чистого ясного неба отчетливо вырисовываются две куполообразные вершины Сильи и зубчатый гребень Серро-де-Авила. Но к вечеру атмосфера сгущается; вершины гор скрываются в тучах, и гряды облаков ползут по вечнозеленым склонам, как бы разделяя их на отдельные ярусы. Мало-помалу ярусы сливаются, холодный воздух, спускающийся с Сильи, заполняет долину и превращает легкие облака в огромные клочковатые тучи. Они часто опускаются ниже Лагудайрского креста и движутся, касаясь земли, на Каракас к Пасторе и ближайшему кварталу Тринидад. При виде туманного неба мне казалось, что я нахожусь не в жарком поясе в одной из долин с умеренным климатом, а в глубине Германии в горах Гарца, поросших соснами и лиственницами. Но в разгар лета вы не увидите этой мрачной и печальной картины, этого контраста между утренней ясностью неба и туманным небом по вечерам. В июне и июле ночи светлые и прекрасные. Воздух почти постоянно сохраняет чистоту и прозрачность, какие характерны для плоскогорий и высокогорных слоев разной температуры. Только летом можно наслаждаться всей красотой ландшафта, который в конце января хорошо освещен лишь в течение нескольких дней».

Гумбольдт писал, что он обнаружил во многих каракасских семьях склонность к науке, знакомство с шедеврами французской и итальянской литературы, ярко выраженную любовь к музыке, которой здесь с успехом занимаются. Вместе с тем немецкий ученый отмечал отсутствие у местного общества интереса к естественным наукам.

Пребывание Гумбольдта и Бонплана в Венесуэле оставило глубокий след в памяти жителей этой страны, которые впервые в их лице встретились с подлинными учеными. Рассказы исследователей о научном прогрессе, их демократизм, свободолюбие, отрицательное отношение н рабству, всяческой тирании встречались с восторгом креолами, мечтавшими избавиться от испанского колониального владычества. Хорошо запомнил свою встречу с учеными и молодой мантуанец Симон Боливар. Ему не терпелось побывать в Европе, самому увидеть все то замечательное, о чем рассказывали эти два знаменитых чужестранца.

В 1799 году родственники Боливара, на попечении которых он находился, решили отправить его в Испанию, в Мадрид, подальше от беспокойного Каракаса. Молодой мантуанец должен был приобрести в столице Испании светский лоск и завершить свое образование. Это было тем более необходимо, что Родригес и Бельо больше заботились о его физическом и философском воспитании, чем о том, чтобы преподать ему элементарные правила грамматики или арифметики.

Путешествие не обошлось без приключений. Корабль, на котором находился Симон Боливар, стремясь избежать встречи с англичанами, воевавшими тогда с Испанией, вынужден был завернуть в мексиканский порт Веракрус. Воспользовавшись этим, Боливар посетил Мехико[7], столицу вице-королевства Новой Испании, славившуюся своими дворцами и памятниками древней культуры ацтеков. Вице-король, к которому у Боливара были рекомендательные письма, ласково принял юношу и пригласил его к столу. Во время трапезы речь зашла о французской революции. Вице-король спросил Боливара, что он думает об этом событии. Молодой человек, не смущаясь, стал восхвалять французский народ, казнивший Людовика Бурбона. Испанский вельможа был явно смущен. Он поспешил переменить тему.

Вскоре Боливар вновь тронулся в путь. Его корабль благополучно прибыл в Бильбао, древнюю столицу Басконии, родину первого Симона Боливара. Из Бильбао в почтовой карете молодой венесуэлец отправился в Мадрид, где дядя дон Эстебан Паласиос давно уже ожидал его.

