Ничто не нарушало однообразия заключения Дэга Доутри и Квэка. Но однажды в корзине с фруктами, переданной якобы от воспитанниц пансиона мисс Фуут, Доутри нашел записку, искусно спрятанную в сердцевине яблока; в этой записке его просили в следующую пятницу всю ночь держать на окне зажженную лампу. Этой ночью готовилась буря. Ветер только еще поднимался. В пять часов утра к Доутри пришел посетитель.

Это был Чарльз Стоу Гринлиф собственной персоной. Он более двух часов плелся глубокими песками эвкалиптового леса и без сил упал у порога чумного барака. Когда Доутри открыл дверь, его обдало порывом сырого, посвежевшего ветра. Доутри подхватил старика на руки и довел его до стула. Но, вспомнив о своей болезни, он так внезапно отпустил руки, что тот буквально упал на стул.

— Честное слово, сэр, — сказал Доутри, — вам, видно, здорово пришлось потрудиться. Эй, Квэк, господин насквозь промок. Снять башмаки господину, живо!

Но раньше чем опустившийся на колени Квэк мог дотронуться до шнурков, Доутри вспомнил, что Квэк также нечист, и отбросил его назад.

— Честное слово, я не знаю, как быть, — прошептал Доутри, беспомощно озираясь вокруг и соображая, что это дом прокаженных и что стул, на котором сидит старик, и пол, на котором отдыхают его измученные ноги, — все это заражено страшной болезнью.

— Я очень рад вас видеть, чрезвычайно рад, — задыхаясь выговорил Бывший моряк, протягивая ему руку.

Дэг Доутри отклонил руку.

— Как дела с охотой за сокровищами? — весело спросил он. — Имеется что-нибудь на примете?

Бывший моряк кивнул головой и, переведя дух и собравшись с силами, шепотом выпалил:

— Мы должны отплыть с отливом в семь часов утра. Шхуна стоит наготове, это прелестное судно. Наш «Вифлеем» очень красив, у него хороший ход и удобные каюты. Раньше, до конкуренции пароходов, он вел торговлю с Таити. Провиант хороший, все в полном порядке. Я сам наблюдал за всем. Не могу сказать, чтобы капитан мне нравился, — я встречал этот тип людей раньше. Превосходный моряк, он прирожденный пират и к тому же — здорово злой старик. Но и патрон не лучше. Годы его средние, слава у него плохая, и он ни в какой мере не может быть назван джентльменом, но денег у него уйма: сначала он зашибал их на калифорнийской нефти, а затем вошел в компанию с одним дельцом в Британской Колумбии и обошел его при дележе доходов с открытой ими богатой жилы и раз в шесть удвоил свой первоначальный капитал. Весьма нежелательный и неприятный тип. Но он верит в свое счастье и убежден, что наживет на этом предприятии не менее пятидесяти миллионов и что ему удастся провести меня и забрать себе и мою долю. Он такой же пират, как и приглашенный им капитан.

— Мистер Гринлиф, поздравляю вас, сэр, — сказал Доутри. — Вы меня растрогали, сэр, растрогали до глубины души, проделав в эту ужасную ночь такой далекий путь и подвергая себя такой опасности, чтобы попрощаться с несчастным Дэгом Доутри, который был неплохим парнем в свое время и которому не повезло.

Но пока он от всего сердца произносил эти слова, перед ним сияющим видением встала шхуна, вольно направляющая свой путь по простору Южных морей, и сердце его сжалось от сознания, что для него существуют лишь чумной барак, песчаные дюны и унылые эвкалипты.

Бывший моряк внезапно выпрямился.

— Сэр, вы оскорбляете меня. Вы оскорбляете меня до глубины души.

— Что вы, сэр, что вы, — заикаясь, бормотал в свое оправдание Доутри, недоумевая, чем он мог оскорбить старого джентльмена.

— Вы мой друг, сэр, — важно и строго продолжал он. — А я ваш друг. И вы даете мне понять, что думаете, будто я пришел сюда, в эту чертову дыру, чтобы попрощаться с вами. Я пришел сюда за вами, сэр, и за вашим негром, сэр. Шхуна ждет вас. Все устроено. Вы записаны. Ваш контракт подписан в морском агентстве. И контракт вашего негра также. Вчера эти подписи были даны подставными лицами — я сам разыскал их с этой целью. Один из них барбадосский негр. Я раздобыл его и белого в матросском общежитии на Коммерческой улице и заплатил по пяти долларов каждому, чтобы они явились в агентство и подписали контракт.

