Любой другой на его месте, возможно, предался бы отчаянию, отошел от борьбы, занялся устройством своих личных дел или искал бы легкого утешения в вине и женщинах. Так поступали многие из людей его класса в подобных обстоятельствах.

Он мог уехать в Соединенные Штаты, во Францию или в Англию и переждать там, пока минует гроза и можно будет вернуться в Каракас, чтобы продолжать беспечно жить в одном из поместий, которые достались ему по наследству от отца и брата.

Но этот самый богатый мантуанец Венесуэлы меньше всего думал о личном благополучии, когда вспоминал постигшую его родину катастрофу. Поражение только озлило его, укрепило в нем решимость продолжить, и не только продолжить, но возглавить борьбу до победного конца за независимость Венесуэлы.

После того как Миранда попал в руки испанцев, пожалуй, никто лучше Боливара не был подготовлен для этой ответственной роли. Он был молод, энергичен, широко образован, знал иностранные языки, у него были влиятельные связи не только в Венесуэле, но и за рубежом — в Англии, США, Франции в даже в самой Испании, он состоял в родстве со многими богатыми семьями страны. Правда, его авторитет был подорван потерей крепости Пуэрто-Кабельо, но кто из патриотов мог похвастаться только успехами? Разве самый достойный из них — Франсиско де Миранда — не совершил серию трагических ошибок, жертвой которых стал он сам?

Нет, если Боливар и виновен перед своими соотечественниками в чем-либо, то он смоет свою вину кровью ее врагов. Испанцы и вся Венесуэла еще узнают, на что способен этот молодой креол. Враги еще не раз убедятся в том, что поражения только укрепляют его решительность и настойчивость.

Теперь не время заниматься самобичеванием. Необходимо немедленно собрать вокруг себя всех тех, кто желает продолжать борьбу. Пусть это будет всего горстка, но горстка подлинных бойцов. Он вернется с ними в Венесуэлу, вернется с оружием в руках, чтобы изгнать из Каракаса Монтеверде, истязающего патриотов, поверивших в его честное слово не мстить побежденным.

С этими мыслями Боливар высаживается на острове Кюрасао. Местные власти встречают его как заклятого врага английского короля. Они отнимают у него не только деньги, но и вещи. По-видимому, англичане сочли, что дело независимости испанских колоний с пленением испанцами Миранды окончательно погребено и поэтому нечего церемониться с его участниками. Но на этот раз Альбион просчитался.

Вскоре к Боливару на Кюрасао присоединились другие беглецы с Берега Твердой Земли.

— Не падайте духом, не унывайте, — воодушевлял он их. — Борьба только начинается. Монтеверде смог одержать победу над нами благодаря нашей нерешительности, неповоротливости, благодушию, отсутствию единства между провинциями, каждая из которых думала главным образом о себе и рассчитывала лишь на свои собственные силы. Я уверяю вас, что с тем же успехом, как и Монтеверде, который, начав кампанию с двумя сотнями солдат, за сорок пять дней одолел нас, мы, располагая примерно такими же силами, сможем справиться с ним, если проявим настойчивость и отвагу. Венесуэла снова в цепях, но над Новой Гранадой продолжает реять знамя свободы. Обратимся к гранадцам за содействием, они наши братья и протянут нам руку помощи.

Надежды Боливара на поддержку соседей были обоснованны. В Новой Гранаде большая часть населения состояла из белых — испанцев, креолов, среди которых преобладали ремесленники, свободные крестьяне. Здесь не существовало таких резко разграниченных социальных каст, как в Венесуэле. В 1810 году в этом вице-королевстве, как и в других американских колониях Испании, власть перешла к патриотам, которые вскоре образовали два лагеря. Сторонники унитарной системы правления получили большинство в провинции Кундинамарке. Они образовали свое правительство в Боготе во главе со знаменитым Антонио Нариньо, который к тому времени бежал из испанской тюрьмы и вернулся в Новую Гранаду.

Другие провинции отказались признать правительство Боготы, они высказались за федерацию и созвали свой Верховный конгресс Соединенных провинций Новой Гранады. Президентом конгресса, заседавшего в городе Тунха, был избран всеми уважаемый патриот Камило Торрес. Кроме того, в Картахене имелось свое провинциальное правительство.