Дон Эстебан находился в испанской столице по поручению покойной матери Боливара, которая после смерти мужа решила ходатайствовать перед королем о признании титулов маркиза и виконта, купленных дедом Симона. Такие дела при дворе тянулись годами, да и сам дон Эстебан не спешил с выполнением порученной ему миссии. И хотя мать Боливара давно уже умерла, дон Эстебан все еще оставался в Мадриде, весело прожигая жизнь. Действительно, зачем было спешить с признанием титулов и возвращаться в скучный провинциальный Каракас, когда можно было наслаждаться всеми благами жизни в отнюдь не пуританском Мадриде?

Дядя Боливара жил во дворце своего закадычного друга и земляка гвардейского офицера дона Мануэля Мальо. Красавец Мальо сделал не совсем обычную карьеру. Он числился в то время первым фаворитом испанской королевы Марии Луисы. Предшественником Мальо на этом своеобразном посту был другой гвардеец — Мануэль Годой, ставший благодаря покровительству Марии Луисы премьер-министром королевства, фельдмаршалом и принцем.

К креолу Мальо высший мадридский свет не особенно благоволил, и он был вынужден довольствоваться обществом своих соотечественников, проживавших в Мадриде. Особую симпатию Мальо проявлял к дону Эстебану, которому он выхлопотал место министра в счетном трибунале королевства. Во дворец к Мальо дон Эстебан и привез своего молодого племянника.

На первых порах Боливар с голевой окунулся в светскую жизнь Мадрида. Благодаря стараниям Мальо он был представлен ко двору и даже допущен к игре в мяч с наследным принцем доном Фердинандом, впоследствии королем Испании, смертельным врагом будущего Освободителя. То, что Боливар увидел и узнал о нравах королевского двора и королевской семьи, вряд ли могло укрепить его верноподданнические чувства по отношению к испанской короне. Боливар неоднократно был свидетелем любовных свиданий беззубой и дряхлой королевы Марии Луисы с красавцем Мальо.

В Мадриде все знали, что король и его семья находится во власти продажной и способной на всевозможные мерзости и низости камарильи.

— И эти люди вершат судьбами Испании и американских колоний! — с возмущением говорил Боливар дону Эстебану. — До каких пор мы будем терпеть их на своей шее?

Но дон Эстебан только пожимал плечами.

— Зачем принимать все так близко к сердцу, мой мальчик? Чем, собственно говоря, ты недоволен? Ты живешь при дворе, ты считаешься одним из богатейших наследников империи, скоро утвердят принадлежащие твоей семье титулы маркиза и виконта, и ты станешь грандом Испании. И кто знает, может, тебе улыбнется счастье и ты станешь со временем фаворитом королевы. Если же проявишь больше смекалки, чем мой приятель Мальо, то сможешь получить даже пост премьер-министра. Тогда наведешь порядок не только в Испании, но и в ее заморских владениях. Или ты думаешь преуспеть больше, следуя примеру нашего соотечественника Миранды, который вот уже двадцать лет как скитается по белому свету и грозит низвергнуть власть испанского короля в колониях? Веселясь в беспечном Мадриде, мой мальчик, ты куда большего достигнешь, чем тоскуя в респектабельном и чопорном Лондоне.

Эти разговоры кончались обычно тем, что вспыльчивый Боливар покидал своего дядюшку и подолгу не появлялся во дворце Мальо.

Боливар находил приют у маркиза Устариса, уроженца Каракаса, многие годы проживавшего в Мадриде.

Устарис был сторонником политики просвещенного абсолютизма и поклонником французских энциклопедистов, врагом иезуитов. В свое время он дружил с Флоридабланкой, Арандой, Ховельяносом — талантливыми министрами Карла III, реформы которых несколько оживили дряхлое тело испанского государства. Это Устарис добился через своих высокопоставленных друзей разрешения Гумбольдту и Бонплану посетить заморские владения Испании, в том числе Венесуэлу.

Маркиз с искренним радушием принимал молодого креола. Он познакомил Боливара со многими выдающимися людьми Испании — писателями и учеными, разрешил ему работать в своей библиотеке, где особенно богато были представлены произведения о французской революции. Здесь Боливар обрел надежное убежище от сутолоки дворца Мальо.