— Но, Боже мой, мистер Гринлиф, вы, кажется, не хотите считаться с тем, что он и я — прокаженные?..

Внезапно вскочив, словно от электрического тока, Бывший моряк, с лицом, пылавшим негодованием оскорбленной в своем благородстве души, крикнул:

— Но, сэр, это вы, кажется, совершенно не хотите считаться с тем, что вы мой друг, а я ваш. — Резким движением под давлением овладевшей им ярости он протянул руку.

— Баталер Доутри, мистер Доутри, сэр, или как бы я вас ни называл, это уже не сказки о баркасе, о безвестных берегах и о сокровище, зарытом на семь футов в песке. Это совершенно реально. У меня есть сердце. Итак, сэр, — здесь он сунул свою руку под нос Доутри, — вот моя рука. Вам нужно и необходимо сейчас же проделать одну вещь — только одну. Вы должны взять эту руку в свою и пожать ее и вложить в это пожатие свое сердце, как я вкладываю свое.

— Но, но… — заикался Доутри.

— Если вы этого не сделаете, — я не сойду с этого места. Я здесь останусь и здесь умру. Я знаю о вашей болезни. Вам нечего напоминать о ней. Вот моя рука. Возьмете вы ее? Мое сердце здесь, на ладони; оно живет и пульсирует в ноготке каждого пальца. Если вы его не примете, то, предупреждаю вас, я так и останусь сидеть на этом стуле до своей смерти. Я хочу, чтобы вы, сэр, поняли, что я мужчина и джентльмен. Я умею быть другом и товарищем. Я не дрожу за свою шкуру. Я живу сердцем и головой, сэр, а не этой жалкой, временной оболочкой. Берите руку. Говорить будем потом.

Дэг Доутри нерешительно протянул свою руку, но Бывший моряк схватил ее и до боли сжал своими тонкими, старчески высохшими пальцами.

— Теперь можно и поговорить, — сказал он. — Я хорошо продумал это дело. Мы отплываем на «Вифлееме». Когда наш старикан поймет, что из моих легендарных сокровищ ему не извлечь и одного пенни, мы его покинем. Он сам будет рад от нас избавиться. Мы — вы, я и ваш негр — высадимся на Маркизских островах. Там прокаженные гуляют на свободе. Там нет особых законов по отношению к ним. Я сам видел их. Мы будем совершенно свободны. Страна эта — настоящий земной рай. Мы обзаведемся собственным хозяйством. Крытая тростником хижина — большего нам не надо. Работа там — сущие пустяки. Весь простор моря и гор будет принадлежать нам. Вы будете кататься на лодке, плавать, ловить рыбу и охотиться. Там вы найдете горных коз, диких кур и других зверей. Бананы и смоковницы, яблоки и всевозможные другие плоды будут созревать над нашими головами. У дверей будет расти красный перец, у нас будут свои куры и яйца. Квэк займется кухней. И пиво там найдется. Я знаю вашу неутолимую жажду. Там вы будете получать шесть кварт в день и больше, гораздо больше.

Живо! Пора двигаться. Мне очень тяжело сообщить вам, что не мог разыскать вашу собаку. Я даже заплатил сыщикам, но они оказались мошенниками. Доктор Эмори украл у вас Киллени-боя, но в течение двенадцати часов Киллени-бой был украден у него. Я перевернул все вверх дном. Киллени-бой исчез, как исчезнем из этого проклятого города и мы.

Машина ждет нас. Шоферу хорошо заплачено. Я обещал убить его, если он нарушит свое слово. Надо только пробраться через песчаные дюны в северо-восточном направлении — там проходит дорога, огибающая этот нелепый лес… Так, все на месте. Двинемся в путь. Поговорим после. Смотрите! Начинает светать. Стража не должна заметить нас…

Бушевал шторм, когда они вышли из барака; Квэк, полуобезумевший от счастья, составлял арьергард. Вначале Доутри старался держаться поодаль, но при первом порыве ветра, грозившем свалить с ног хрупкого старика, Дэг Доутри рукой охватил его и, помогая ему и увлекая его вперед, рядом с ним поднимался и спускался через песчаные дюны.

— Благодарю вас, баталер, благодарю вас, мой друг, — шептал Бывший моряк в минуты затишья.