говоря уже о том, что он, подобно Пассананте, по 70–80 раз повторяет слова
Еще чаще употребляется слово
В заключение нашего диагноза напомним, что хотя в молодости Лазаретти обнаруживал склонность к пьянству и кутежам, но потом, после происшедшей с ним перемены, он сделался высоконравственным и мог служить образцом святости, что главным образом и было причиной всеобщего уважения к нему. Кроме того, он до самой последней минуты горячо любил своих детей и жену, которой писал самые нежные письма и даже стихи. Между тем сумасшедшие, и в особенности мономаньяки, лишь в исключительных случаях сохраняют подобную привязанность к близким после потери рассудка; но зато у них редко проявляется и та страсть к писательству, какую мы замечаем в маттоидах.
К какой же категории психически больных людей следует причислить Лазаретти? По-моему, у него была промежуточная между маттоидом и мономаньяком форма мании величия, сопровождающаяся галлюцинациями. Душевные болезни бывают до того разнообразны, что установить для них строгую классификацию не всегда возможно.
С другой стороны, ловкость, с какой Лазаретти успокаивал сомнения своего покровителя, француза-мецената Дю Ваша (тем, например, что если новое учение приобретает мало сторонников, то это происходит по особой воле небес), находчивость при объяснении символического значения слов
Впрочем, эти способности всегда бывают сильно развиты у гениальных сумасшедших, а тем более в маттоидах, и отрицать это могут лишь люди, никогда не посещавшие больниц для умалишенных.
Вообще Лазаретти был безумец в полном смысле слова.
Нельзя не изумляться той предусмотрительности, какую обнаруживают сумасшедшие при исполнении своих замыслов, а также их замечательному умению притворяться и хитрить, особенно перед теми, кто внушает им страх или уважение, или же от кого они надеются получить какие- нибудь выгоды. Классический пример в таком роде представляет генерал Мале, который, будучи мономаньяком и находясь в доме умалишенных, без денег, без солдат, с помощью двух только союзников – священника и слуги – пытался свергнуть Наполеона, и в один прекрасный день это ему почти удалось: подделав приказы, он убил одного из министров, арестовал начальника полиции и обманул почти всех корпусных командиров, уверив их, что Наполеон умер. И это была не первая проделка его: еще в 1808 году он решил произвести восстание посредством фальшивого декрета от имени сената.
После этого уже не может показаться невероятным тот факт, что одному мономаньяку удалось поднять восстание тайпинов и в течение многих лет ловко руководить восставшими или что другой вдохновенный безумец поднял весь народ против деспотизма персидского шаха и вместе с тем пытался создать новую религию, заимствовав для нее все что есть лучшего в христианстве и мусульманстве. Наконец, разве безумец Гито не ухитрился лишить Северо-Американскую республику ее президента (см. Приложения) и разве та же участь не угрожала Италии по милости полуидиота Пассананте? Этот последний представляет любопытный экземпляр современного маттоида-революционера, и потому я займусь им подробно, так как для многих помешательство его еще остается сомнительным, и вообще этот вопрос не лишен интереса.
Среди родственников Пассананте нет ни больных, ни сумасшедших. В 29 лет он был ростом21/2 аршина и весил 128 фунтов, [166] т. е. на 35 фунтов [167] меньше среднего веса уроженцев Неаполя.
