российская дворянская элита и царский режим, сохранившие и укрепившие свою международную безопасность и престиж, не имели стимулов ввязываться в дестабилизирующие радикальные перемены. Но пока российские элиты почивали на лаврах, международная расстановка сил менялась не в пользу России вследствие неравномерного распространения индустриальной революции по Европе с запада на восток. Поражение в Крымской войне заставило российских правителей взглянуть правде в глаза, пробудило в высших классах реформистские настроения и позволило молодому поколению бюрократов-реформаторов, разочарованных в режиме Николая I, взять власть в свои руки. Это привело при Александре II к началу второго цикла модернизации сверху. Россия попыталась догнать Запад в эпоху индустриальной революции.
Бурбоны - королевская династия, занимавшая престол во Фракции в 1589-1792 и 1814-1830 годах, в Испании в 1700-1808, 1814-1868, 1874-1931 годах, в Королевстве обеих Сицилии (или Неаполитанском) в 1735-1805, 1814—1860 годах, в герцогстве Парма и Пьяченца в 1748-1802, 1847-1859 годах и периодически в некоторых других итальянских государствах.
Эта эпоха началась в 1850-х годах и закончилась в 1970-х. Победа Сталина над Германией в 1945 году в такой же мере символизировала успех этого цикла, как и победа Александра I над Наполеоном - успех первого цикла. Консервативный и все более геронтократический режим Брежнева имел много общего с режимом Николая I, в основе чего лежало сходное ощущение своего могущества и безопасности своего международного статуса. Полки шли парадным строем, ордена и медали сыпались на грудь правителей, а воспоминания о военных триумфах звучали в устах стареющего руководства, как заклинания,- все это очень похоже на то, как обстояло дело при Николае I. В последние два десятилетия некоторые западные историки пытались частично реабилитировать режим Николая I, особо подчеркивая те трудные условия, в которых ему приходилось править, и те часто разумные меры, которые он принимал, чтобы заложить основы для будущей российской модернизации. Было бы интересно посмотреть, смогут ли будущие историки хотя бы частично реабилитировать руководителей брежневской эпохи, показав, к примеру, что хотя бы кто-то из них представлял себе реальные опасности для существования советского режима лучше, чем их последователи. Так же как и при Николае I, молодое поколение правящей бюрократии при Брежневе с разочарованием следило за своими боссами-геронтократами, поскольку лучше понимало, что перемены в международной экономике необратимо сдвигают баланс сил не в пользу России, Время этих деятелей пришло при Горбачеве, когда был начат третий цикл модернизации, призванный доказать, что Советский Союз по- прежнему остается великой державой даже в эпоху микрочипов и компьютеров.
Многие параллели между проблемами царской и советской империй сразу бросаются в глаза. Чаще прочих упоминается сходство деспотических методов правления Сталина и Петра I, которые они использовали для мобилизации людей и ресурсов ради экономической модернизации и усиления военной мощи. Верное в некоторых отношениях, это сравнение, однако, игнорирует тот факт, что правление Петра способствовало открытости России для западных идей и иммигрантов, в то время как логика сталинской политики требовала создания автократического, монолитного общества, пронизанного ксенофобией и максимально закрытого для любого внешнего влияния. Ни в коем случае не было случайностью, что главными жертвами сталинского послевоенного террора стали старая интеллигенция с ее досоветской культурой и ассоциациями, предположительно космополитствующие евреи, элиты вновь аннексированных районов Прибалтики и Галиции и даже несчастные бывшие советские военнопленные, которым удалось хоть одним глазком посмотреть на «гитлеровский рай».
Более естественной выглядит параллель между эпохами Александра II и Михаила Горбачева - инициаторов соответственно второго и третьего циклов российской модернизации. Сходство этих эпох до известных пределов определяется похожей международной идеологической и экономической обстановкой, в которой приходилось действовать этим лидерам. В 1850-х и 1860-х годах основным европейским мировоззрением как в политике, так и в экономике был либерализм. В 1980-х годах неолиберализм Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер снова задавал тон, В обеих эпохах либеральные принципы ассоциировались с благосостоянием, прогрессом и силой.
