которых затем выжимались соки для окраски домотканого полотна. Братьев особенно привлекала кузница на соседней Арсенальной площади, где в печи не угасало пламя, молоты дружно стучали о наковальню, а от раскаленных добела металлических болванок веером разлетались искры. Там ковались острые мечи и пики. А какие прочные латы, кольчуги, щиты и шлемы изготовлялись местными умельцами!
У мессира Грегорио во владении были обширные лесные массивы в горах, поросших елями, соснами, дубом, буком и другими ценными древесными породами. В конце сентября наступала пора лесоповала. Обычно вся округа от мала до велика спускалась к полноводной реке Пьяве поглазеть на впечатляющее зрелище. Там лесорубы сооружали из очищенных от сучьев стволов мощные плоты и спускали их на воду. Река сопротивлялась такому вторжению, рычала, выталкивая плоты на каменистый берег и стараясь сокрушить любое препятствие на своем пути к Адриатике. Но еще больший треск и грохот стоял во время таяния снежных лавин и весеннего ледохода, когда образовывались заторы и мощное эхо сотрясало горные ущелья. Общение со стихией закаляло характер подростка, приучало к самостоятельности и преодолению трудностей.
По воскресным дням вся семья во главе с отцом чинно шла на литургию в церковь, где занимала закрепленные за ней места. Почетное место принадлежало старейшине рода деду Конте. Взрослые следили, чтобы дети четко соблюдали все обряды и сидели смирно. Небольшая приходская церковь была скромна и не поражала своим убранством. Позднее в третьем правом приделе перестроенной церкви появится небольшое изображение Мадонны с младенцем и святыми работы Тициана. Но именно эта церковь с ее остроконечной колокольней, взметнувшейся ввысь, дала название самому городку (
Родители рано заметили склонность к рисованию обоих сыновей, особенно младшего. Правда, отец полагал, что оба мальчика продолжат традиции рода Вечеллио, став нотариусами или адвокатами. Но младший сын настолько пристрастился к рисованию, что готов был часами заниматься любимым делом. В основном это были заснеженные пики Альп, освещенные первыми лучами солнца, леса и речные долины, на всю жизнь запечатлевшиеся в памяти будущего художника. Но однажды после мессы на побеленной стене дома он нарисовал Мадонну, используя растительные краски, которых было предостаточно в домашней красильне. Все домочадцы без труда узнали в запечатленном образе черты Лючии. Мать была растрогана до слез рисунком сына, нутром почувствовав, каково его истинное предназначение.
Согласно биографам, именно слово матери оказалось тогда решающим. Наперекор семейным традициям Лючия настояла на отправке Тициана вместе со старшим братом на учение в Венецию. Позднее в один из приездов домой на побывку в знак сыновней благодарности за дальновидное решение Тициан напишет ее портрет маслом на доске, о котором упоминает биограф Ридольфи: «В портрете своей матери Тициан обессмертил ее образ». Картина долгое время хранилась в частной коллекции в Вероне, а затем ее следы были утеряны, как это случилось со многими ранними работами художника.
Остается тайной возникшая у Тициана тяга к рисованию, поскольку в роду Вечеллио художников не было, да и в округе жили люди, никогда не помышлявшие об искусстве, а думавшие в основном о хлебе насущном, который доставался им в поте лица на землях горного Кадора с его суровым климатом. Интерес к живописи здесь проявится лишь после того, как их земляк докажет, что можно прославиться и стать богатым с помощью кисти и красок. Вот тогда к Тициану в Венецию потянутся многие отпрыски рода Вечеллио, обуреваемые жаждой славы и денег. Кое-кто из них со временем станет художником, и неплохим. Но никому, даже брату Франческо, сыну Орацио или племяннику Марко, так и не удастся приблизиться к Тициану, оставаясь в тени его славы, и не более того.
Известно, что в Пьеве ди Кадоре одно время проживал художник Антонио Россо (1450–1510), учившийся в мастерской братьев Виварини на Мурано. От него осталась всего одна картина (Париж, музей Жакмар-Андре). Можно, однако, предположить, что от него любознательный мальчик получил первые сведения о чудодейственных свойствах красок. Как бы то ни было, Тициан начал проявлять себя как художник в раннем возрасте. Пораженные его талантом родители приняли окончательное решение. У нас нет точных сведений, как и в каком году это случилось, но оба подростка оказались в Венеции в доме у родственников отца или матери.