Голова у него почти субмикроцефала, окружность ее 535 миллиметров, поперечный диаметр – 148 миллиметров и продольный – 180, лицевой угол – 82°, высота лба 71 мм, ширина его – 155, вместимость черепа 1513 см3; черты лица напоминают отчасти монгола, отчасти кретина, глаза – маленькие, глубоко впавшие и расстояние между ними больше нормального, скулы – чрезвычайно выдавшиеся, борода – редкая. Зрачок малоподвижен, половые органы атрофированы, чем обусловливается почти полная anafrodisia; печень и селезенка, напротив, гипертрофированы, что служит причиной повышения температуры, колеблющейся от 38° до 37,8° под мышками, слабости пульса (хотя кривая пульса нормальна) и недостатка физической силы, которая меньше на правой стороне (68 кил.), чем на левой (72 кил.). Это последнее обстоятельство, зависящее, может быть, от давнишнего ожога правой руки, чрезвычайно важно в том отношении, что оно делало невероятным нанесение меткого удара ножом, особенно если принять во внимание плохое качество этого последнего и неудобство положения, в каком находился Пассананте во время покушения. Болевая чувствительность его была гораздо слабее обыкновенной. В тюрьме с ним случался бред, сопровождавшийся галлюцинациями.
Все эти признаки, несомненно, указывают на болезненное состояние как брюшной полости, так и центральной нервной системы. Последнее еще яснее видно из психиатрического исследования.
И в самом деле, только при поверхностном наблюдении душевное состояние и нравственные чувства Пассананте могли показаться нормальными. Так, он высказывал отвращение к преступлениям, жизнь вел безукоризненную, совершенно трезвую; будучи то горячим патриотом, то слишком уж рьяным католиком, он всегда, по-видимому, предпочитал благо других своему собственному, так что весьма естественно, если несведущие в психиатрии лица вначале сочли его мучеником зрелой идеи, выразителем и тайным орудием сильной антиправительственной партии, человеком, хотя и опасным с политической точки зрения, но по своим личным качествам заслуживающим уважения.
Но ошибочность такого мнения вскоре стала очевидной. Не говоря уже о бреде, который мог быть следствием заключения в тюрьму, многие признаки, и в особенности знакомство с его сочинениями, заставили предположить, что Пассананте – просто маттоид. Что же касается его бережливости и альтруизма, то эти качества скорее подтверждали такое предположение, чем опровергали его, потому что, как мы видели выше, они свойственны не только всем маттоидам, но нередко и прямо сумасшедшим, которые выказывают иногда бо′льшую привязанность к родине и человечеству, чем к своей семье или к себе самим. Из сочинений же Пассананте видно, что этот ревностный патриот и гуманный человек совершенно равнодушно и чуть ли не с удовольствием описывает драки, нередко сопровождавшиеся убийством, драки, происходившие между его земляками, когда иностранцы бросали им деньги в виде милостыни, и находит забавной возмутительную проделку каких-то озорников, которые утащили из сада одного бедняка любимое им вишневое деревцо и, оборвав с него все ягоды, принесли обратно. Наконец, ненормальность Пассананте выразилась и в том, что после совершения преступления он остался совершенно спокойным посреди взбешенной толпы народа, готовой растерзать его на части, тогда как даже самые фанатичные из политических убийц, Орсини, Занд, Нобиллинг и др., выказывали в таких случаях сильное волнение и покушались на самоубийство.
Доказательством психического расстройства служит и сам мотив преступления. Пассананте был уволен с работы за свои политические бредни, затем он был арестован как бродяга и вдобавок еще избит солдатами. Потеряв надежду удовлетворить свое громадное тщеславие, чувствуя отвращение к жизни и в то же время не имея мужества убить себя, он решил последовать примеру «героев», похвалы которым слышал в своем кругу (хотя сам всегда относился к ним недоброжелательно), главным образом для того, чтобы этим способом покончить все счеты с жизнью.
Тотчас же после того, как его арестовали, он сказал следователю: «Меня обидели хозяева, где я служил, жизнь мне опротивела, и я совершил покушение на короля с целью погубить самого себя». То же повторил он и судье Азаритти: «Я покушался на жизнь короля в полной уверенности, что меня за это убьют». И действительно, еще за два дня до преступления он беспокоился только о том, что его прогнали с места, совсем не помышляя, по-видимому, о цареубийстве, но на предварительном допросе старался усилить свою вину напоминанием о давно уже забытом написанном им воззвании, где говорилось:
