метрополии и запросами военных министерств. Время от времени они горько сетовали по поводу того, что электорат относится к конскрипции без особого энтузиазма. Португальская империя продержалась немного дольше, чем остальные (до второй половины двадцатого века), отчасти потому, что Португалия не была демократической страной и ее население, следовательно, не спрашивали, хочет ли оно платить налоги или видеть своих сыновей на имперской военной службе. Но при этом тяжкое бремя обороны империи сильно повлияло на приближение португальской революции 1974 года.
Здесь Россия 1988-1991 годов была кое в чем похожа и на Британию, и на Португалию. Когда власти попытались мобилизовать резервистов российского Северо-Кавказского военного округа для проведения миротворческих операций на имперских окраинах, резервисты не явились на призывные пункты, а государство оказалось слишком слабым, чтобы заставить их это сделать. Мощнейшие вспышки негодования россиян против методов правления Ельцина и близких ему элит были вызваны в основном требованиями почти всех групп населения направлять ресурсы на повышение народного благосостояния, а не (как им казалось) на субсидирование других республик и поддержание имперских амбиций сверхдержавы. В 1917 году свержение царизма произошло во многом благодаря народному возмущению против имперского бремени - в данном случае против гигантских затрат на ведение Первой мировой войны, причины и задачи которой были совершенно не понятны малограмотному народу. В 1991 году возмущение населения России непомерным имперским бременем также внесло большой вклад в распад Советского Союза.
Впрочем, сравнительная история тем и опасна, что сравнения порой могут завести слишком далеко. Развал и гибель Советского Союза были во многом необычным, даже уникальным явлением, не имеющим аналогов в сходных процессах других империй. Отчасти поэтому лишь очень немногим экспертам удалось предсказать его кончину. Многие империи рушатся прежде всего потому, что они потерпели тяжелое поражение или необратимо утратили свое могущество во время войны. Первое стало причиной гибели Османской империи и империи Габсбургов, второе - Британской и, даже в большей степени, французской и голландской империй в послевоенной Юго-Восточной Азии. Когда Андрей Амальрик сделал свое знаменитое предсказание о том, что Советский Союз не доживет до 1984 года, он частично основывал это предсказание на последствиях будущей войны с Китаем. В действительности, за исключением весьма ограниченного конфликта в Афганистане, война не являлась фактором коллапса Советского Союза. С другой стороны, что действительно играло здесь критичную роль, это то, что конец империи совпал по времени и в огромной степени затруднил демонтаж коммунистической политической и экономической системы. Тем не менее апелляции к трудностям переходного периода далеки от полного объяснения причин дезинтеграции Советского Союза, Между 1985 и 1991 годами случай, непонимание, роль отдельных личностей и стечения обстоятельств также были чрезвычайно важны.
Амальрик Андрей Алексеевич (1938-1980) - историк, публицист, драматург, общественный деятель. В советское время был активным участником диссидентского движения, неоднократно подвергался преследованиям, арестам и тюремному заключению. Автор знаменитого эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» (1969). В 1976 году эмигрировал из СССР. Погиб в 1980 году в автокатастрофе.
Как и при всех революциях, история в 1985-1991 годах получила значительное ускорение. На сцене неожиданно появились новые деятели и движения. Уставшие и сбитые с толку лидеры были уже не в состоянии осмысливать и тем более контролировать события. Любые действия порождали цепную реакцию совершенно непредвиденных последствий. В это время даже хорошо информированные наблюдатели затруднялись понять, что же происходит на самом деле, не говоря уже о том, чтобы предсказать будущее развитие ситуации. Впоследствии были предприняты ретроспективные попытки - порой даже с участием самих главных действующих лиц - как-то упорядочить эту хаотическую вереницу событий. Однако далеко не все эти разъяснения представляются убедительными. Хаос иногда дает более правдивую картину, чем кажущаяся ясность.