Некоторые районы не приняли республику. На юге это был Пасто, граничащий с Эквадором, на севере — старая твердыня конкистадоров Панама с крепостью Порто-бельо и местности вокруг Картахены, другой мощной крепости, особенно провинция Санта-Марта. Здесь продолжали удерживать власть сторонники испанцев.

Патриоты Новой Гранады пытались подчинить себе эти области, но, подобно венесуэльцам, действовали нерешительно. Политическая раздробленность в Новой Гранаде мало способствовала укреплению сил патриотического лагеря. Местные власти часто отказывались выполнять распоряжения центрального правительства или принимать участие в мероприятиях, которые их непосредственно не касались, и только тогда проявляли активность, когда враг вплотную подходил к их границам.

Новогранадцы действовали изолированно не только друг от друга, но и от прочих областей Америки, свергнувших испанский гнет. В то время как испанцы были подчинены единому центру — Регентскому совету, координировавшему их деятельность, патриоты были разобщены. Лишь в результате тяжелых поражений противники колониального режима осознали необходимость объединить все свои силы для борьбы за независимость. Такова была та высокая цена, которую приходилось платить им за науку побеждать.

Наиболее тревожным участком для новогранадцев был пограничный с Эквадором район Пасто, откуда угрожал республике испанский генерал Аймерич. Против него выступили вооруженные отряды патриотов под командованием Нариньо, которому удалось потеснить Аймерича и заставить его отступить к городу Пасто. Нариньо был уверен, что овладеет им без боя. Он не знал, что жители Пасто, приведенные контрреволюционными священниками в состояние дикого фанатизма, решили насмерть сражаться за свой город. Когда ничего не подозревавший Нариньо во главе небольшого отряда приблизился к позициям противника, его встретили ураганным огнем. Солдаты Нариньо бежали, а сам он попал в плен и снова был выслан в Испанию, где на этот раз просидел в тюрьме вплоть до революции 1820 года.

Безуспешно развивались действия против испанцев и на севере, в провинции Картахена, которая находилась во вражеском окружении. Именно в Картахену направился из Кюрасао в ноябре 1812 года Боливар с несколькими друзьями. С ним были его дядя Хосе Феликс Рибас, испанские республиканцы Андрес Кортес Кампоманес и Николас Брисеньо, братья Монтилья…

В Картахене во главе местного правительства стоял патриот Мануэль Родригес Торрисес, облеченный диктаторскими полномочиями. Вооруженными силами командовал французский офицер Лябатют, приехавший в Америку вместе с Мирандой. Узнав, что Боливар участвовал в аресте Миранды, Лябатют отказался принять его в свою армию.

Только по настоянию Родригеса Торрисеса француз согласился использовать Боливара, назначив его командиром небольшого отряда в глухой деревушке Барранке на реке Магдалене, неподалеку от границы Венесуэлы. Здесь не предвиделось активных военных действий. Лябатют считал необходимым в первую очередь обезопасить Картахену от испанцев со стороны Санта-Марты, против которой он сосредоточил свои главные силы. Но у Боливара были иные планы. Он с готовностью принял предложенное ему назначение, надеясь превратить Барранку в базу для вторжения в Венесуэлу.

Перед отъездом в Барранку Боливар обратился с манифестом к правительству и народу Новой Гранады. Этот первый политический документ Боливара, как и последующие его прокламации, приказы, обращения, был написан с патриотическим пафосом, ясным и доступным для простых людей языком. В картахенском манифесте Боливар перечислял причины падения Венесуэльской республики и просил помочь освободить ее от тирана Монтеверде. Боливар раскритиковал деятельность Патриотической хунты в Каракасе, осуждал ее за медлительность, неповоротливость, нерешительность. Вместо того чтобы повести наступление на испанцев, укрепившихся на побережье Венесуэлы, хунта тратила энергию на выработку планов организации идеальной республики. Вместо того чтобы беспощадно карать заговорщиков, патриотические власти их щадили, отпуская на свободу под честное слово. Все это привело к тому, что