скрупулезно, эффективно и справедливо, чем большая часть Европы, не говоря уже о России. Но, как и в других бюрократических империях, поддержание эффективности бюрократии из поколения в поколение было очень затруднено, учитывая допотопные коммуникации, большие расстояния и отсутствие в то время нынешних средств контроля за государственными чиновниками - свободной прессы или действительно независимого законодательства. Очень многое зависело от способностей правителя, оказавшегося у власти по наследственному принципу, в то время как память о золотом веке препятствовала проведению реформ.
В первые века своего существования османское государство по большей части представляло собой механизм для ведения войны и получения с ее помощью трофеев, земель и доходов. Успех узаконил правительство, связал воедино правителя и провинциальную элиту и обогатил их. Но уже в 1600 году время трофеев и территориальной экспансии почти закончилось. Государству теперь приходилось финансировать свою военную машину полностью из своего кармана. Ему также требовались теперь новые средства, чтобы поддерживать лояльность провинциальной элиты.
Способы ведения войны, на беду Османской империи, также изменились. Ядро современной армии теперь составляла профессиональная, дисциплинированная и дорогая пехота, в то время как кавалерия сипагов совершенно утратила свое значение. Поскольку сипаги были не просто солдатами, но еще и ключевыми фигурами сельской полиции и стражами порядка, этот вопрос оказался очень серьезным. В Европе дворянская конница тоже утратила свое значение, но она смогла трансформироваться в офицеров королевских армий, привнеся мощную материальную и эмоциональную взаимосвязь в союз между правителем и провинциальным классом землевладельцев, который являлся основой государства как в России восемнадцатого века, так и повсюду в Европе. Османам же не удалось создать такой стабильный и плодотворный альянс между центром и провинциальной элитой, отчасти потому что эта провинциальная элита не была хорошо укоренившейся, наследственной земельной аристократией. Ее владение собственностью было очень неустойчивым. Сыновья османской провинциальной знати не становились лояльными и эффективными слугами государственной военной власти. Вместо этого, если им удавалось выжить в местнической борьбе за власть, они становились автономными военачальниками, обычно признающими легитимность султанской власти, но ничего не предпринимающими для увеличения ее эффективности. Между тем рост количества необходимых для ведения современной войны пехотных соединений невыносимо обременял государственную казну. Чтобы выжить, гарнизоны, которым не выплачивались деньги, были вынуждены устраиваться на гражданскую службу или заниматься разбоем, представляя серьезнейшую угрозу общественному порядку и государственной власти. Почти постоянно провинциальная политическая жизнь становилась ареной битвы за должности как между находящимися «в подвешенном состоянии» гарнизонными войсками и теми или иными представителями местной знати, так и внутри этих групп.
К тому времени как Мекка и Медина пали к ногам османов в начале шестнадцатого века, ислам уже существовал почти тысячу лет. Следовательно, он уже успел пустить глубокие корни. Он также впитал в себя высокую домусульманскую культуру. Исламские ценности и взгляд на мир пронизывали каждый аспект жизни региона и определяли его богатую культуру. Сохранение религии и соответствующего образа жизни было высшим идеалом как правителя, так и подданного. Ассимилировавшись в высокой исламской культуре и став ведущей исламской державой, османы уже не так легко могли усваивать и внедрять европейские новшества, главным образом потому, что многие из них? безусловно, должны были войти в противоречие с основными исламскими верованиями и ценностями. Подобное заимствование еще больше осложнялось тем? что ислам до известной степени противопоставлял себя христианскому Западу,
Конфронтация с Сефевидами из шиитского Ирана, начавшаяся в шестнадцатом веке, и еще более опасное шиитское диссидентство, широко распространившееся по империи, также стимулировали необходимость для империи идентифицировать себя с традиционным суннитским исламом и относиться с подозрением к любым отклонениям от нормы. «Идеологическая необходимость изображать Сефевидов как 'неверных' естественно порождала необходимость изображать османских султанов как правоверных ортодоксальных мусульман, единственных защитников настоящей ортодоксии от ереси. Такая необходимость возникла в то время, когда в интеллектуальной жизни империи стали господствовать улемы, и в результате притязания османов на легитимность были сформулированы заново языком ортодоксального канонического ислама».
Улемы - мусульманские богословы и законоведы. В средние века и позже в их ведении находились мусульманские религиозные учреждения, школа, право, суд. В большинстве стран Ближнего и Среднего Востока они сохраняют значительное влияние до сих пор.
В бесконечных неудачах Османской империи при соперничестве с Россией повинны также крайне напряженные отношения центральной власти с региональными элитами, В пятнадцатом и шестнадцатом веках Константинополь старался жестко контролировать провинции - по крайней мере настолько, насколько это позволяли расстояния и допотопные коммуникации. По сравнению со своими современниками - христианскими монархами, султаны вполне успешно вытягивали солдат, провиант и деньги из своих подданных. Их фискальная и административная система была в те времена упорядоченной, предсказуемой и относительно умеренной в требованиях, что усиливало ее легитимность в глазах народных масс. Есть веские основания думать, что христианские крестьяне на Балканах предпочитали мир и порядок первых двух веков османского правления предшествовавшим ему войнам и междоусобицам христианских князей и знати. Кроме того, по сравнению с феодальными христианскими королевствами, османский режим контролировал местную элиту и ограничивал поборы, которыми та облагала крестьян. В противоположность европейским аристократам османская кавалерия (сипаги) не имела юридической власти над крестьянством на «своей» земле. В любом случае земля не была их собственностью в европейском смысле слова, поскольку сипаги владели различными имениями на протяжении своей жизни и не могли пустить там глубокие корни и тем более - передать землю по наследству. Жесткая регуляция повинностей и пошлин, налагаемых на крестьянство, не говоря уже о независимом государственном судействе, бьли характерными признаками Османской империи начала шестнадцатого века, которые Габсбурги еще не усвоили в 1750 году, а Николай I только пытался ввести в России в середине девятнадцатого века.
К сожалению, к 1800 году эти признаки исчезли и из Османской империи. Поддерживать на протяжении жизни нескольких поколений сложную бюрократическую машину османского государства оказалось делом весьма затруднительным, как это было с даже большей и еще более изощренной бюрократической машиной имперского Китая, Русский альянс царя и владельцев крепостных был менее продуманным и справедливым, но в конечном итоге более крепким. В большей части османских провинций в середине восемнадцатого века возможности центральной власти применять силу или собирать налоги были уже очень ограниченными, если существовали вообще. Местная знать сама собирала налоги и имела даже небольшие армии, чтобы удерживать в повиновении данников. К концу века сбор налогов превратился в пожизненное и зачастую передаваемое по наследству занятие. Губернаторы, назначаемые из центра, могли быть отвергнуты местной знатью. Даже если их принимали хорошо, у них все равно не было лояльных войск и других средств обеспечить повиновение. Османские гарнизоны задолго до этого утвердили свою автономность и изыскали на местах средства получать свое жалование, которым их не мог обеспечить султан. Поскольку сроки пребывания на губернаторском посту были очень коротки, а взятки, даваемые за это назначение, непомерно велики, основной заботой правителей канцелярий было получить хорошие проценты от своих инвестиций. Иногда, впрочем, местное население жило довольно неплохо под властью местной знати. Порой оно даже предпочитало в конечном счете необременительное османское правление более эффективным сборщикам налогов из Венеции или Египта девятнадцатого века.
После 1600 года способность центра навязывать свою волю этим группам уменьшалась еще и благодаря