Во всем этом турбулентном вихре событий и личностей последних дней империи особняком стоит фигура Михаила Горбачева. В 1985 году радикальная реформа еще не казалась неизбежной. Если бы правящая геронтократия действительно была такой эгоистичной, какой ее часто изображали, очевидная необходимость перемен была бы задавлена мелкими краткосрочными личными интересами. Даже когда стратегия реформ была принята, она необязательно должна была идти по пути, предложенному Горбачевым. Помимо Москвы и ее сателлитов, двумя ведущими мировыми коммунистическими государствами в 1980-х годах были Китай и Югославия, и их руководство выбрало совершенно иные стратегии, чем Горбачев. Можно привести вполне убедительные доводы в пользу того, что Юрий Андропов, проживи он еще немного, избрал бы китайский путь постепенных экономических реформ, проводимых под авторитарным правлением коммунистической бюрократии. Существовали, однако, веские причины, по которым китайская стратегия могла и не прижиться в России. Крестьянство в славянских республиках было уничтожено Сталиным. Производство сельскохозяйственной продукции не могло существенно возрасти просто потому, что крестьянским хозяйствам была бы по китайскому образцу предоставлена свобода рук. Создание свободных экономических зон представлялось весьма затрудненным многонациональной природой советского населения и федеративной системой. К тому же, если бы центр ослабил свою хватку в периферийных регионах, экономическая автономия могла быть «неверно использована» для достижения националистических целей. У России не было диаспоры, подобной китайской, которая могла бы делать инвестиции в ее экономику, и, так как холодная воина все еще продолжалась, западные правительства в любом случае не допустили бы сколько-нибудь значительных инвестиций в экономику России., Утверждалось также (хотя это никогда не было доказано), что советская бюрократия на местах оказала бы любым переменам более жестокое сопротивление, чем китайская, и, следовательно, прежде чем начинать какие-то серьезные мероприятия по оздоровлению экономической ситуации в стране, необходимо было подорвать влияние бюрократии при помощи радикальных политических реформ. Тем не менее что-то похожее на китайскую стратегию, безусловно, могло быть опробовано в Советском Союзе, и едва ли эти начинания могли провалиться с таким треском, с каким провалилась экономическая политика, в действительности избранная Горбачевым.
Авторитарная экономическая реформа могла быть связана с попыткой более надежно укоренить режим в русском национализме. Стратегия Слободана Милошевича стала катастрофой для сербов, но до сих пор остается его большим личным успехом. Милошевич является единственным коммунистическим лидером Восточной и Центральной Европы, который удерживал власть на протяжении последнего десятилетия и сумел на своем посту обогатить себя и свою семью. Конечно, существовали веские причины, почему стратегия Милошевича не может сработать так «хорошо» в России. Сербскому националисту в Югославии гораздо проще было найти мишени для сербского националистического гнева, чем русскому националисту в России. Для этой роли прекрасно подходили албанцы, хорваты, федеральное правительство и многое другое. В любом случае политика в Югославии в течение многих лет была более открытой, чем в Советском Союзе, Население было более привычно к активному участию в политической жизни, а борьба между народами югославской федерации проходила значительно более оживленно. Русское население всегда проявляло известную инертность в политическом смысле, и по этой причине было бы гораздо труднее побудить русских националистов к сколько-нибудь активной политической борьбе, Б дополнение советский режим гораздо ближе подошел к кооптации национализма, чем югославский, где Тито уделял немало времени и проявлял достаточно изобретательности, чтобы удержать сербов от националистических выступлений. Впрочем, тот факт, что сербская или китайская стратегия могла оказаться не такой эффективной в российских условиях, еще не гарантировал, что она не будет опробована. Можно представить себе многих членов тогдашней советской политической элиты, которые хотели бы попытаться применить такую стратегию.
Милошевич Слободан (1941-2006) - югославский политический деятель. С 1989 года - президент Сербии и фактически лидер всей федерации. С 1997 года - президент Югославии. Поражение в нескольких
