армия высадились в Смирне (Измире), где большая греческая община региона приветствовала ее как свою освободительницу. В этих условиях убийства, разорение или по крайней мере терроризирование местного турецкого населения были неизбежны, турецкие элиты Анатолии легко мобилизовались против своих исконных врагов, намеревавшихся аннексировать и разделить их родину. Местная аристократия помогла мобилизовать крестьянство, Для турецких и курдских масс война была объявлена борьбой за ислам и за свою деревню против жестоких захватчиков-безбожников. Не было никакого заигрывания с республиканскими идеями - напротив, нужно было вызволять султана из лап союзников.
Тем не менее война 1919-1922 годов в Анатолии заложила основы турецкого республиканского национального государства и его полного размежевания с империалистическим прошлым. У турецких элит были все причины порвать отношения с империей. Почти 150 лет подряд - вплоть до 1920 года - империя терпела поражение за поражением. Христианские меньшинства многонациональной империи захватывали лидирующие позиции в экономике, а христианские великие державы диктовали империи свою волю. Мечта Энвера10 об «обновленной империи» на Кавказе и в Средней Азии на базе пантюркизма оказалась во время Первой мировой войны опасной и дорогостоящей иллюзией. В 1919-1922 годах сам султан, этот ослепительный символ османского наследия, казалось, стал добровольным и рабски покорным инструментом в руках союзников, предназначенным для уничтожения Турции.
Реальные политические обстоятельства также предоставляли достаточно доводов в пользу того, чтобы турецкий национализм не связывал себя с империей. Благодаря неимоверной воинской доблести и тяжким усилиям турки едва-едва могли сохранить контроль над своей родиной, а британцы, французы и итальянцы сжав зубы с этим согласились. Ни ресурсы Турции, ни долготерпение союзников не позволили бы сделать ни одного следующего шага по восстановлению империи. Турецкий лидер войны за независимость Мустафа Кемаль (Ататюрк) был реалистом до мозга костей. Он был также опытным генералом, вполне способным определить реальное соотношение сил. В ответ на выступления Вудро Вильсона в защиту национального самоопределения он заявлял: «Бедняга Вильсон, он не понимал, что те границы, которые не могут быть защищены штыком, силой, честью и достоинством, не могут быть защищены вообще». Апелляция Ататюрка к знаменитому высказыванию Бисмарка о железе и крови11 была в тот момент полностью оправданна и реалистична в условиях Ближнего Востока 1919-1922 годов. Ататюрк намеревался ограничить турецкие экспансионистские поползновения той территорией, которую он мог захватить, защищать и удерживать. И под его ферулой турецкий республиканский национализм приобрел огромный престиж и легитимность, поскольку он выиграл войну за независимость и освободил исконно турецкую землю от христианских держав и греков. Полтора века поражений завершились впечатляющим успехом. Казалось, Турецкая Республика была благословлена свыше. Но она держалась также на потрясающей харизме своего основателя Кемаля Ататюрка, победившего британцев при Галлиполи в 1915 году и ставшего турецким Джорджем Вашингтоном.
Австрийская Республика возникла после военного поражения и не имела достаточной легитимности - уверенность большей части ее элиты в том, что маленькая Австрия сама по себе никогда не сможет добиться ничего значительного, сильно ослабляла ее. Широко распространилась ностальгия по империи. С севера манила альтернатива старой империи - Большая Германия. Совершенно иначе обстояло дело в республиканской Турции, Идеи пантюркизма окончательно дискредитировали себя и были отвергнуты. В воспоминаниях об Османской империи остались только «бесконечные поражения, отступления и страдания». По контрасту «национализм и национальное государство ассоциировались с успехом, победой и началом новой жизни». Империя отождествлялась с отсталостью и слабостью, национальное государство - с гордостью и приобщением к современности. Результатом этого оказалось «не простое отречение от империи, а резкий положительный сдвиг в сознании». Однако костяк нового республиканского государства в основном составили офицеры чиновники и другие профессионалы (в большинстве своем турки), обученные управлять государством в имперском стиле.
