он говорил, шепча правду: «Я люблю тебя, я люблю тебя!», это была не настоящая правда. Это было что-то, превосходящее любовь, некая радость от того, что он сумел превзойти себя, отбросить прежнее существование. Как мог он сказать «я», когда он был чем-то новым и непознанным, а вовсе не самим собой? Это «я», эта старая формула прежних времен, была заблудившимся письмом.
В этом новом, наитончайшем блаженстве, в покое, пришедшем на смену познанию, не было ни «я», ни «ты», а существовал только третий, нереализованный восторг, восторг существования не поодиночке, а в соединении существа «я» и существа «она» в одно новое целое, в новое, райское единство, обретенное от этой двойственности.
Как можно было сказать: «Я люблю тебя», если и «я», и «ты» перестали существовать, если они оба стали совсем другими и превратились в новое существо, в котором царило молчание, поскольку не было вопросов, на которые нужно было отвечать, где все совершенно и едино. Речь может существовать только между разными частями. А в идеальном Единстве царит только идеальная тишина блаженства.
На следующий день они сочетались законным браком, и она сделала так, как он просил ее – написала отцу и матери. Мать ответила письмом, отец промолчал.
Она не вернулась в школу. Она жила с Биркиным в его квартиле или на мельнице, переезжая вместе с ним, когда переезжал он. И она не видела никого, кроме Гудрун и Джеральда. Она смотрела на все странными, удивленными глазами, но казалось, уже начинала что-то понимать.
Однажды днем они с Джеральдом разговаривали в уютном кабинете на мельнице. Руперт еще не вернулся домой.
– Ты счастлива? – улыбаясь, спросил ее Джеральд.
– Очень! – воскликнула она взволнованно и слегка поежилась.
– Да, это видно.
– Правда? – удивленно воскликнула Урсула.
Он посмотрел на нее с полной смысла улыбкой.
– Да, безусловно.
Она была польщена. На мгновение она задумалась.
– А видно, что Руперт также счастлив?
Он прикрыл глаза и отвел взгляд в сторону.
– О да, – ответил он.
– Правда?
– Да.
Он притих, как будто существовало что-то, о чем он не собирался говорить. Он казался грустным.
Она очень чутко поняла намек. Она здала вопрос, который он хотел, чтобы она задала.
– А почему бы тебе тоже не стать счастливым? – спросила она. – У тебя может быть то же самое.
Он на мгновение помедлил.
– С Гудрун? – спросил он.
– Да! – ответила она и ее глаза загорелись. Но было какое-то странное напряжение, стесненность, словно они выдавали желаемое за действительное.
– Ты думаешь, что Гудрун получит меня и будет счастлива? – спросил он.
– Да, я уверена! – воскликнула она.
Ее глаза округлились от восторга. Однако в глубине души она чувствовала стеснение, она понимала, что немного давит.
– О, я так рада, – добавила она.
Он улыбнулся.
– Чему ты так радуешься? – спросил он.
– Я радуюсь за нее, – ответила она. – Я уверена, что ты… что ты как раз тот мужчина, который ей нужен.
– Правда? – спросил он. – И ты думаешь, что она согласится с тобой?
– О да! – торопливо воскликнула она. А затем, подумав, смущенно добавила: – Хотя Гудрун не так проста, да? Не знаешь, что она будет делать через пять минут. В этом она совсем не похожа на меня.
Она вроде бы даже рассмеялась над этим, но ее лицо при этом осталось слегка озадаченным.
– Ты считаешь, что она во многом на тебя не похожа? – спросил Джеральд.
Она нахмурилась.
– Нет, во многом мы похожи. Но я никогда не знаю, что она будет делать, когда подворачивается что-то новое.
– Вот как? – спросил Джеральд. Он помолчал несколько мгновений. Затем сделал неуверенный жест. – В любом случае, я собирался попросить ее уехать со мной на Рождество, – сказал он очень тихо и осторожно.
– Уехать с тобой? Ты имеешь в виду, на какое-то время?
– На столько, насколько ей будет угодно, – сказал он с неодобрительным жестом.
Они оба ненадолго замолчали.
– Разумеется, – в конце концов, сказала Урсула, – может, она ждет не дождется, когда выйдет замуж. Вот увидишь!
– Да, – улыбнулся Джеральд. – Увижу. А если вдруг она не пожелает? Как ты считаешь, захочет она съездить со мной за границу на несколько дней или на пару недель?
– Думаю, да, – сказала Урсула. – Я спрошу ее.
– А может, нам поехать всем вместе?
– Всем вместе? – лицо Урсулы вновь засияло. – О, это было бы великолепно, как ты считаешь?
– Необычайно великолепно, – сказал он.
– Вот тогда ты и посмотришь, – сказала Урсула.
– На что?
– Как пойдут дела. По-моему, лучше провести медовый месяц перед свадьбой, как по-твоему?
Ей понравилась ее собственная острота. Он рассмеялся.
– В некоторых случаях, – сказал он. – Хотелось бы мне, чтобы это был как раз мой случай.
– Правда! – воскликнула Урсула. А затем с сомнением добавила: – Да, возможно ты и прав. Нужно получать удовольствие.
Немного погодя пришел Биркин и Урсула передала ему их разговор.
– Гудрун! – воскликнул Биркин. – Да она прирожденная любовница, также как Джеральд прирожденный любовник – amant en titre. Если, как кто-то сказал, все женщины делятся на жен и любовниц, то Гудрун любовница.
– А мужчины либо любовники либо мужья, – воскликнула Урсула. – А разве нельзя сочетать два в одном?
– Одно исключает другое, – рассмеялся он.
– Тогда мне нужен любовник, – воскликнула Урсула.
– Нет, не нужен, – сказал он.
– Нужен, нужен, – возопила она.
Он поцеловал ее и рассмеялся.
Через два дня после этого Урсула должна была забрать свои вещи из бельдоверского дома. Она не сделала это и семья уехала. Гудрун же сняла квартиру в Виллей-Грин.
Урсула не виделась с родителями с того момента, как вышла замуж. Она плакала из-за их разрыва и, однако, как же хорошо все завершилось! Хорошо это или плохо, но она не могла пойти к ним. Поэтому ее вещи остались там и однажды днем они с Гудрун решили пройтись и забрать их.
День выдался морозный, и когда они добрались до дома, небо было уже расцвечено красным. Темные окна зияли, словно прогалы, и уже только поэтому дом выглядел пугающе. При виде пустой, обезлюдевшей прихожей в сердца девущек проник ледяной холод.
– Не думаю, чтобы я осмелилась прийти сюда в одиночку, – сказала Урсула. – Здесь страшно.
– Урсула! – воскликнула Гудрун. – Разве это не удивительно! Можешь ли ты вообразить себе, что ты жила в этом месте и никогда этого не ощущала! Я же не представляю себе, как жила здесь день за днем и