Великолепие дворцов и шумная многолюдность Венеции поразили воображение братьев, выросших в первозданной тишине горного края. На первых порах им пришлось столкнуться с немалыми трудностями. Поначалу нелегко было понимать венецианцев, говорящих на своем языке, столь отличном от говора жителей Кадора с их плавной размеренной речью. Надо было привыкнуть к влажному климату, к запутанному лабиринту улочек и к непривычной местной кухне с преобладанием в ней рыбы и «даров моря», равно как и различных макарон, завезенных в свое время из Китая знаменитым венецианцем Марко Поло.
Вскоре их отдали на учение в мастерскую славного мозаичиста Бастиано Дзуккато, работавшего в соборе Святого Марка. Человек он был по натуре добрый и относился к новичкам хорошо, не делая различия между ними и двумя своими сыновьями-подмастерьями Валерио и Франческо, с которыми у Тициана на долгие годы сохранятся дружеские отношения.
Огромное значение для становления Тициана как художника и личности имело то, что с самого начала он оказался в центре духовной и культурной жизни Венеции — овеянном славой соборе Сан-Марко, где с 828 года покоятся мощи почитаемого святого, тайком вывезенные из Александрии венецианскими купцами Рустико и Трибуне. Согласно легенде, останки святого были упрятаны в бочку, которую арабы- таможенники в порту не стали открывать для досмотра, так как находчивые венецианцы объявили, что везут свинину. Исторический эпизод запечатлен на древнейшей мозаике, украшающей свод пресвитерия. С тех незапамятных пор святой Марк Евангелист считается небесным покровителем Венеции, заменив ее первого патрона святого Геодора, чья фигура, попирающая нильского крокодила, стоит на одной из колонн, украшающих
Пятикупольный храм поражает своей мощью и богатейшим убранством и представляет собой удивительный сплав различных стилей: византийского и романского, готического и ренессансного. Любого, кто оказывается под его сводами, прежде всего завораживает таинственное мерцание мозаики с ее переливами от золотистого к огненно-красному, от изумрудного к нежно-лазоревому. Собор хранит художественные ценности, вывезенные царицей Адриатики из завоеванных ею земель, среди которых установленные на балконе фасада великолепные позолоченные кони, чье происхождение восходит ко временам Александра Македонского. В 1798 году, оккупировав Италию, Наполеон приказал вывезти четверку коней, и она одно время украшала сад Тюильри в Париже, но в 1815 году была возвращена. В комиссии по возвращению ценностей, похищенных французами в Италии, деятельное участие принимал по поручению Венецианской республики Антонио Канова, хорошо знавший Францию, где ему когда-то позировали сам Наполеон и его сестра Полина Боргезе. Несмотря на кропотливую работу дипломатов и международной комиссии по реституции национальных художественных богатств, Италии удалось вернуть только две трети награбленного, а остальное очутилось в Лувре.
Особое впечатление на братьев Вечеллио произвело посещение Дворца дожей, куда Дзуккато как советник корпорации венецианских художников имел постоянный доступ. Он провел юнцов по парадным залам с их богатейшим убранством и множеством картин старых мастеров. Разглядывая их, мог ли подросток Тициан предположить, что со временем здесь появятся и его работы? Дворец вплотную примыкал к собору Святого Марка, символизируя единение власти светской с властью духовной.
В обязанность подмастерьев Дзуккато входило подбирать для выпавших частиц мозаики нужную по цвету смальту или работать над мозаичным покрытием по картонам мастера. Им приходилось взбираться на леса и подолгу трудиться под сводами величественного собора, сплошь украшенными мозаикой, большая часть которой была создана в XII–XIII веках. В 1545 году там появится блистательная мозаичная композиция «Апофеоз святого Марка», украшающая поныне вход в западный притвор храма, которую создадут по картону Тициана его друзья братья Дзуккато.
В первые годы пребывания в Венеции братья Вечеллио жили если не в бедности, то весьма стесненно, но не в их характере было просить помощи у отца. Как и многим начинающим живописцам, ради заработка приходилось браться за любую работу, расписывая орнаментом, арабесками, фигурками зверей и птиц сундуки, скамьи и прочую домашнюю утварь. Со временем стали поступать более серьезные заказы — написание небольших картин на религиозную тему для личного пользования. Но над заказами, по