Бисмарк употребил эти слова в своем знаменитом обращении к депутатам прусского парламента в 1862 году «Великие проблемы эпохи решаются не выспренними речами и голосованием большинства, а железом и кровью».
В противоположность другим государствам, проигравшим Первую мировую войну, Турецкая Республика согласилась с территориальным status quo. В том единственном случае, где она имела территориальные амбиции за пределами собственной территории, а именно в северной сирийской провинции Александретта, Турция терпеливо выжидала, пока развитие событий не примет благоприятный характер, что и произошло в 1939 году, когда Франция сама передала Турции эту провинцию, чтобы заручиться ее поддержкой в приближающейся войне. Внутри страны республиканский режим по многим признакам оказался якобинским, а в чем-то даже большевистским. С прошлым было покончено. Монархия была упразднена, ислам отделен от государства, а традиционная система письменности заменена латинским алфавитом. Новой турецкой идентичности было предписано стать светской, подчеркнуто современной и опираться на разработанные государством доктрины турецкой истории, происхождения турецкой расы и достоинств турецкого языка. Хотя от ученых и политических деятелей требовалась почти сталинистская приверженность этим доктринам, взгляды Ататюрка на современность были исключительно западными: в противоположность советскому режиму они не предлагали универсальную альтернативу современного мира, а пропагандировали турецкую разновидность западного общества, опирающегося на средний класс и капиталистические взаимоотношения. Создание турецкой национальной буржуазии было объявлено главной задачей нового режима, и уцелевшие в войне остатки прежнего класса христианских и еврейских торговцев постепенно вытеснялись с турецкой земли. В частности, введенный в 1942 году налог на имущество был прямо направлен против предпринимательства, которым занимались национальные меньшинства, В результате многим предпринимателям-нетуркам пришлось уступить сбои позиции местной турецкой аристократии, имевшей хорошие связи с республиканским режимом.
Давление на маленькие немусульманские общины было частью националистического проекта по созданию монолитного турецкого государства. Меньшинства и этнические различия ослабляли старую империю и допустили иностранное вмешательство. Новая республика должна была избежать этой судьбы, В ней должна была сформироваться одна нация, говорящая на одном языке, получившая в государственных школах единое образование и культуру и воспитанная в духе лояльности республике. Многие мусульманские семьи, бежавшие в свое время в Анатолию с Балкан, Кавказа или из Крыма, приспособились к новому режиму без всяких трудностей. Они продолжали пользоваться родным языком в приватной обстановке, иногда сохраняли некоторый уровень отождествления с традициями своих предков, но не испытывали никаких колебаний по поводу своей основной турецкой идентичности.
Гораздо более сложная ситуация возникла с курдами, единственным многочисленным нетурецким коренным народом Анатолии. Республиканский режим проявил себя якобинским в полной мере, отказываясь признать отдельную историческую и культурную идентичность курдов. В глазах режима курды были отсталым и изолированным ответвлением турецкой расы, причем культура курдов, к сожалению, была во многом искажена столетиями персидского влияния. Турецкое государство вернет им настоящую турецкую идентичность, но в более современном цивилизованном виде. Многие курды в процессе ассимиляции, образования и урбанизации действительно стали современными турками. Значительная часть курдов была алеви, то есть религиозными диссидентами; они уделяли больше внимания религии, чем этническому происхождению, отождествляли себя со своими собратьями-алеви и делили с ними лояльность республиканскому режиму, С другой стороны, на отдаленном юго-востоке Анатолии в двадцатом веке возникло сильное чувство отдельной курдской идентичности - отчасти потому, что республиканский режим в период между двумя мировыми войнами не имел ресурсов и кадров для создания эффективной системы образования в этом регионе и не мог внедрить турецкие идентичность, мифы и язык в сознание местного населения. После 1950 года, когда государство оказалось способным запустить такую программу, чувство