Не случайно Александр II и Горбачев считались - по русским стандартам - либеральными модернизаторами. Главными элементами их реформ было стремление уважать правовые нормы, несравненно большая свобода слова и освобождение народного экономического потенциала от оков крепостничества и командной экономики. И Александр II, и Горбачев вскоре столкнулись с некоторыми проблемами, характерными для либеральных модернизаторов в условиях Российской и советской империй. Было гораздо проще разрешить критическим голосам подрывать законные интеллектуальные основы консервативного общества, чем заставить эти голоса замолчать, когда они, по мнению режима, заходили слишком далеко. Не прошло и десяти лет после смерти Николая 1, а немногочисленные, но влиятельные группы российской интеллигенции уже открыто призывали не только к свержению монархии, но и к отказу от частной собственности и отмене института брака. В свою очередь, вскоре после начала реформ Горбачев столкнулся с требованиями покончить с коммунизмом и уничтожить Советский Союз, И Александр II, и Горбачев испытывали потребность частичной интродукции капиталистических принципов, но ни один из них не чувствовал большого интереса или симпатии к либеральным экономическим ценностям, и оба опасались их отрицательного влияния на политическую стабильность: в результате оба лидера наложили суровые ограничения на развитие свободного рынка земли и труда. Политическая стабильность и до 1860-х, и в 1980-х годах частично зависела от способности авторитарного режима создать атмосферу страха, инерционности и общественного равнодушия к политике. Реформы сверху подрывали это положение и угрожали самому режиму прежде всего в нерусских западных пограничных землях, где правление государства было менее легитимным, чем в московском центре. Так, реформы Александра II сейчас же привели к восстанию в Польше. Неформальная советская империя в Восточной и Центральной Европе была гораздо больше, чем во времена царизма. Кроме того, к 1980-м годам нерусские народы Советского Союза были более грамотными и урбанизированными, чем в 1860-х годах, и, следовательно, более расположенными к национализму. Восстания, произошедшие в Восточной и Центральной Европе и в нерусских республиках Советского Союза после начала реформ Горбачева, сыграли критическую роль в распаде советской империи.
Если не зацикливаться на деталях и резких поворотах в русской и советской истории, можно проследить определенную последовательность в отношении государства к социальным элитам. Американский историк Эдвард Кинан, например, совершенно прав, когда проводит параллели между Московским государством шестнадцатого века и сталинским СССР. Оба режима пытались создать пронизанное ксенофобией, закрытое и монолитное общество, основанное на идеологической устойчивости, и беззастенчиво практиковали деспотические методы правления и жестокий террор в отношении своих социальных элит. Медленно при царизме и гораздо быстрее в советскую эпоху элитам удалось взять реванш, Царское дворянство к концу девятнадцатого века уже могло совершенно не беспокоиться о сохранности своей собственности и обладало практически полной личной безопасностью. Советская элита после смерти Сталина быстро забыла об ужасах террора и при Брежневе спокойно пользовалась всеми благами и преимуществами пребывания у власти. Модернизация и конкуренция с Западом в различной степени требовали открытости России для западных идей. Российская и советская элиты, таким образом, усваивали некоторые западные ценности и образ мыслей, Они также получали возможность для сравнений с Западом и из этих сравнений делали естественный вывод, что западные элиты были гораздо богаче и имели значительно больше возможностей, прав и свобод. Неудивительно, что обе российские элиты начинали испытывать законное чувство зависти. Большая часть политической истории России вертится вокруг усилий совместить западные либеральные принципы с самодержавными традициями управления. Возникшие при этом существенные затруднения сыграли важнейшую роль в крахе царской России. Каждому, кто знаком с проблемами поздней предреволюционной русской истории, становится ясно, что попытки Горбачева в короткий срок привить советской политике полностью чуждые ей западные принципы
