легче всего заставить Майкла петь, наигрывая ему печальные мелодии. Раз начав, он уже пел до тех пор, пока музыка продолжала играть. За отсутствием музыкального инструмента Майкл мог петь под аккомпанемент голоса баталера, который начинал с жалобного подвывания и переходил затем к какой- нибудь старинной балладе. Майкл ненавидел петь с Квэком, но очень любил петь с баталером даже тогда, когда последний устраивал музыкальные сеансы на палубе перед покатывающимися со смеху пассажирами.

В конце рейса баталеру пришлось иметь два серьезных разговора: один с капитаном Дунканом, а другой с Майклом. Голова Майкла лежала на коленях господина, и он с обожанием смотрел ему в лицо, не понимая изо всей речи ни слова, но вслушиваясь в ласку, звучащую в голосе.

— Я тебя украл ради денег, и когда я в первый вечер увидел тебя на берегу, то понял, что повсюду получу за тебя десять монет. Десять монет — это очень много денег. Это пятьдесят американских долларов и сотня мэз у китайцев… Ладно, на пятьдесят долларов я могу напоить до смерти целую роту, или же я могу утонуть в пиве, если мне вздумается в нем топиться… Теперь я хочу спросить тебя одну вещь. Можешь ли ты себе представить, как это я отдам тебя за десять монет? Ну же, говори! Можешь?

Майкл, колотя обрубком хвоста, пронзительным лаем давал свое полное согласие на все предложения.

— Ну, скажем, двадцать монет, ладно. Это хорошенькое дельце. Отдам ли? А? Отдам ли? Никогда в жизни. Что ты скажешь о пятидесяти монетах? Это становится интересным, но сотня фунтов еще интереснее. Ведь на сотню фунтов хватит пива, чтобы утопить всю эту старую калошу. Но кто же это на всем свете предложит мне сто фунтов? Я бы хотел посмотреть на него одним глазком. Хочешь знать, для чего мне это нужно? Ладно, я так и быть, шепну тебе на ушко. Мне только нужно послать его к черту в пекло. Верно, Киллени-бой, именно так — о, конечно, я только очень вежливо предложил бы ему убраться туда, где ему не придется зябнуть.

Любовь Майкла к баталеру была так глубока, что переходила в какое-то помешательство. Каково было отношение к нему баталера, лучше всего видно из разговора последнего с капитаном.

— Очевидно, сэр, он последовал за мной на пароход, — закончил Доутри свой малоправдоподобный рассказ. — Я этого и не подозревал. Я его видел на берегу, а затем увидел уже спящим у себя на койке. Но как он попал туда, сэр? Как он разыскал мою каюту? Предоставляю вам судить, сэр. Я считаю это чудом, прямо чудом.

— С помощником штурмана, дежурящего у сходней, — фыркнул капитан Дункан. — Точно я не знаю твоих штук, баталер. Тут чуда нет в помине. Тут самое простое воровство. Он последовал за тобой на пароход? Да этот пес попал на пароход совсем с другой стороны. Через иллюминатор, и не без посторонней помощи к тому же. Этот твой негр, иду на пари, приложил руку к этому делу. Но довольно толочь воду в ступе. Отдай собаку мне, и я никогда не напомню о кошке.

— Если вы действительно верите в то, что говорите, то, значит, вы хотите заняться укрывательством, — ответил Доутри, и его упрямо сдвинутые брови указывали на принятое решение. — Я, сэр, всего-навсего корабельный баталер, и мне не стыдно быть арестованным за кражу собаки. Но вам, сэр, капитану большого судна, как это вам покажется? Нет, сэр, гораздо благоразумнее сохранить эту собаку мне — собаку, которая пошла за мной на судно.

— Я дам за нее десять фунтов, — предложил капитан.

— Нет, это не пойдет, совсем не пойдет, сэр, ведь вы — капитан, — продолжал повторять баталер, мрачно покачивая головой. — Кроме того, я знаю, где найти в Сиднее великолепную ангорскую кошку. Ее хозяин уехал за город, и она ему больше не нужна. Было бы добрым делом, сэр, дать ей возможность вести правильный образ жизни на «Макамбо».

