно серьёзно говорит Буслаев.
— Откуда? — наивно спрашивает Ваня.
— И я его знаю, — смеясь, говорит Кашин.
Хохочут солдаты.
Входит капитан Шаповалов. Он подходит к столу. Бойцы встают, как по команде «смирно».
— Садитесь, садитесь, товарищи! — говорит капитан и сам присаживается к столу. — Ну, кто со мной сыграет в шахматы?
— Разрешите мне, товарищ капитан, — обращается к нему Ваня.
— С удовольствием. Только… — Шаповалов улыбается, — предупреждаю, если вы, Бровкин, обыграете меня, пошлю в наряд картошку чистить.
— Я уж лицом в грязь не ударю. Постараюсь проиграть, товарищ капитан, — улыбаясь, отвечает Ваня и садится против Шаповалова.
Солдаты, смеясь, окружают стол, чтобы следить за игрой.
К столу подходит знакомый нам связист с почтовой сумкой.
— Разрешите? — обращается он к капитану.