Новый трюк, которому Доутри обучил Майкла, так высоко поднял его в глазах капитана, что он предложил дать баталеру пятнадцать фунтов и «никогда не вспоминать о кошке». Сначала Доутри проделывал это в компании старшего механика и шортлендского плантатора. Только тогда, когда все пошло как по маслу, он дал публичное представление.

— Представьте себе, что вы полисмены или сыщики, — обратился Доутри к первому и третьему помощникам капитана, — а я совершил какое-то ужасное преступление. Теперь вообразите, что Киллени является для вас единственной уликой и вам удалось его поймать. Если он узнает своего хозяина — меня, конечно, — ваше дело в шляпе. Ведите его на веревке и ходите с ним по палубе, затем вернитесь, точно вы идете по улице, и когда он меня узнает, арестуйте меня. Но если он меня не узнает, вы не имеете права меня арестовать.

Помощники увели Майкла и через несколько минут вернулись обратно. Майкл, натягивая веревку, бежал впереди, отыскивая баталера.

— Что вы хотите за эту собаку? — спросил Доутри, когда они приблизились. Это был пароль, которому он обучил Майкла.

И Майкл, натягивая веревку, прошел мимо, даже не помахав хвостом и не удостоив его взглядом. Помощники остановились и подтянули Майкла к себе.

— Эта собака потеряла своего хозяина, — сказал первый помощник.

— Нам нужно его найти, — прибавил другой.

— Хорошая собака, сколько вы за нее хотите? — спросил Доутри, критически оглядывая Майкла. — Какого она нрава?

— Посмотрите сами, — был ответ.

Баталер протянул руку и хотел погладить Майкла, но ему пришлось быстро отдернуть ее, так как Майкл, ощетинившись, зарычал, оскалив зубы.

— Ничего, валяйте, он вас не тронет! — кричали восхищенные пассажиры.

Между тем Майкл чуть не вцепился в руку баталера, и тот едва успел отскочить от свирепо прыгнувшего на него пса.

— Держите его, — сердито закричал Доутри. — Подлая бестия! Мне его и даром не надо!

Они подтянули веревку, и Майкл, в пароксизме бешенства, скакал, натягивая ее, и злобно рычал, глядя на баталера.

— Ну как? Кто бы сказал, что он меня знает? — торжествовал баталер. — Сам я никогда этого трюка не видел, но много о нем слышал. В прежнее время браконьеры в Англии обучали ему своих собак. Ни один лесной сторож или контрабандист не мог поймать чужого браконьера при помощи его собаки — собака была нема.

Да, сказать вам, он много чего знает, этот пес. И английский язык тоже. Вот как раз дверь моей каюты открыта, и он может все что угодно принести оттуда — башмаки, туфли, шапку, полотенце, щетку для волос или табак. Ну, что хотите? Скажите только — и он принесет.

Пассажиры заговорили хором, выкрикивая разные предметы.

— Нет, вы должны выбрать что-нибудь одно, — сказал баталер.

— Туфли, — с общего одобрения сказал капитан Дункан.

— Одну или обе? — спросил Доутри.

— Обе.

— Сюда, Киллени! — наклоняясь к нему, начал Доутри и отскочил назад, потому что зубы Майкла щелкнули у самого его носа.

— Это я виноват, — оправдывал он Майкла. — Я не предупредил его, что та игра окончена. Теперь последите-ка за нами, посмотрите, сможете ли уловить, когда я ему подам какой-нибудь знак.

Никто ничего не увидел и не услышал, когда Майкл, с восторженным визгом, извиваясь всем телом, бросился к баталеру, ласкаясь и прижимаясь к любимым рукам, которым он только что угрожал, бешено лизал их и пытался подскочить к самому лицу и лизнуть его. Нелегко далось Майклу нервное и умственное напряжение, требуемое для того, чтобы разыграть ярость и угрожать своему любимому баталеру.

— Ему нужно прийти в себя после той игры, — объяснил Доутри, лаская Майкла. — Ну, Киллени,